ааааааааааааааааааааааа

 

ЧАСТЬ I. ФАШИЗМ И ФАШИЗМЫ

 

Александр Тарасов

ФАШИЗМОВ МНОГО

 

И чем дальше, тем они все менее отличимы от лобычного капитализма╗

Вопреки тому, что нам постоянно внушают, просто фашизма, лфашизма вообще╗, не существует - как не сущенствует и лтоталитаризма вообще╗ (еще в 60-е гг. западные авторы доказали, что лконцепция тоталитаризма╗ Арендт- Фридриха-Бжезинского носит не научный, а пропагандистнский характер и фактами не подтверждается). Всегда сущенствовал (и сегодня существует) большой набор разных фашизмов, зачастую конкурентных друг другу - и даже враждебных, причем враждебных до такой степени, что стороннники одного фашизма норовят полностью истребить стороннников другого.

Так повелось еще с 30-х гг. XX в., когда казалось, что есть всего 3 варианта фашизма: нацизм, итальянский фашизм и франкизм. Эти три фашизма часто именуют лклассическинми╗, а все остальные считаются лнеклассическими╗. лКлассинческие╗ фашизмы имеют некоторые общие черты: все они - движения лсреднего класса╗, предъявляющего претензии на политическую власть - в ущерб традиционным элитам и в противодействие лсоциальным низам╗ (рабочим, крестьяннам), - причем движения массовые, создавшие собственную, отличную от традиционного консерватизма, идеологию и использующие революционные методы борьбы против левонго революционного лагеря. Но дальше начинаются резкие различия даже между лклассическими╗ фашизмами. Нацизм опирался на городской лсредний класс╗; строил иерархиченское технократическое военное индустриальное государство (в идеале - гигантский военный завод); поддерживался (и приводился к власти) промышленным капиталом; был оринентирован на языческую мистику и расовую чистоту; рассматривал свою лреволюцию╗ как эксперимент по ускореннной модернизации; ставил государство в подчинение партии. Итальянский фашизм опирался на сельский лсредний класс╗; строил патерналистское лкорпоративное государство╗; подндерживался (и приводился к власти) преимущественно сельнскохозяйственным крупным капиталом; был ориентирован на католицизм и внешний национализм (средиземноморнский империализм); рассматривал свою лреволюцию╗ как национально-превентивную - с целью недопущения лбольншевизации╗ Италии; ставил партию в подчинение государнству. Франкизм еще более откровенно опирался на сельский лсредний класс╗, чем итальянский фашизм, но также и на колониальные круги и военщину; поддерживался (и приводился к власти) феодальной элитой; строил патриархально-монархическое государство; был ориентирован на воинствующий (антимасонский) католицизм; рассматривал свою лреволюнцию╗ как радикальный способ вернуть Испанию к временнам средневековой мировой империи.

Сторонники разных фашизмов истребляли друг друга. В Австрии в феврале 1934 г. сначала к власти пришли стороннники итальянского фашизма - австрофашисты (хеймверовцы), но уже в июле нацисты организовали путч и убили каннцлера Э. Дольфуса, а кончилась борьба разгромом австро-фашизма и аншлюсом. В Венгрии сторонники итальянского фашизма - хунгаристы во главе с адмиралом Хорти - были в 1944 г. свергнуты венгерскими нацистами - нилашистами во главе с Салаши. В Румынии противоборство между сторонниками итальянского фашизма и нацизма - лзеленорубашечниками╗, лжелезногвардейцами╗, Антонеску и Хорией Симой - вылилось во взаимный массовый тернрор и форменную гражданскую войну.

После Второй мировой войны правящие элиты уже ни разу не повторили своей довоенной ошибки - не сделали ставку в борьбе с социальной революцией на движения лклассического╗ фашизма: оказалось, что эти экстремистнские движения лсреднего класса╗, придя к власти, легко вынходят из-под контроля. Поэтому все послевоенные фашистские режимы (исключая франкистский, который, бюрокрантизировавшись, быстро утратил всякую связь с массовым движением) уже были лнеклассическими╗.

лНеклассические╗ фашизмы существовали еще до начанла Второй мировой войны. Скажем, португальский салазаровский фашизм был первым примером впоследствии оченьараспространенного военного фашизма, когда традиционные консервативные элиты руками армии устанавливают фашистскую власть, а затем уже сам режим начинает фашизацию общества, создавая лпод себя╗ фашистские партии и движенния. Искусственное происхождение такого фашизма опренделяет, как правило, его клерикальный, патриархальный, традиционный (а не революционный, как у нацистов) ханрактер. Во второй половине XX в. такие режимы десятками возникали в странах лтретьего мира╗.

Другими вариантами еще довоенного лнеклассического╗ фашизма были монархо-фашизм и крестьянский (бауэровский, кулацкий) фашизм, распространившиеся в странах Восточнной Европы (в том числе и в лимитрофах). Это также были фашистские движения (а затем и режимы) с очень огранинченной социальной базой, не сумевшие мобилизовать маснсы, а пришедшие к власти с помощью традиционных элит (хотя иногда и в результате государственных переворотов), испуганных лкрасной опасностью╗. Быстрое включение этих партий и режимов в орбиту итальянского и германского влиняния замаскировало их своеобразие, с одной стороны, и не дало им развиться в самостоятельное явление - с другой.

Во Франции до войны между собой конкурировало ненсколько разных фашизмов: французский вариант итальяннского (лфрансизм╗ и др.), французский вариант нацизма (Французская народная партия и др.), французский вариант франкизма (лкагуляры╗) и, наконец, оригинальный аристонкратически-элитарный фашизм лАксьон франсэз╗, близкий к монархо-фашизму.

После II Мировой войны лнеклассический╗ фашизм был представлен в основном режимами лзависимого╗ фашизма, или, по другой терминологии - лнаведенного╗ фашизма (именется в виду - наведенного извне, из-за границы). Как пранвило, это были ультраправые режимы в странах лтретьего мира╗, установленные путем военных переворотов (военный фашизм) по указанию и на деньги стран лпервого мира╗, занпадных демократий (чаще всего - Вашингтона). Непосреднственной причиной создания таких режимов служила либо необходимость свергнуть какое-то уже существующее левое (или просто антиамериканское) правительство (в Бразилии, Гватемале, Чили и т.п.) либо не допустить прихода левых к власти.

Поскольку лзависимый╗ фашизм зависел от лдемократинческой метрополии╗, то часто при фашистских режимах соблюдался в той или иной степени лдемократический деконрум╗: существовали парламент, многопартийная система, проводились лвыборы╗. Разумеется, это была в большей или меньшей степени бутафория (в Парагвае при Стресснере вопрос лсожительства╗ фашизма с демократией решался просто и изящно: в стране всегда действовало военное полонжение, за исключением одного дня - дня выборов).

Специально для облегчения создания режимов лзависинмого╗ фашизма в силовых структурах стран лтретьего мира╗ активно насаждалась фашистская идеология. Армия, полинция и спецслужбы превращались в некое подобие фашистснких партий без самих партий. Задним числом, уже после воненного переворота, выяснилось, что убежденных фашистов в чилийской армии было гораздо больше, чем во всех лгражнданских╗ фашистских организациях в Чили. То же самое выяснилось задним числом в отношении бразильской понлиции и военной контрразведки.

лЗависимый╗ фашизм перебрасывал мостик к праволиберальным режимам, движениям и доктринам, лразмывая╗ понятие фашизма и делая его лболее приемлемым╗ для линбералов. Так, режим Сомосы, насажденный в Никарагуа сенвероамериканцами, идеологически ориентировался на европейский фашизм и даже помогал уругвайским фашистам готовить переворот - и в то же время выступал в качестве стратегического союзника США в регионе и формально нанходился в состоянии войны с лдержавами Оси╗.

В Европе первым режимом лзависимого╗ фашизма был послевоенный пробританский режим в Греции, где после освобождения страны от немецких войск началась гражданская война. Британские лейбористы клеймили Черчилля за поддержку в Греции лмонархо-фашистов╗ и лнацистских коллаборационистов╗, но, придя в 1945 г. к власти, сами поддержали тех же лмонархо-фашистов╗ и лнацистских колланборационистов╗.

Еще одним вариантом лнеклассического╗- фашизма явнляются лновые правые╗, возникшие в конце 60-х гг. (первонначально во Франции в виде группы лГРЕСЕ╗). лНовые пранвые╗ использовали опыт так называемого двубортного фаншизма - европейского респектабельного парламентского фашизма, соединявшего фашистскую идеологию с право-консервативной практикой в условиях парламентской демонкратии. лНовые правые╗ решили обновить фашистскую теонрию за счет отказа от примитивного расизма, примитивного универсализма и социальной демагогии. Они заменили преднставление о расовом превосходстве представлением о несовместимости разных рас, признали ценность меньшинств (национальных и сексуальных) и вопросов экологии, сфорнмулировали по сути постмодернистскую точку зрения на историю и цивилизацию и сделали фашистскую доктрину фактически неотличимой от доктрины неолиберализма в духе Хайека и Мизеса. Политически взгляды лновых правых╗ совпали со взглядами практиков неолиберализма эпохи рейганомики и тэтчеризма. Не случайно режим Пиночета (режим лзависимого фашизма╗) характеризуется также как режим лвоенного тэтчеризма╗. Даже основополагающие взглянды, публично высказывавшиеся Тэтчер и Пиночетом, часто оказывались идентичными (например, и тот, и другая отканзывались признавать существование общества - что являнлось, на самом деле, всего лишь повторением доктрины итальянского фашизма). Именно партии и движения, соединявншие идеи лновых правых╗ с неолиберализмом, добивались в последнее время больших успехов на выборах в Западной Европе: Национальный фронт Ж.-М. Ле Пена во Франции, партия П.Фонтейна в Нидерландах, Партия свободы Й.Хайдера в Австрии и т.д. (показательно, кстати, что Партия свонбоды входит в Либеральный Интернационал!).

Фашизмы как набор близкородственных общественных феноменов прекрасно уживаются с любым цветом кожи и любой религией. Лидеры НСПАД были германскими язычнниками, но официальная программа партии (л25 пунктов╗) выступала за лпозитивное╗ (то есть не разделенное на церкви, экуменическое) христианство, а большинство членов НСДАП было протестантами и католиками; итальянские, испанские, латиноамериканские фашизмы носили подчернкнуто католический характер; греческий и румынские фаншизмы были воинствующе православными; гаитянский фаншизм Дювалье были вудуистским; японские фашисты, как правило, синтоисты; существуют мусульманские, индуистнские (вишнуистские), иудаистские, буддистские (на Шри-Ланке) фашистские организации. Правда, пока еще не было v атеистических фашистских движений.

Фашизм не идентичен белому расизму, как видно из опыта Гаити, режима Мобуту в Заире и совершенно фашистской по идеологии ФНЛА Холдена Роберто в Анголе. Тем более необязательным является антисемитизм (фашистские режинмы в Центральной Америке были произраильскими, не говоря уже о собственно еврейских фашистских организацинях, таких как движение лКах╗ или лКахане хай╗). Но любому фашизму обязательно присущи установки на воинствующий антикоммунизм; милитаризм (в узком смысле, то есть на воснхваление армии и армейских порядков и перенесение их в гражданскую жизнь); воинствующие ксенофобия, расизм, нанционализм (то есть такие, которые активно направлены пронтив кого-то: иммигрантов в современной Европе, черноконжих в США или ЮАР, индейцев в Гватемале и Чили, таминлов на Шри-Ланке и т.п.); теоретический элитаризм (то есть отрицание принципа всеобщего равенства); обывательский культурный примитивизм (то есть неприятие культуры во всей ее сложности и полноте - и особенно наиболее интеллектуально сложных ее проявлений).

аааааааааааааааааааааааааааааааааааааа

аа

Джордж Л. Моссе

ВОЗНИКНОВЕНИЕ ФАШИЗМА

 

В нашем столетии оставили свои следы в Европе два революционных движения: та революция, которая первонанчально возникла на базе марксизма, и фашистская революнция. Историки и политологи десятилетиями занимались разнличными видами марксизма, пренебрегая фашистским двинжением. Причина этого кажется очевидной. Война и выдвинжение на первый план Германии в рамках этой революции скрывали то значение, которое она имела для всей Европы. По этой же причине мы в своем анализе фашизма не огранинчимся одной Германией, а уделим внимание также истории других стран, так как в 30-х годах не было ни одной страны, не имевшей собственной фашистской партии, и в 1936 году создание фашистской Европы казалось возможным, хотя Гернмания еще не могла играть роль гегемона в этом движении. Хотя Италия была важным образцом и даже пыталась, пусть и безуспешно, создать фашистский Интернационал, у национнальных фашистских партий были свои стимулы и им надо было решать свои собственные проблемы. Однако если мы занхотим приблизиться к сути фашистской революции, мы должнны проанализировать ее в европейском масштабе, с учетом оснновных уклонов, но сначала попытаться выяснить, что было общим для этих движений. Хотя у фашизма не было одного общего основателя, повсюду в Европе он возникал в результате одних и тех же проблем и предлагал одинаковые решения.

Фашизм - хотя это слово тогда еще не было в употребленнии - начался с нападок на позитивизм и либерализм в коннце XIX века. Это был общеевропейский феномен, и применров более чем достаточно. В Италии, например, Д'Аннунцио восхвалял инстинкты человека: лНикогда мир не был столь жесток╗.

Творчество этих людей отражало основной парадокс пронмышленного общества: с одной стороны, человек вроде бы терял свою индивидуальность, а с другой, хотел бы снова ее обрести. Появление человека массы сопровождалось чувнством, что буржуазная эпоха достигла своей высшей точки в конформизме, тогда как личные связи, на которых основывались буржуазная мораль и безопасность, превратились в ничто. Настроение многих интеллигентов и молодежи были революционными и подстегивались желанием освонбодиться от пут системы, которая зашла в такой тупик. Мнонго писали об этом бунте, который нашел свое наиболее яркое отражение в экспрессионизме, но до сих пор лишь изредка осознавали, что фашизм возник из того же самого духа мятежа.

И действительно, как фашизм, так и экспрессионизм стремились восстановить лцельного человека╗, преодолеть распад общества на атомы и взаимное отчуждение людей; оба они стремились восстановить индивидуальность, обрантив взгляд человека вовнутрь, на инстинкты, на душу, а не на решение внешних проблем в том позитивистском и прагматическом смысле, который так ценило буржуазное общенство. Тот факт, что фашизм ощущал свое родство с экспреснсионистским искусством и литературой, не должен удивлять сам по себе, равно как и тот факт, что значительная часть национал-социалистов пыталась перетянуть экспрессионинстское искусство и литературу на свою сторону.

Ключ к фашизму - не только в мятеже, но и в его усминрении, так как проблема, стоявшая перед фашистскими вожндями, заключалась в том, чтобы извлечь выгоду из такого отношения к обществу и обуздать тот хаос, который может в результате возникнуть. Как подчинить все новые восторги, к которым призывал Д'Аннунцио, или инстинктивность Ницше и направить их по политически эффективным кананлам? Тем, что фашизм сумел дать ответ на этот трудный вопнрос и подавить широко распространенные настроения лконца века╗, объясняется, в значительной степени, его позднейший успех.

аКак Жорж Сорель, так и Гюстав Лебон уже предлагали решения, так как еще в 90-х годах XIX века они интересовались теми же проблемами. Политическое движение должно строниться на инстинктах человека, а стоящие надо всеми вожди должны использовать эти инстинкты. Мир Сореля был явнной рационализацией глубочайших групповых чувств. По Лебону, политика должна строиться на иррациональности человека массы. Оба эти француза воспринимали концепцию человеческой природы, беря за предпосылку бунт лконца века╗, как лданность╗ и исходили из нее. Фашизм вырос на почве, которую подготовили Сорель и Лебон: он не только заимствовал у них взгляд на суть человека, но и содержание, которое они в нее вкладывали, а также их рекомендации. Гюстав Лебон верил в консерватизм масс, которые упрямо дернжатся за традиционные представления. Он советовал взынвать к этому иррациональному консерватизму, что должно сочетаться с лмагическим╗ влиянием вождя на массы. Таким образом можно вовлечь человека массы в массовое политинческое движение, обуздав его тягу к хаосу, и сориентировать его на позитивные акции.

Лебон дает самое удивительное описание того, как можнно обуздать мятеж. Консерватизм масс использовался фаншизмом как инстинкт для возрождения национальных трандиций, личных связей, семьи, разрушаемых современным обществом. Этот консерватизм был тесно связан со стремнлением покончить с отчуждением и примкнуть к определеннной группе, но эта группа должна быть традиционной и вынступать за возрождение традиционной морали. Гитлер, нанпример, считал необходимыми массовые движения, потому что они позволяют человеку оторваться от своего рабочего места, где он чувствует себя маленьким, и сразу же оказатьнся в окружении лтысяч и тысяч людей со сходными убежденниями╗¹. С отчуждением должно быть покончено, но исхондя из той предпосылки, что человек иррационален и коннсервативен. Аналогичным образом в Италии исторически сосредоточенный национализм должен был привести к лнанциональному согласию╗.

Однако, усмирение мятежа всегда сочеталось с активизнмом, а этот вид консерватизма неизбежно шел рука об руку с революцией. Как Гитлер, так и Муссолини испытывали аннтипатию к составлению партийных программ, к лдогматизнму╗. Фашизм больше делал упор на лдвижение╗, как Гитлер сам называл свою партию, а Муссолини долгое время преднпочитал футуризм Маринетти как художественную и литенратурную форму, выдвигающую на первый план движение и борьбу. Весь европейский фашизм создавал впечатление неонграниченного движения, непрерывного экстаза в смысле Ницше. Но в действительности этот активизм был значинтельно сужен упором на национализм, расизм и стремленинем к возрождению традиционной морали. Единственную разновидность фашизма, к которой это относится не полностью, мы встречаем во Франции. Там Дриё Ла Рошель воснхвалял лпровизориум╗, представление, согласно которому вся существующая реальность может в один момент исчезннуть². Во всех прочих случаях реальность считалась лвечной╗, и активизм использовался для того, чтобы разрушить сущенствующий порядок, дабы могла восторжествовать вечная истина о народе или нации и тем самым восстановлена традиционная мораль.

Влияние Первой мировой войны уже породило этот ритм, который поставил массу на службу движению. Фронтовой лпорыв╗ превратился на родине в активизм. Для итальяннских лфаши╗, немецких CA и Железной Гвардии в Румынии послевоенное время было врагом, которого им, как ударным частям, предстояло уничтожить вождями этих формированний были, большей частью, бывшие офицеры-фронтовики: Рём, начальник штаба CA; Кодряну, основатель Железной Гвардии; Де Боно в Италии, Салаши в Венгрии - вот лишь несколько примеров. Но этот активизм обуздывался лмагиней╗ вождей, о которой много писал еще Лебон. С вернувншимся домой участниками войны сделать это было сравнинтельно просто, так как эти люди отчаянно нуждались в тованрищах и командирах, не только вследствие военных перенживаний, но и потому, что они чувствовали свою изоляцию в стране, не соответствующей их ожиданиям³.

лКультовый элемент╗ составлял центральный пункт этонго процесса обуздания; он направлял внимание на лвечные истины╗, которые никогда нельзя забывать. Важную роль играло также обрамление: балкон Палаццо Венециа, Каса Росса и окно новой Рейхсканцелярии Гитлера. Активизм был необходимым, энтузиазм - важным элементом, но они долнжны были быть направленными на вождя, который все ввондит в соответствующие лвечные╗ каналы.

Здесь следует упомянуть и литургическом элементе, так как лвечные истины╗ подписывались и усиливались постонянным повторением лозунгов, хоровой декламацией и симнволами. Эти технические приемы позволили обуздать ревонлюцию и превратили фашизм - даже такой, который опинрался на христианскую традицию - в новую религию со своними ритуалами, давно знакомыми по традиционным форнмам богослужения. Фашистские массовые собрания казались чем-то новым, но в действительности, как в техническом, так и в идеологическом плане заключали в себе, главным образом, традиционные элементы.ааааааааааааааааааааааааааааааааааааааааааааааа

Разумеется, это обуздание удавалось не всегда. Энтузиназм молодежи, который преобладал на первом этапе движенния, должен был позже смениться разочарованием. Италия, где фашизм продержался дольше всего, служит наилучшим примером этого, так как второе фашистское поколение уже было настроено критически. Молодые люди лпоколения 1935 года╗ хотели вернуться к началу движения, к его активизму и борьбе против отчуждения, короче: воплотить в жизнь фашистскую утопию. До 1936 года молодежь составляла двинжение сопротивления внутри итальянского фашизма, веруя, что, действительно, лнет у революции конца╗, что фашизм может достичь таких пределов, когда все станет возможным⁴. Она была ближе по настроению к французскому фашизму Дриё Ла Рошеля и Робера Бразильяка, чем к фашизму, нахондившемуся у власти. Сходные симптомы можно отметить и в развитии нацизма, но в Германии СС удалось вобрать в себя дух активизма. Если бы не война, Гитлер, возможно, имел бы неприятности с СС, где меньше занимались идеологией, а воспитывали силу воли, которая проявлялась в голом нансилии и жестокостях. Но за исключением Италии фашизм нигде не имел возможность состариться; с учетом всех сонставляющих революции, легко представить себе, что это движение со временем пережило бы серьезный кризис.

Фашизм был молодым движением не только в том смыснле, что он просуществовал недолго: его сторонниками были молодые люди. Бунт лконца века╗ был бунтом молодежи против общества, а также против родителей и школы. Эта молодежь мечтала придать обществу новый смысл, а не вненсти в него лдушевный хаос╗. Это были молодые люди из буржуазных кругов, и на протяжении многих поколений их иннтересы направлялись, главным образом, на национальное единство, а не на социальные и экономические изменения: они не видели их необходимости. Поэтому они были готовы к тому, чтобы их мятежные устремления направили в национнальные каналы, на пользу общества, которое в их глазах было лобщностью душ╗, а не искусственным образованием. Именно эта молодежь поставляла кадры для лфаши╗ и CA, Железной Гвардии и бельгийских рексистов. Вернувшись с войны, они хотели сохранить окопное товарищество. Фаншизм дал им такую возможность. Здесь следует констатиронвать, что фашисты образовывали новые, не бюрократизированные группировки и, благодаря своему устремлению в лбесконечность╗ были динамичней соперничающих политических партий. И фашистские вожди были молоды: Муснсолини было 39 лет, когда он возглавил правительство, Гитнлеру 44, когда его назначили рейхсканцлером. Леону Дегрелю было немногим более тридцати, Примо де Ривера и Кодряну не было и тридцати.

Молодость символизировала энергию; к этому добавлянлась идеология. Фашистские герои и мученики умерли слишнком рано, чтобы попасть в пантеон, и символические изобнражения молодых людей выражали идеальный тип в художественной форме. Гитлер любил быструю езду на автомонбиле и полеты, Муссолини любил свой мотоцикл, но, когда они говорили о развитии, оба они подчеркивали незыбленмость основ общества. И, стараясь привлечь к себе буржуанзию, они обращались, по сути, только к старшему поколению, которое никогда не понимало устремления молодежи.

Традиционализм фашистского движения соответствовал основным буржуазным предрассудкам. Когда нацисты в 1933 году жгли книги, Ганс Науман заявил в своей речи, что, чем больше книг сожгут, тем лучше. Но закончил он свою речь восхвалением традиционных семейных связей и народного единства. О таком же традиционализме думал и Джузеппе Боттаи, когда он требовал лдуховного обновления╗, а Жан Дени, ведущий рексист, считал, что без моральной революнции вообще невозможна никакая революция⁵. Некоторые виды фашизма связывали моральную революцию с традинционным христианством, например, бельгийские рексисты и румынская Железная Гвардия. Нацисты заменили религию расизмом, но этика у них была общей с остальной буржуанзией.

Революция молодежи, мужественного активизма, закончилась как революция лдуха╗. Возобладала идеология. Обнщее мировоззрение сплачивает нацию, и оно должно быть _воплощено в жизнь. Мировоззрение восстанавливает донстоинство отдельного человека, потому что оно объединяет его с теми его современниками, чьи души функционируют аналогичным образом, потому что все они - части народа, расы или нации.

Речь здесь идет об органическом мировоззрении. Оно призвано понять человека в целом и тем самым покончить с его отчуждением. К такому взгляду на человека и его место в мире относится и принципиально новое определение политики. лПолитика, - писал итальянский фашист Боттаи, - это позиция по отношению к самой жизни╗⁶. Дословное повторение этого тезиса можно найти и а национал-социанлистической литературе. Вождь Железной Гвардии Хориа Сима резюмировал: лМы должны прекратить отделять дунховного человека от политического. Вся история - не что иное, как комментарий к духовной жизни╗⁷. Упор на этом означал, что на передний план выдвигалось культурное вынражение истинной общности как символ нового общества. То внимание, которое национал-социалисты уделяли искуснству и литературе, не было единичным явлением, так как для вождя фламандского фашизма Йориса ван Северена кульнтура была основой единства и координации. Типично, что ван Северен добавлял к этому, что предпосылка любой кульнтуры - наличие традиции⁸.

Упор на органическое единство творческого национальнного сообщества призван был преодолеть не только политинческие разногласия, но и классовые различия. Жорж Валуа, основатель французского фашизма, напоминал о том, как он еще до Первой мировой войны описывал разницу между его и марксистскими воззрениями. Марксизм делал ставку лишь на один класс, а он хотел использовать для нового обнщества и силу буржуазии⁹. Это заявление Валуа было проронческим, так как фашизм не только использовал силу буржуназии, но и действительно превратился в движение, произвенденная которым духовная революция, ставка на органиченского человека, связанного со своей землей, совпадали с пожеланиями буржуазии, по крайней мере, в большинстве занпадных стран. Примечательно, что бесклассовое общество всегда рассматривалось как иерархическое.

Фашизм верил в иерархию, но не в форме классов, а в форнме служения народу или нации, воплощенного в вожде. Занпадным (но не немецким) фашизмом был заимствован идеал объединенного государства без парламента с его враждующинми политическими партиями, а с рабочими и предпринимантелями, которые сидят за одним столом, правда, не как равноправные стороны: в данном случае предприниматель - лвождь╗. Хотя есть обширная фашистская литература о госнподстве, она, в конечном счете, второсортная. Если все люди одного народа обладают одним мифом, одной душой, то их участие в правлении может символизироваться одной лишь фигурой вождя, который воплощает общую суть всех этих людей в своей деятельности, в своей лгероической воле╗.

Фашизм действительно ставил своей целью социальную справедливость, но хотел достичь ее через нацию, через народ, а не через равноправие. Путь в политическую и социнальную иерархию был открыт всем, кто хотел служить наронду или нации. Но это означало конфликт со старыми госнподствующими кругами и замену старых людей новыми. Экономическая иерархия тоже была сохранена, но и в нее был внесен момент социальной справедливости: Муссолинни разработал для этой цели свое рабочее законодательство, и фашисты в других странах приняли аналогичные законы. Фашизм предлагал свой ллучший из миров╗: порядок и иерархия сохранялись, частная собственность тоже, и тем не менее проявлялась забота о социальной справедливости. Это опять-таки означало господство идеологии: окончание дунховного отчуждения как основа улучшения экономических г отношений.

Все эти нельзя отбросить как непоследовательное или непривлекательное для рабочих. Напомним, что некоторые фашистские течения действительно - и с успехом - делали попытки опереться на рабочих и крестьян, а не на буржуазию. Это относится особенно к тем странам, где рабочий класс и крестьянство еще не были заражены марксизмом. Примеры этого на Западе - Испания и Аргентина; то же можно сказать о Железной Гвардии и о венгерском рабочем, движении. Разумеется, буржуазия в этих странах не была столь сильна, как в других, но, если мы хотим объяснить привлекательность фашизма для рабочего класса, к этому добавляется еще один важный фактор. Впервые здесь вознникло движение, которое старалось привлечь эти части общества к участию в политике. В слаборазвитых странах упор на окончание отчуждения, на веру в органическое общество давал свои плоды, так как рабочие и крестьяне были полнонстью исключены из общества, так что чисто экономические соображения играли лишь второстепенную роль. Экономике фашисты действительно уделяли меньше всего внимания. Хосе Антонио Примо де Ривера, основатель испанской Фаланги, получившей очень большую поддержку в низших слоях, был убежден, что народом еще никогда не правил никто, кроме поэтов, а бельгийский фашист Леон Дегрель называл Гитлера, Муссолини и Кодряну лпоэтами революций╗. Преобладала мифическая стороны идеологии, лмагия╗; фашистская революция должна была признать лприоритет духовного╗¹⁰. Важен был не контроль над средствами производства, а только лновый человек╗, о котором говорили все фашисты. Снова он создавался человеческимиаруками и не только не осознавал свой прообраз, но и не поннимал тех людей, которые следовали тому же прообразу. Его действия заключались в том, что он не боялся участвовать в революции, благодаря которой общество будет преобразонвано согласно его пожеланиям. Эти пожелания ориентиронвались на единство с группой, на возрождение добродетенлей, подавляемых в современном мире. Гитлер постоянно подчеркивал: человек, имеющий мировоззрение, не должен бояться утверждать его как истину. Если он принадлежит к обществу, он должен дать волю в общем деле своим творчеснким инстинктам, своей воле к власти. Успех означает, что вся нация приняла участие в этих творческих усилиях и обнновилась. Искусство, литература и культура вообще имели большее значение, чем экономическое благосостояние. Фаншизм был революцией, которая выражалась в культурных, а не в экономических формулах.

Несмотря на поддержку рабочего класса в отсталых страннах, на Западе речь шла, прежде всего, о буржуазной ревонлюции. Буржуазия могла использовать эту революцию как клапан, чтобы выпустить пар своих разочарований и однонвременно сохранить порядок и собственность. Но, несмотнря на все, мы должны четко отличать фашизм от реакционнных режимов в Европе. Да, рексисты поддерживали бельнгийскую монархию, как и фламандские фашисты, но, ненсмотря на это, различия были велики. Реакция отвергала любую революцию, выступала за лстатус кво╗ и ее идеалом был лстарый режим╗. Она делала упор на иерархию, но речь шла при этом о традиционной иерархии с ее застывшими привилегиями. Понятно, что подобные режимы пресекали любой активизм и любое массовое движение. Кроме того, главным для них была территория, а лобщая душа╗ подданнных мало их интересовала. Подобные режимы не были заинтересованы и в том, чтобы лишенные прав люди прининмали участие в политике или чтобы было покончено с отнчуждением человека от общества. Все их усилия были нанправлены на то, чтобы люди, наоборот, держались в стороне от политики, чтобы традиционно господствующий слой сохранял свою власть. Культура была для них не важна, и они предоставляли художникам широкую свободу, лишь бы те не затрагивали монополию политической власти. Характернно в этом отношении описание одним современным истонриком режима Хорти: Хорти не позволял оппозиции перенчить своей воле, но не считал задачей правительства предписывать подданным все детали поведения и мышления и строго контролировать исполнение этих предписаний¹¹.

Так французские фашисты откололись от лАксьон Франсез╗, потому что эта организация была недостаточно ревонлюционной, что она доказала своим бездействием в феврале, 1934 года. Франко уничтожил фашистское движение, Фалангу, и установил диктатуру, сходную с режимом Хорти. Фашизм и реакция имели разные представления, поэтому их не следует путать друг с другом. А каковы были различия между разными национальны-; ми видами фашизма? Лучший пример - проблема расизма и антисемитизма. Ни тот, ни другой не были необходимыми компонентами фашизма и не являлись определяющими для тех групп движения, которые ориентировались на Италию. До 1936 года в Италии не было расизма. Фашисты в Бельгии и Нидерландах следовали примеру итальянских. Леон Дегрель резко отвергал любой расизм, что неудивительно в многонациональной стране. Какая раса лнастоящая╗, спрашинвал он: бельгийская, фламандская или валлонская? С фланмандской стороны газета лДе Даад╗ выступала против разжигания расовой ненависти и призывала всех лчестных евнреев╗ изгнать марксистов из своей страны¹².

Даже голландский национал-социализм под руководнством Антона Адриана Мюссерта сначала не писал расистснкие лозунги на своих знаменах и ничего не говорил о евреях: немецкие нацисты не поняли такую позицию. Французская фашистская группа и газета лЖе сюи парту╗ выражали антисемитские взгляды, но и они обвиняли немцев в преувенличении расовой проблемы и считали, что даже с таким чунжеродным народом, как евреи, можно иметь хорошие отноншения¹³. Ничуть не удивительно, что и Фаланга была в начале свободна от подобных взглядов, так как в Испании почти не было евреев. Однако и существование еврейских общин не следует слишком тесно связывать с фашистским антисемитизмом, так как в Бельгии и Нидерландах были большие еврейские общины. Но в этих странах единственным врагом считался марксизм, и все прочие соображения исключались. Однако и это объяснение недостаточно, так как евреев могли отождествлять здесь с марксистами столь же легко, как и в Германии.

Однако эта ситуация сохранялась недолго. В 1936 году и Муссолини стал приверженцем расизма и не только под немецким влиянием. С помощью расизма он пытался оживить свой устаревший фашизм и дать новый стимул молодежи, которая все больше разочаровывалась в его революции. Изнменившаяся позиция итальянцев в этом вопросе повлияла и на Фалангу, хотя с Испанией не было еврейской общины. Но и здесь это изменение позиции случайно совпало с другой необходимостью: стать более привлекательными для низших слоев. Как в Италии, так и в Испании антисемитизм помог придать движению новую динамику. Правда, Фаланнга отвергала любой светский расизм и опиралась вместо этого на воинственную католическую веру испанских крестоноснцев. И фашисты Освальда Мосли взяли на вооружение аннтисемитизм, когда поняли, что это делает их движение бонлее динамичным, придает ему боевитость и делает рекламу, когда они маршируют через населенный преимущественно евреями лондонский квартал Ист Энд.

Только в Центральной и Восточной Европе расизм изнанчально был неотъемлемой частью фашистской идеологии. Здесь жила масса евреев, притом в условиях типа гетто. В общем, это была четко отличимая часть населения, которая подвергалась нападкам и оскорблениям. Кроме того, в таких странах, как Румыния или Венгрия, евреи составляли средний класс, то сословие, которое занималось коммерченской деятельностью и эксплуатировало остальное население. Неудивительно, что Железная Гвардия, которая взывала к национализму крестьян, была антисемитской и расистской организацией, несмотря на свою христианскую ориентацию и первоначальное название лЛегион Михаила Архангела╗.

После Первой мировой войны масса восточно-европейснких евреев начала мигрировать в соседние страны, прежде всего, в Германию и Австрию. Рассказ Гитлера в лМайн Кампф╗ о том, как он реагировал на вид этих чужаков в Вене, можно считать типичным случаем. Ситуация в этой части Европы дала фашизму врага, из которого можно было сденлать символ тех сил, против которых надо бороться. Кроме того, в Восточной Европе борьба за национальное освобожндение была переплетена с романтикой и расизмом задолго до появления фашизма. Гитлер продолжил эту традицию и построил на ней свой леврейский вопрос╗. Но это привело к дальнейшему расхождению между национал-социализмом и западным фашизмом. Для Гитлера врагом был не туманнный марксизм, он воплощался для него физически в евреях. В соответствии с центрально-европейской традицией расово ориентированного национализма он мог придать врагу своего мировоззрения конкретный человеческий образ. Как ни один другой западный фашизм, немецкий фашизм вклюнчил в себя в результате массовый террор и массовое уничтонжение людей. Как в Германии, так и во время кратковременнного господства Железной Гвардии массовый террор и погромы были выражением активизма и направлялись против определенной группы людей, объявленных врагами.

Поэтому массовый террор нельзя считать признаком фаншизма на европейском уровне. В этом отношении Ханна Арендт заблуждается в своей книге лПроисхождение тоталинтаризма╗ и поэтому вынуждена ограничиться примером однной Германии. Есть разница между фашистскими актами нансилия и уличными потасовками, с одной стороны, и массонвым террором, с другой, который лишь частично может быть объяснен преобладанием расистского и антиеврейского нанправления в движениях Центральной и Восточной Европы.

Массовый террор и акты насилия сдерживались во мнонгих фашистских движениях другим фактором. Умеренным приходилось быть тому фашизму, который отождествлял нацию с существующим государством, в отличие от того, который отвергал все существующие политические учрежндения во имя народа. Так в Италии Муссолини никогда не пытался свергнуть монархию, а в Англии, Бельгии и Голланндии фашизм был лоялен по отношению к символу государнства. Иное дело - страны Центральной и Восточной Евронпы: там активизм не только имел более широкий простор для своих действий, но и четкую цель - ликвидировать все существующие политические учреждения и основать новые.

Нельзя понять фашистскую революцию, если видеть ее только в негативном аспекте или судить о ней только по пенриоду гегемонии национал-социализма в конце 30-х годов. Миллионы людей смогли осуществить благодаря ей свою потребность в деятельности в сочетании с самоидентификанцией: им казалось, что она воплощает в себе их представления о бесклассовом обществе. Признание иррациональной сферы открыло человеку новые пути к его собственной сути и сделало его одновременно членом стихийно возникшего, а не искусственно созданного общества. Буржуазная молондежь шла в ряды фашистов, потому что в ее глазах это было позитивным решением проблем промышленного и городского общества.

Правда, в конечном счете верх одержала негативная сторона фашизма. Как можно было сдержать динамику активистов, если лвечные истины╗ победили? Как могла литургия заполннить пустоту программ, составленных так, чтобы удовлетнворить всех? Ответом была война против международного врага. Традиция расизма. Другое решение лежало в области внешней политики. Активизм можно было обуздать, напранвив его на внешний мир. Гитлер мечтал о своей новой Евронпе, Муссолини - о лМарс Нострум╗, Перон - о господстве Аргентины в Южной Америке, а в Восточной Европе было достаточно лирредент╗.

лНовый человек╗, о котором мечтал фашизм, пошел нанвстречу своей гибели и стал жертвой динамики, которую, в конечном счете, не удалось в достаточной мере обуздать. Мечта превратилась в кошмар.

 

Примечания

 

¹ Hitler А. Mein Kampf. M№nchen, 1925. S.536.

² La Rochelle D. Socialisme Fasciste. Paris, 1943. P.72.

³ Жирарде Р. Заметки о духе французского фашизма 1934-39 // Revue Francaise de Sciences Politiques. Париж, сентябрь 1955. С.543.

⁴ Zangrandi R. II lungo viaggio. Милан, 1948.

⁵ О речи Ганса Наумана см.: Brenner Н. Die Kunstpolitik des Nationalsozialismus. Hamburg, 1963. S.188; Bottai G. II Fascismo entalia Nuova. Рим, 1923. С.18; Denis J. Principes Rexistes. Брюссель, 1936. C.17.

⁶ Bottai G. II Fascismo e l'Italia Nuova. Рим, 1923. С. 19.

⁷ Sima H. Destine du Nationalisme. Париж, без года. С. 19.

⁸ van Severen J. La Constitution des Pays Bas. St. Nicholas-Waes, 1938. C.23.

⁹ Valois G. L'Homme qui Vient. Paris, 1906; Капиталистическая буржуазия // Histoire et Philosophie Sociales. Париж, 1924. C.404.

¹⁰ PayneS.G. Falange. Stanford, 1961. P.40; BrasillachR. Lon Degrelle. Paris, 1936. P.78; Статья Дегреля в лJe suis partout╗ от 24 октября 1936.

¹¹ Macartney CA. October Fifteenth. A History of Modern Hungary. T.l. Edinburgh, 1961. P.55-59.

¹² лRex╗ от 2 сентября 1933; лDe Daad╗ от 2 сентября 1933.

¹³ лJe suis partout╗ от 18 апреля 1938.ааааааааааааааааааааааааааааааааааааааааааааааа

 

Роберт Дж. Сауси

СУЩНОСТЬ ФРАНЦУЗСКОГО ФАШИЗМА

 

В 1961 году Морис Бардеш, французский писатель, который до войны был фашистом, опубликовал провокацинонную новую работу под названием лЧто такое фашизм?╗ Бардеш откровенно признавал, что по-прежнему остается приверженцем фашизма, и утверждал, что фашизм, особеннно в его французском варианте, был идеологией, совершеннно неверно понятой, оклеветанной и несправедливо забынтой. Настоящий фашизм, утверждал он, был не более жеснток, чем демократическая или марксистская идеология, конторые его осуждают. Зверства немцев во время оккупации ими Франции были, большей частью, следствием военных условий и необходимости вести борьбу с партизанами; кронме того, союзные войска совершали такие же преступления в отношении немецкого гражданского населения. Далее: настоящий фашизм нельзя отбрасывать вместе с расовой политикой нацистов и их практикой массового истребления людей - эти аспекты немецкого национал-социализма были отклонениями от основ. Так как общественность разучилась понимать, что такое фашизм в действительности, - говорит Бардеш, - люди не замечают, что фашизм сегодня быстро возрождается во многих частях света, включая Францию, хотя, поскольку само это название стало одиозным, этот феномен существует теперь под другими именами. Такие неофашисты, как Насер в Египте и молодые технократы во Франции, т.е. люди, которые снова хотят соединить национнализм и социализм, редко ассоциируются с идеологией, дискредитированной если не в теории, то на практике. Так что сегодня в мире есть тысячи молодых людей, которые явнляются фашистами, сами того не зная.

Независимо от слабых или сильных сторон анализа Бардеша, он снова поднимает основную проблему, которая стоит перед историками современной Франции. В чем, собственно, заключалась сущность французского фашизма, как до, так и во время Второй мировой войны? Каковы были его основные или преобладающие признаки? Бардеш сам указывает на одну из главных трудностей при изучении этой цели: большое разннообразие и многообразие движения. Это, может быть, касанется фашизма во Франции больше, чем в других странах, понтому что он никогда не был представлен единой централинзованной партией. Вместо одной фашистской партии их было несколько, начиная с организации лФесо╗, основанной в 1925 г. Жоржем Валуа, и вплоть до Парти Попюлер Франсез (ППФ) Жака Дорио, основанной в 1936 г. Противоречия и иденологическая путаница сохраняются и в тех случаях, когда истонрики ограничиваются в своем анализе двумя крупнейшими французскими фашистскими движениями 30-х годов, ППФ Дорио и РНП (Рассамблеман Насьональ Попюлер) Марселя Деа, взглядами лЖе сюи парту╗, одной из ведущих фашистнских газет Франции или известными интеллектуалами из числа французских фашистов, такими как Робер Бразильяк и Пьер Дриё Ла Рошель. Тем не менее, даже при таком сложнном феномене, как французский фашизм, возможны обобнщения, можно найти общий знаменатель.

До сих пор лишь в немногих исторических исследованинях, которые пытались охарактеризовать довоенный фашизм во Франции, был поставлен ряд вопросов, важных при ранботе над этой темой¹. Действительно ли французский фаншизм коренился во французских политических традициях или он был всего лишь идеологией, заимствованной из-за рубежа? Почему до и во время Второй мировой войне он игнрал второстепенную роль на французской политической сценне, - может быть, именно потому, что он не был отечественнной философией? Имел ли он тесные связи с традиционным французским консерватизмом (точнее, консерватизмами) или был чем-то совершенно особым? Были ли его цели, в основном, националистическими или европейскими? Отлинчался ли он значительно от немецкого национал-социализнма, и если да, то почему многие французские группы во вренмя войны сотрудничали с немцами? И, наконец: имел ли французский фашизм идеологию, четко определенный ряд политических, социальных и экономических целей, или он был, как иногда утверждают, своего рода лихорадкой, смянтением чувств, не подкрепленных никакой доктриной? Некоторые ученые считают, что фашизм был своего рода ронмантизмом, основанным на лэстетическом╗ отношении к

политике, отношении, в котором не было ни разума, ни ренализма, и, следовательно, французский фашизм вряд ли можнно рассматривать как серьезную идеологию.

Несомненно, изо всех этих вопросов трудней всего реншить проблему происхождения французского фашизма. Рене. Ремон в своей книге лПравые во Франции╗ считает фашизм феноменом, совершенно чуждым французским политиченским традициям. Большинство т.н. фашистских союзов 20-х и 30-х годов в действительности не были фашистскими, а были по своему характеру и своим идеям ближе к более раннним националистическим движениям, бонапартистскому и буланжистскому, чем к лсовременным иностранным╗. Волннения 6 февраля 1934 г., которые многих заставили тогда гонворить о фашистской опасности, в действительности больнше походили на лбуланжистскую агитацию, чем на поход на Рим╗. Как пишет Ремон, было несколько организаций, конторые копировали итальянский или немецкий фашизм скучнным и лишенным фантазии образом, также как лФрансизм╗, лСолидарите Франсез╗ и ППФ, но их неспособность найти поддержку у масс уже доказывает, насколько чужд был фаншизм французскому мышлению. Только ППФ Дорио, основанная в 1936 г., имела довольно много приверженцев, но и она оставалась сравнительно слабой. лТак что до 1936 года ничто не оправдывает легенду о французском фашизме╗, - заключает Ремон².

Этот анализ имеет ряд недостатков. Прежде всего, он не учитывает заявления ведущих французских фашистских авнторов, которые признавали свою идеологическую зависинмость от таких мыслителей, как Сорель, Пеги, Баррес, Прудон, Латур дю Пен и Моррас. Как заявил один французский национал-социалист: лНаше учение уходит своими корнянми в почву Франции╗. С другой стороны, такие французские фашисты, как Марсель Деа, откровенно признавали, что их фашизм имеет и левропейскую╗ сторону, что он является частью всеобщей революции, не знающей границ, и что кое-какие подражания действительно имеют место. Может быть, и так, но нельзя забывать о многих интеллектуальных предшественниках фашизма среди французских мыслителей еще до 20-х годов. Как показал Юджин Вебер, национал-социалистические и фашистские идеи во Франции имеют долгую историю; их можно обнаружить в политических кампаниях Мориса Барреса на грани двух веков и даже у якобинцев времен Французской революции³.

Разумеется, среди бесчисленного множества представленний, которые связывают с фашизмом, мало специфически нефранцузских. Антисемитизм явно не был чем-то новым для нации, пережившей дело Дрейфуса; то же самое можно сказать об антипарламентских, антиинтеллектуальных и авторитарных настроениях, о культе героев и об оправдании политического насилия. Хотя эти представления восходили к временам бонапартизма, буланжизма и т.п., они не станонвились из-за этого менее протофашистскими, так как эти движения посеяли семена позднейших движений, в том чиснле и фашистских. Если на французский фашизм влияли друнгие виды фашизма, то он имел и свое национальное прошлое, а иностранные влияния лишь подкрепляли уже имевшиеся во Франции взгляды. Тот факт, что фашизм не получил во Франции массовой поддержки, не может служить доказантельством того, что эта идеология была чуждой данной странне. Политическая партия не нуждается во всеобщей поддернжке, чтобы уходить своими корнями в различные политинческие традиции страны. Иначе и партию Гитлера можно было бы счесть лне немецкой╗, поскольку до начала экононмического кризиса она не имела массовой поддержки.

Но почему фашизму во Франции не удалось завоевать множество сторонников при наличии соответствующих дунховных истоков? Как получилось, что даже самая большая фашистская партия Франции, ППФ, никогда не имела бонлее 25 000 членов? Конечно, при этом играли роль экономинческие и социальные факторы. Франция не только избежанла экономических последствий ужасной инфляции, пережинтой Германией в начале 20-х годов, но также политических и социальных последствий. Опасность пролетаризации низнших слоев среднего класса во Франции никогда не была столь велика, как в Германии, и давление на эту часть французнского общества, которая могла бы поддержать фашизм, было гораздо меньше. Кроме того, депрессия не затронула Франнцию столь катастрофически, как Германию, частично блангодаря сбалансированности, частично - относительной стагнации ее экономики. Промышленно менее развитая, чем Германия, и больше ориентированная на сельское хозяйство Франция никогда не страдала от экономической нужды в столь широких масштабах и в ней не было такого недовольнства населения, которое стало мощным стимулом для нацинстской революции. Бардеш убедительно показывает, что фаншизм защищает принципы, у которых нет естественного электората; лишь в кризисные времена он находит стороннников среди мелкой буржуазии, т.е. того слоя, который чувнствует угрозу сверху и снизу и поэтому эмоционально следунет за лгероическим╗ вождем. лЕсли нет повода для героизнма╗, то фашизм чахнет.

Другой существенной слабостью французского фашизма было то, что он не смог сомкнуться вокруг одной личности или в одной партии. Во Франции фашизм был движением сект, которые так и не смогли преодолеть свои разногласия, зачастую чисто личного характера. Даже в период немецкой оккупации ППФ Дорио и РНП Деа так и не смогли слиться; причины до сих пор неясны, но взаимные антипатии и недонверие вождей обеих партий часто обретали комические форнмы⁴. Кроме того, имели место как личные, так и политиченские конфликты внутри ППФ, которые, в конечном счете, раскололи эту партию. Иногда эти чувства восходили к станрой литературной вражде, пример чего - Бразильяк и Дриё Ла Рошель⁵. Но причины самого серьезного раскола были понлитическими. В октябре 1938 г. сразу же после Мюнхенского соглашения, несколько видных членов ППФ вышли из партии в знак протеста против внешнеполитической позиции Дорио; они осудили политику пацифизма и умиротворения Германнии, которую ранее поддерживали, и потребовали быстрого усиления французской военной мощи и прекращения устунпок Гитлеру. К числу раскольников принадлежали выдающинеся партийные идеологи, такие как Дриё Ла Рошель, Бертран де Жувенель и Поль Марион. Но внешняя политика не была единственной причиной их выхода. Дорио искал финансонвой поддержки у французских деловых кругов, а это разочанровало таких людей, как Дриё, всерьез воспринимавших сонциалистическую вывеску партии. Дриё позже жаловался, что Дорио ничем не отличался от радикальных политиков, котонрых он всегда презирал: как во внутренней, так и во внешней политике Дорио вел себя как лвульгарный Ла Рокк╗.

И в самом деле: ни Дорио, ни Деа не удалось навести долнговечные политические мосты ни к левым, ни к правым. Как рассказывал Бразильяк, французские деловые круги в итоге решили, что им выгодней поддерживать Радикальную партию, чем фашистов, а ППФ и РНП, со своей стороны, так и не сумели развеять то представление, которое сложинлось о них у рабочего класса: что они просто агенты капитанлизма. Это мнение сложилось под влиянием газетных отчентов о гражданской войне в Испании, о расправах фашистовас рабочими. лФашизм, гитлеризм и тоталитаризм с 20-х гондов попеременно отвергались толпой, - писал с горечью Деа в 1942 г. - Причина заключалась просто в том, что их ловко сделали синонимами социальной и политической реакции╗. После поражения Франции в 1940 году большинство франнцузов естественно связывало фашизм с ненавистными окнкупантами, но его значение как внутриполитической силы! начало медленно ослабевать еще с 1938 года, потому что его попытка стать массовым движением полностью провалилась.

В этом плане необходимо различать фашизм и консервантизм во Франции до и во время Второй мировой войны. Милнлионы французов были консерваторами, а фашистов было незначительное меньшинство. Режим Виши был, в основном, консервативным, а не фашистским, по крайней мере, до поснледних месяцев войны, когда французские фашисты с помонщью немцев, наконец, получили ключевые посты в правительнстве. Разница между консерватизмом и фашизмом во Франнции подчеркивается во всех работах о французских правых, которые написали после войны Рене Ремон, Юджин Вебер, Петер Фирек и др. Французские фашисты не только критиконвали лсоциал-реакционные╗ и лбуржуазные╗ ценности в 20-х и 30-х годах, но и во время войны периодически нападали в своних передовых статьях на политику Виши. Так, например, Дорио в 1942 году обвинял людей из Виши в том, что они привенли Францию к упадку и поражению еще до 1940 года, потому что во внутренней политике они противились любым социнальным изменениям, а во внешней - войне против большевизма. Дорио добавлял, что Францию ждут новые неудачи, если Виши будет продолжать консервативную политику. Венбер показал, что французские фашисты часто ссорились даже с лАксьон Франсез╗. Так Моррас в 1925 году порвал с Жорнжем Валуа, когда тот основал лФесо╗, а позже и с Бразильяком, другим своим бывшим учеником, когда Бразильяк стал фашистом и коллаборационистом.

Понятно, что ученые послевоенной эпохи стремятся поднчеркнуть разногласия между такими людьми, как Моррас и Бразильяк. В частности, консервативные историки стараютнся доказать несовместимость доктрин фашистов и правых консерваторов, причем иногда даже отрицают, что фашисты относятся к лправым╗. Ученые утверждают, что Моррас и его сторонники, как и большинство французских консерваторов, принципиально отличаются от фашистов во многих отношенниях: они противники лякобинской╗ централизации, этатизма и авторитарного государства, сторонники децентрализонванного правления и местных свобод. Кроме того, они отвернгали теории народного суверенитета (которые подчиняли лренальную╗ страну стране лофициальной╗) и верили скорее в сонциальную стабильность и рациональное отношение к полинтике, чем в революцию и фашистскую романтику. лФашист мечтает только о восстании, - пишет Ремон. - Правые, наноборот, хотят безопасности и стабильности╗. Прежде всего следует подчеркнуть, что консерватизм во Франции был финлософией буржуазии, социал-реакционной буржуазии и понэтому выступал против лсоциальной программы╗ французнских фашистов, у которых слова лсоциальная справедливость╗ не вызывали такой ужас, как у консерваторов⁶. Наконец, ненкоторые ученые считают, что фашизм и консерватизм во Франции радикально различались и своей лояльностью к нанционализму. Если консерватизм в 30-х годах был сугубо нанционалистическим, основанным на идеях антинемецких патнриотов Барреса и Морраса, то европейская, отнюдь не нациноналистическая ориентация французских фашистов привела многих из них в период оккупации к сотрудничеству с нациснтами. С учетом этих различий неправильно отождествлять фашизм и консерватизм, эти термины - не синонимы. Поль Серан зашел настолько далеко, что заявил: лТщетно пытаться а найти мнимое родство между фашизмом и традиционными (консервативными) учениями╗...

Трудность при установлении наличия или отсутствия связей между фашизмом и консерватизмом во Франции заключается в том, что многие разделительные линии, которые проводят между ними, никогда не бывают столь четкими, как кое-кто думает, и что обе эти философии, кроме того, имеют много общих знаменателей, которые для определения политической линии часто гораздо важней, чем элементы, их разделяющие. Разумеется, в идеологическом плане у них было много общего. Видные консервативные мыслители Баррес и Моррас давно уже проповедовали те же учения, что позже фашисты Бразильяк и Дриё: прославляли силу, лреализм╗ и авторитарную власть, доходили до ненависти к парламентаризму, политикам и гуманитарному либерализнму. Те, кто подчеркивает, что Моррас выступал за децентранлизацию и местные свободы, забывают при этом упомянуть, о его готовности поддержать и даже восславить авторитарные и этатистские меры режима Виши. Но в этом не было ничего удивительного, так как профессор Ремон сам отмечает, что принципы лАксьон Франсез╗ на практике давно уже были лсмесью авторитаризма и недисциплинированности, традинции и нарушения субординации╗. Осуждая лякобинскую╗ централизацию, Моррас признавал, что монархическое гонсударство, возможно, вынуждено будет ввести на первом этапе диктатуру. В этом пункте, отмечает Ремон, Моррас схондился с тоталитарными марксистами⁷. Можно добавить: и с тоталитарными фашистами.

Если в споре используется тот аргумент, что консерватонры отличались от фашистов своим прохладным отношенинем к теориям народного суверенитета (хотя, например, Баррес во время своей жизни выступал за своего рода авторинтарную демократию, основанную на его понимании лземли и мертвых╗), эта прохладность была скорее общей чертой французского фашизма, чем наоборот, так как французский фашизм был в своем учении больше обязан элитарному мышлению, чем немецкому национал-социализму. Более верно, что французские фашисты были более склонны к ренволюционной тактике, связанной с прямыми действиями, чем консерваторы, хотя и последние не чуждались насилия - достаточно указать на насильственные акции лКамло дю Руа╗, активистского крыла лАксьон Франсез╗. В общем же фашисты действительно говорили о революции гораздо больше, чем консерваторы, особенно те, которые руководинли Радикальной партией большую часть 20-х и 30-х годов. Несмотря на это, разделительные линии между фашизмом и консерватизмом во Франции часто стирались.

Сильнее всего объединял оба лагеря, конечно, антикомнмунизм. На этой почве они во многих случаях становились политическими друзьями, хотя и чувствовали себя при этом неловко. И в самом деле: статьи французских фашистов чансто оставляют впечатление, что все должно быть подчинено одной цели - внутренней мобилизации Франции против коммунизма. лНаша политика проста: мы хотим объединить французов против марксизма, - заявил Дорио в 1938 года. - Мы хотели бы очистить Францию от агентов Москвы╗. А Бардеш после войны писал о фашизме: лЕго вклад в защиту Запада незабываем и она остается основным смыслом фаншистской идеи╗. Именно эти соображения побудили мнонгих французских фашистов поддержать Германию во время Мюнхенского кризиса в 1938 года, а после 1940 года сотруднничать с нацистами: Германия была препятствием советскому вторжению в Европу. На этой идее в конце 30-х годов: во Франции часто сходились консервативная и фашистская пресса; их объединяло и растущее разочарование в Третьей республике, которая допустила приход к власти Народного фронта Леона Блюма. Как пишет профессор Ремон, консернвативная пресса во Франции после 1936 года лвсе больше склонялась к фашизму╗, и дошло до того, что лчасть классинческих правых была оглушена фашистским словоизверженнием и позволила фашистской пропаганде обмануть себя╗⁸. Правильней сказать, что французские консерваторы не были лобмануты╗ фашистскими идеями, а просто поняли, что многие эти идеи совпадают с их собственными. Консервантивному традиционалисту, например, незачем было менять свой образ мыслей, чтобы согласиться со словами Бразильяка, что личность уходит своими корнями в почву и наслендие своей Родины (эту идею он заимствовал у Барреса и Морраса) или с заявлением Дорио: лНационализм пониманет самого себя лишь в том случае, если он ищет свои истоки в старых традициях французских провинций╗.

Слишком часто историки французских правых впадают в одну и ту же ошибку, строго отделяя в теории консерватизм от фашизма, хотя оба эти движения на практике, как доказано историей, удивительным образом переплетались. Но удивинтельно это будет лишь для тех, кто думает, будто духовные и политические феномены можно разделить и представить в чистом виде. Такие ученые, как Серан, Плюмьен и Ласьерра признают, что фашизм во Франции действительно заимствонвал ряд элементов у консервативных правых, но они же утнверждают, что фашизм после своего возникновения действонвал против правых. Как уже показано, так было далеко не всенгда. Убеждения, общие для фашистов и консерваторов, не раз тесно сближали их, особенно если речь шла о коммунизме или Советской России. То, что по некоторым вопросам они были разного мнения, не означает, что у них не было согласия по другим. С уверенностью можно лишь сказать, что французнские консерваторы, несомненно, не были фашистами, хотя часто вели себя, как фашисты, а фашисты не были консерваторами, хотя разделяли многие их мнения. Лучшая возможность установить, насколько размытыми были разделительные линии между фашизмом и консервантизмом, - изучение их позиций по вопросу о социализме. Многие историки французских правых считают это лучшим критерием для разделения обоих лагерей, несмотря на тот факт, что социализм в фашистской идеологии был лишь одним из многих элементов и притом отнюдь не самым главным. Так Юджин Вебер утверждает в своей книге лАксьон Франсез╗, что Морраса нельзя называть фашистом, потому что он был против любого социализма и вообще считал экономические вопросы второстепенными. Для Морраса на первом месте была политика, а не реформа экономики. Здесь особенно важно определение Вебером фашизма. Благодаря упору на экономику, его определение исключает консервативных пранвых, но если бы он сосредоточил внимание на других ученинях Морраса и других консерваторов, их пришлось бы обратнно включить. Если при определении фашизма придавать танкое большое значение вопросу о социализме, придется зандуматься, кем был Гитлер: фашистом или консерватором? После того, как он провел чистку социалистического крыла нацистской партии в 1934 году, он тоже стал придерживаться лозунга лполитика прежде всего╗. То же можно сказать о пресловутой сословной политике Муссолини, о той лсоцинальной╗ программе, которая на практике дала больше выгод итальянским предпринимателям, чем итальянским рабочим.

И если изучить экономические программы двух крупнейнших фашистских партий Франции 30-х годов, можно подунмать, что эти движения меньше интересовались коренными экономическими преобразованиями общества, чем другими вещами.

Разумеется, в своих речах и статьях французские фашиснты нападали на лплутократический╗ капитализм и выражанли свою преданность лфашистскому социализму╗. Типичным было гордое заявление Дриё в его работе лФашистский сонциализм╗ (1934): лФашизм это реформаторский социализм, но такой, который содержит в своем теле больше огня, чем старые традиционные партии╗. Но если заняться вопросом о подлинном содержании того социализма, которого преднполагалось достичь, разрыв между этой социально-экононмической программой и целями многих консерваторов оканжется не столь большим, как ожидалось. Особенно показантельна в этом плане позиция, которую Дорио и ППФ заняли по отношению с среднему классу. Так Дорио в своей броншюре лПеределать Францию╗ (1938) оплакивал разорение среднего класса и предрекал страшный кризис, грозящий ему вследствие обесценения франка и налогового бремени. Он с сочувствием писал о среднем классе и о его душевном сонстоянии, совершенно отличном от душевного состояния пролетариата. Он настойчиво подчеркивал, что настоящий враг - не буржуазия в целом, а крупная промышленность, монополии и большие финансовые тресты. Грехом Народнного фронта было то, что он создавал более благоприятные условия для крупных предприятий за счет мелких и средних. Выход заключался не в национализации промышленности, а в усилении мелких частных предприятий и ограничении монополий. При фашизме политическое представительство должно было основываться на новых критериях, профессинональных, а не географических. Экономическая жизнь долнжна была протекать согласно традиционным капиталистинческим принципам, главный из которых: лИндивидуальная прибыль - двигатель производства╗. Правда, для прибыли крупных предприятий устанавливалась верхняя граница (изнлишки шли в социальный благотворительный фонд), а акнционерные общества, которые расходовали свой капитал без социальной ответственности, должны были представать пенред судом. Важнейшей задачей правительства должна быть защита свободного предпринимательства от монополий пунтем децентрализации промышленности и демократизации капитала.

Экономическая программа, изложенная Деа в его книге лЕдиная партия╗ (1942), мало чем отличалась от предыдунщей. Как и Дорио, Деа выражал свое уважение мелкой и среднней буржуазии как лхранителям ценных традиций╗, выстунпал за защиту их позиций во французском обществе, чтобы их не смели крупные предприятия. Сословное государство должно помочь мелким предпринимателям объединиться в организации работодателей для компенсации их слабости по сравнению с крупной промышленностью. Итак, фашистнский социализм не хотел быть противником массы среднего класса, он хотел быть его спасителем:

лНеобходимое освобождение нашего среднего класса бундет одним из самых счастливых последствий, одной из важннейших целей национальной революции. Вот что означает для него социализм. В этом пункте мы сильно отличаемся от любой марксистской бессмыслицы об автоматическом сосредоточении наших крупных предприятий и о неизбежнном уничтожении наших мелких производителей - тех люндей, которых марксисты оттесняют и хотели бы засунуть в класс наемных рабочих╗.

Деа не оставляет никакого сомнения в том, что фашистнский социализм - не противник частной собственности. лЛюнбая собственность законна до тех пор, пока она не вредит общему благу, не говоря о том, что она ему служит╗. Он счинтал, что промышленность надо контролировать и регулировать, но не национализировать. Национализация означала бы недоверие к промышленности со стороны государства, а наемные рабочие так и остались бы наемными рабочими. Фашистская экономика мыслилась как плановая в той мере, что ни одна фабрика не должна была ничего производить, невзирая на цены, расходы и зарплату, но частное руководнство, имея для этого достаточно способностей и персонала, должно было позаботиться о мелочах. Фашистский социанлизм никого не дискриминировал, но оплачивалась лишь сделанная работа. Умные и способные промышленники ценнились, если они руководствовались не только жаждой принбыли; каждый из них был вождем в подлинном смысле этонго слова, человеком, который испытывал радость не только от распоряжения людьми, но и от ответственности перед ними. Наконец, в противоположность марксизму фашистснкий социализм не был абстрактным, доктринерским и моннолитным, т.е. не был системой, управляемой централизонванной бюрократией; он был лреалистическим и конкретнным╗, эмпирическим и динамическим, и каждый предпринниматель мог использовать свой шанс, пользуясь большой свободой управлять своим предприятием так, как он считанет правильным.

Деа и Дорио были согласны в том, что лгрубый передел собственности╗ - ненужная и глупая мера, и нет необходинмости в том, чтобы рабочие стали лсовладельцами╗ фабрик. Если немного прижать крупную промышленность, мелкие предприниматели почувствуют уверенность и социальную ответственность. лМой личный опыт, как рабочего, - говонрил бывший рабочий Дорио, - научил меня тому, что мелнкие предприниматели быстро объединяются со своими ранбочими против марксистов, чтобы достичь социальной спранведливости и защитить себя от врагов производства и благонсостояния╗. Поэтому фашизм намеревался заменить класнсовую борьбу сотрудничеством классов. Как писал Деа, в этом и заключается смысл тоталитаризма: лТоталитаризм это примирение, новое примирение╗.

Но, если оставить в стороне риторику, социализм Дорио и Деа был программой, которая больше давала мелкой бурнжуазии и среднему классу, чем пролетариату. Весьма применчательно в этом отношении заявление, сделанное Деа в 1942 г., согласно которому его социализм это не просто программа для рабочего класса, а программа для всех классов, ибо, как он сказал (с откровенным оппортунизмом), Франция не была ни страной с крупными промышленными предприятиями, ни вообще преимущественно промышленной страной, и если бы фашизм обращался только к части нации, он бы не преуспел.

Несомненно, по этой же причине партийные программы французских фашистов столько же заботились о крестьянстве, как и о мелкой буржуазии. И Дорио, и Деа тревожились по поводу снижения цен на сельскохозяйственную продукцию и растущей миграции из деревни. Деа требовал урегулированного обмена продуктами между городом и деревней и считал, что горожане лобманывают╗ крестьян. Дорио подчеркивал, что фашизм - в противоположность марксизму - не намерен превратить крестьян в лграждан второго сорта╗; наоборот, он хочет покончить с бегством из деревни, так как видит, что ужасная концентрация населения в больших городах рождает нищету, безработицу и социальную напряженность. Вместо ликвидации или коллективизации крестьянства фашизм хотел сделать все, чтобы сохранить мелкие частные крестьянские хозяйства, создав для них новые возможности кредитования, помочь крестьянам специализироваться на качественной продукции и расширить отечественный рынок для их продукции, направив сельскохозяйственную продукцию французских колоний в другие страны. Эти меры должны быть приняты, потому что лкрестьяне - главная опора такого общества, как наше, и олицетворяют наилучшие добродетели нашего народа╗. С этим соглашался и Деа. Он настаивал, что Франция должна сохранить сильное крестьянство, лфизически крепкое и здоровое, морально устойчивое╗. Дорио восхвалял крестьянство и его добродетели, Деа называл сохранение этих добродетенлей важной целью фашистского социализма. лИ это подлинный социализм, поскольку речь идет о том, чтобы предостанвить массе крестьян соответствующее ее рангу место в обществе╗.

Фашистский социализм всем что-нибудь обещал. Если ППФ выступала против этатизма и требовала сокращения бюрократии, она одновременно обещала лучшую оплату низшим чиновникам, а высшим - отношение к ним в соответствии с их задачами, особенно в том, что касается их пенсий. Достоинство и права женщин также были предметом особого внимания ППФ. Многодетные матери должны были получать поддержку, должны были создаваться рабочие менста специально для женщин. Программа ППФ 1936 года учинтывала также материальные пожелания людей свободных профессий, интеллигенции и художников. Она гласила: лКонроче говоря, ППФ будет защищать интересы всех, чья деянтельность является традиционным элементом социального баланса во Франции╗.

Если это был социализм, то не очень далекий от традинционного французского консерватизма. Во всяком случае, ориентация партийных программ на средний класс и креснтьянство была гораздо ближе к французскому консервативнному мышлению, чем к марксистскому социализму. Если французский фашизм предлагал лтретий путь╗ между комнмунизмом и либерализмом, как утверждали его стороннинки, то этот путь проходил скорее справа, чем слева. Считать социализм французских фашистов важнейшим признаком при отличении их идеологии от консерватизма до и во вренмя Второй мировой войны, значит, неверно понимать харакнтер этого социализма. Разумеется, нельзя отрицать, что франнцузские фашисты критиковали пороки капитализма, особеннно крупного, и выступали за регулирование и планирование экономики правительством. Такой социализм действительнно входил в их программу, но он отнюдь не был столь ревонлюционным и столь отличным от консерватизма, как уверянют многие ученые⁹.

Да, некоторые французские фашисты всерьез приниманли декларативный социализм и антикапитализм фашистскою идеологии, особенно интеллектуалы-литераторы, такие как Дриё, Бразильяк и Бардеш, которые испытывали эмоциональное, интеллектуальное и моральное отвращение к буржуазному обществу и его ценностям. Да, нельзя не прининмать во внимание разницу в темпераментах между этими литераторами и партийными организаторами, такими как Дорио и Деа. Постоянно сталкиваясь с практическими пронблемами, собирая под свои знамена общественность, часто буржуазную, последние смягчали социализм движения в отнличие от некоторых своих сторонников (сходный феномен наблюдался и в немецком национал-социализме). Одной из причин разрыва Дриё с Дорио в 1938 году было, как мы понмним, его недовольство переговорами Дорио с консервативнными кругами.

Но даже в фашизме такого человека как Дриё интерес к социализму или экономической реформе не был главной движущей силой. Как и многие французские фашисты, Дриё больше интересовался лдуховной╗, чем материальной ревонлюцией. Вследствие этого его концепция социализма была аскетической, отождествляла материализм и уют с моральным упадком и физической слабостью и отвергала марксистский социализм, потому что он придавал слишком большое значенние материальным и научным целям. Кроме того, он презинрал всех, кто стремился к благам этого мира, не только буржуназию; как он однажды иронически заметил, рабочие в этом отношении лбуржуазией самих буржуа╗. Но его социализм все же отличался от социализма Гитлера; клятвы Гитлера в вернонсти социализму в 30-х годах во многих случаях были, как счинтал Дриё, простым лицемерием. Посетив Германию в 1934 году, он выразил свое разочарование тем фактом, что экономичеснкая политика нацистов осталась совершенно консервативной, и немецкие капиталисты по-прежнему получают большие прибыли. В 1936 году он называл Гитлера и Муссолини не иначе как лтелохранители капиталистов╗. И в 1939 году он согласился с мнением Германа Раушнинга, что нацистская революция по этой причине была, в основном, нигилистинческой. Так что весьма сомнительно, что Дриё в 1940 году поншел на сотрудничество с немцами из приверженности к сонциализму. Даже такие люди, как Дорио и Деа, не имели повонда думать, будто нацисты позже начнут экономические рефорнмы. Это могло случиться до прихода Гитлера к власти в Германнии, а к 1940 году весь мир уже ясно видел, что Гитлер собиранется сделать в экономической области.

Почему же многие французские фашисты стали колланборационистами? Если не нацистский лсоциализм╗, то что же было главной причиной? Может быть, причина заклюнчалась в том, что они, как и их немецкие партнеры, верили в расизм, в массы, в принцип вождизма и во всех вопросах были сторонниками нацизма? Или дело лишь в том, что они были прежде всего европейцами и лишь потом интернационналистами? Или важнейшим фактором был их антикоммуннизм? Из всех возможных причин последняя, как мне канжется, играла наиболее важную роль, но у некоторых франнцузских фашистов и она не была главным мотивом.

Поль Серан указывает в своей книге лФашистский ронмантизм╗ (с.78), что антисемитизм и расизм лишь позже станли центральными темами французского фашизма. Поворотнным пунктом он считает 1936 год, когда во Франции приншел к власти Народный фронт Леона Блюма. Только тогда фашистская пресса Франции сделала антисемитизм своей главной темой, как минимум по двум причинам, которые на первый взгляд имеют мало общего с расовой теорией: пранвительство Народного фронта Блюма, которое представлянло тогда большую угрозу для французского фашизма, было особенно чувствительным к этой кампании, потому что не только сам Блюм, но и многие члены его правительства были евреями; кроме того, им ставилось в вину, что французские евреи из-за своей ненависти к Гитлеру пытаются вовлечь Францию в войну с Германией. Этот антисемитизм диктонвался скорее политической целесообразностью, чем убежндениями. Главные рупоры французского фашизма и после 1936 года относились к расизму двойственно и стали его принверженцами лишь в условиях немецкой оккупации.

Хороший пример такой эволюции - Дриё Ла Рошель. В 1931 году он осыпал насмешками нацистские представления о биологически четко распознаваемой германской расе и называл их помешательством лмечтательных мелких бурнжуа╗, забывших о великих переселениях народов. В 1934 году, после своей поездки в Германию, он подверг критике левгеннический консерватизм╗ нацистов и то, что он назвал теннденцией к разделению человечества на касты по крови. После 1936 года у него наблюдается заметный уклон к антисеминтизму, хотя и тогда он все еще называл антисемитизм Гитленра утрированным и не мог решить, кто такие евреи: лнеизнменный биологический факт╗ или культурное состояние? Эта неуверенность проявилась в 1938 году, когда он пришел к выводу, что действительно есть биологические различия между европейцами в целом и евреями, но не исключил вознможность, что хотя бы некоторые евреи могут в результате воспитания измениться и интегрироваться во французское общество. (Еще в 1942 году Марсель Деа проводил различие между евреями, которые вредили французскому обществу и поэтому должны быть изгнаны, и евреями, которые пролинвали кровь за Францию и поэтому должны быть признаны ее лдостойными уважения союзниками╗). Только после понражения Франции Дриё начал говорить об лочень простых законах, благодаря которым жизнь народов основывается на плодовитости почвы и крови╗, но и тогда он считал необхондимым оправдывать свою новую позицию тем, что отожденствляет лрасу╗ с ларийцами╗, а ларийцев╗ с левропейцами╗ лС этой точки зрения германцы только авангард европеизма╗, - писал он.

Означает ли это, что французский фашизм имел скорее европейскую, чем национальную ориентацию? Не обязательно. И в этом случае разрыв между консерватизмом и фашизмом во Франции не был столь большим, как думают. Да, Дриё и многие его коллеги после 1940 года были склонны к тому, чтобы подчеркивать европейский аспект фашизма и изобнражать гитлеризм как возможность создать третью силу межнду коммунистической Россией и демократическими капинталистическими державами. У Дриё европеизм был важным принципом веры с 1931 года, когда он написал книгу лЕвронпа против отечеств╗. Однако, в конце 30-х годов, после свонего обращения в фашизм, он был, как и большинство франнцузских фашистов, в первую очередь, националистом и лишь потом - европейцем. Его национализм в эти годы был столь явным, что он называл французский фашизм важным среднством усиления Франции в противовес нацистской Германнии и фашистской Италии, причем он верил, что это был бы лединственный способ воспрепятствовать экспансии друнгих фашистских стран╗. Национальная безопасность Франнции должна стоять на первом месте - говорил он - и для нее заключение союзов важней любой идеологии. Поэтому он требовал, чтобы Франция укрепляла свои дипломатиченские связи с либерально-демократической Англией против национал-социалистической Германии. лСистемы меняютнся, страны остаются╗, - пояснял он. Он категорически отнвергал идею впустить во Францию иностранные войска, даже фашистские. С трагической иронией писал он в 1937 году:

лХорошо кричать "Да здравствуют Советы!" или "Хайль Гитлер!", спокойно сидя дома, среди французов, и чувствую себя уютно. Но будет не столь приятно, если тысячи сталиннских или гитлеровских солдат будут топтать сапогами нашу землю, петь свои песни, ругаться на своем языке и приставать к нашим женщинам... С какой стати ожидать, что руснские или немцы, воспитанные в условиях диктатуры, будут вести себя лучше, чем французские солдаты времен революнции, что эти люди под влиянием утопий стали более смирнными? Иностранная оккупация это всегда унижение╗. Однако, этот национализм не помешал Дриё и другим идеологам французского фашизма поддержать политику умиротворения Гитлера во время Мюнхенского кризиса 1938 года, хотя и не без опасений. Дело было не в их пронемецнких, а в антирусских настроениях, и, что еще важней, они считали, у Франции в 1938 году не было шансов выиграть

войну против Германии. При этом не следует забывать, что это мнение тогда полностью разделялось французской коннсервативной, националистической прессой. Напомним, что Дриё и ряд других вскоре после Мюнхена в знак протеста пацифистской политики Дорио в отношении Германии вышли из ППФ, а Дорио немного позже сам занял ультранационналистическую и антигерманскую позицию. Причины этонго раскола в рядах ППФ до сих пор неясны. Возможно, что он был результатом спора о тактике, а не принципиальных идеологических разногласий, например, по вопросу о нацинонализме. Наконец, Дорио ушел в 1936 г. из Компартии, чтонбы основать партию ярко выраженного национального социализма, не подчиняющуюся России. Доктрина ППФ была доктриной лнепримиримого национализма╗. Как говорил Дорио: лНаше кредо - Родина╗. Позже, при менее благонприятных обстоятельствах, он пошел на сотрудничество с оккупантами по тем же причинам, что и многие консерваторы: чтобы служить интересам Франции (какими он их виндел). В 1942 году он настаивал на том, что французский фаншизм должен сохранить определенное равноправие и самонстоятельность в рамках нового порядка, что опять-таки вындает в нем националиста.

Наконец, можно легко оспорить мнение, будто французнские фашисты еще до войны были во всем согласны с Гернманией и их сотрудничество с немцами после поражения Франции было вполне естественным для них шагом. Больншинство французских фашистов были до 1940 года не тольнко ярко выраженными националистами и сторонниками типично французской разновидности фашизма. Большиннство ведущих интеллектуалов этого движения искало свой идеал скорее в романском фашизме - в Италии, Испании и Португалии - чем в немецком нацизме. Мы уже говорили о недовольстве Дриё многими аспектами жизни в гитлеровнской Германии с середины 30-х годов. В романе Дриё лЖиль╗ (1939 г.), может быть, самом любимом романе фашистов, который вышел перед войной, герой ищет воплощение своней мечты среди испанских, а не среди немецких фашистов. И Бразильяк восхищался скорее испанским, чем немецким фашизмом. Идеи его основателя, Хосе Антонио Примо де Риверы, рано привлекли его внимание к фашизму; к тому же сама Испания была для Бразильяка лстраной всяческих доблестей, всяческого величия и всяческих надежд╗. Когда он в 1937 г. приехал в Германию и принял участие в Нюрнбергских массовых мероприятиях, они не вызвали у него танкого же энтузиазма. Хотя в последнее время различные комментаторы биографии Бразильяка особо выделяют его опинсания этих массовых собраний и делают из них вывод о его положительном отношении к ним, в действительности Бразильяк подчеркивал, что эти ритуалы производят на него впечатление чужеродных. Для него, как он говорил, Германния лв большом объеме, в принципе и на все времена была чуждой страной╗. Его восхищали эмоциональный подъем и жизненная сила немецких участников этих массовых собранний, восхищала молодежь, но многие идеи и символы, ханрактерные для нацизма и, по его мнению, типично немецкие, казались ему смехотворными. И когда он в 1945 году писал в своей камере смертника, что на протяжении больншей части своей жизни он не имел в духовном плане никанких контактов с Германией, он был совершенно честен.

Между французским и немецким фашизмом действительнно было много больших различий. Во французском варианнте меньшее значение имел не только расизм, но и (может быть, вследствие этого различия) гораздо меньший упор денлался на массовую, тоталитарную демократию и на народ как источник политического суверенитета и национального венличия. Несмотря на положения партийных программ, раснсчитанные на широкую массовую поддержку, французский фашизм, в общем, был идеологией, более проникнутой элинтарным мышлением, чем его немецкий аналог. Частично он был вынужден подчеркивать свое элитарное мышление, так как ему не удалось стать массовым движением. Но многие интеллектуалы движения испытывали настоящее идеологинческое отвращение к любой доктрине, которая превозносинла массу, а не небольшие группы необыкновенных людей. Наконец, важнейшим элементом критики французскими фашистами своей страны было ее обвинение в декадентстве, что означало, что и большинство их соотечественников - декаденты. Такие люди, как Дриё и Бразильяк особенно кринтиковали недостаток жизненной силы и воли во французнском народе по сравнению с другими народами и требовали, чтобы авторитарная элита оторвала нацию от ее инертных привычек. Даже фашистские политики, такие как Дорио и Деа, не то чтобы совсем не учитывали общественное мненние, но давали понять, что их правительство будет скорее правительством для народа, чем благодаря народу. Хотя они говорили о политическом представительстве профсоюзных корпораций, решающая политическая власть при фашизме должна была находиться в руках единственной партии и элинты. Правда, члены этой элиты могли происходить их любых
слоев населения и любых областей Франции. Важное разнличие между фашистами и большей частью консерваторов заключалось в том, что фашистские теоретики настаивали, что правящий слой должен пополняться не только из традинционной иерархии, но и особенно талантливыми представителями низов. Оба лагеря отвергали суверенитет народа, но у них были разногласия насчет формирования господствунющей элиты. По крайней мере в этом отношении фашисты
были демократичней многих консерваторов. Но их отношенние к широкой массе оставалось столь же недемократичным.

Одним из еще более важных различий между французнским и немецким фашизмом было то, что вождь согласно нацистской идеологии получает свою власть от народа и его воля поэтому - закон и для правящей элиты, тогда как франнцузские фашисты были гораздо более низкого мнения о массах, а принцип вождизма никогда не вызывал у них энтузиназма. Дриё, например, настаивал, что члены настоящей элиты должны быть партнерами, а не слугами вождя, и их голонса должны учитываться при принятии решений. В своей книнге лФашистский социализм╗ он поносил всех диктаторов и презрительно замечал, что они выбиваются наверх лишь там, где люди слабей всего. Он закончил выводом, что массы лненсколько женственны╗ и поэтому горды возможностью отндаться этим лживым богам╗, тогда как настоящая мужественнная элита всегда будет против подобной покорности, как он показал за год до этого в своей пьесе лВождь╗: лВ человеке, который отдается другому, есть пугающая слабость. Там, где есть диктатор, нет больше элиты, это означает, что элита не выполняет больше свой долг╗.ааа

Это элитарное мышление французского фашизма невознможно переоценить. Оно составляло часть того очарования, которым фашизм соблазнил таких чувствительных и интелнлигентных литераторов, таких как Дриё, Бразильяк, Бардеш и другие. Особенно соблазнительной была картина тесно сплоченной группы молодых, лояльных друг к другу и поднчеркнуто мужественных товарищей, команды, членом котонрой хотелось быть. Фашизм это прежде всего дух, сказал одннажды Бразильяк, - дух команды. Иногда фашизм этих людей казался не более, чем мечтой школьников, культом мужественной дружбы, товарищества, однако к этому добавлялось и чувство собственной силы, растущей благодаря принадлежности к динамичной группе, а, может быть, и чувнство того, что кончились изоляция и отчуждение, от котонрых особенно страдали такие люди, как Дриё. Как сказал Дриё незадолго до своего обращения в фашизм, никто в сонвременном мире не хочет уподобляться тем тысячам, котонрые дрожат от холода в своих каморках в больших городах и думают, что, прижимаясь друг к другу, они согреются. Блангодаря принадлежности к ППФ люди преодолевали слабость индивидуализма и снова учились лгрупповой жизни╗. лТам больше живешь не один, а со всеми вместе, - писал Дриё в своей книге лВместе с Дорио╗ (1936). - Там не умираешь в одиночку в своем углу... там живешь╗. Свобода больше не вопрос индивидуальной самостоятельности, а личная сила, и она больше всего, когда принадлежишь к группе и живешь ее жизнью. Поэтому Дриё определяет свободу как лсилу, конторую человек получает от связи с другими людьми╗. Почти такие же ощущения описывает Бразильяк в книге лНаш предвоенный период╗ (1941), когда он рассказывает, как он и многие его товарищи-фашисты благодаря лсовместной жизни╗ на массовых собраниях, лпри которых ритмические движения армий и людских масс напоминали удары пульса огромного сердца╗, настраивались на один лад.

Дриё подчеркивал, однако, что не любая группа рождает такие чувства. Это должна быть воистину элитарная группа, члены которой должны быть молоды, воинственны и отважнны. Именно эти качества, утверждал он, отличают фашиснтов от их политических противников, особенно от большой массы коммунистов и социалистов, и в этом, говорил он, величайшее обаяние фашизма и источник его силы. Действинтельно, были моменты, когда Дриё подчеркивал личные качества активистов, такие как агрессивность, мужество, жизненная энергия и сила, таким образом, что его фашизм казался только символом действия ради действия. Так в 1937 г. он заявил, что важна не программа ППФ, важен ее дух борьбы и действия. Лучшее доказательство этого аспекта его фаншизма можно найти в его романе лЖиль╗, в том эпизоде, когда герой, пережив беспорядки февраля 1934 г. в Париже, предлагает вождю одной политической организации применчательный план действий:

лВы должны сразу же открыть бюро, чтобы вербовать боневые отряды. Никаких манифестов, никакой программы, никакой новой партии. Только боевые отряды, которые так и будут называться. Как только будет создан первый отряд, надо будет что-то предпринять. Либо напасть на Даладье, либо взять его под защиту, но непременно действовать коннкретно. Или захватить редакцию сначала правой, а потом левой газеты. Или избить кого-нибудь у него на квартире. Любой ценой надо порвать с рутиной старых партий, манинфестов, собраний, статей и речей╗.

Революция нигилизма? Не обязательно. Тот факт, что Дриё был склонен в определенные моменты принижать определеннные идеологические вопросы, еще не означает, что у него не было идеологии или что его не интересовали доктрины. Его культ действия и силы сам по себе был доктриной и тем санмым - источником других доктрин. Поскольку такие фашинсты как Дриё прославляли силу и жизненную энергию и осужндали французское общество за его декадентство, за отсутствие этих качеств, они требовали радикального преобразования и духовного обновления этого общества. Эта критика не тольнко оказывала вдохновляющее воздействие на многие доктринны и программы, она - что еще важней - отличала фашиснтов во Франции от консерваторов и традиционалистов.

То, чем какое-то время исключительно занимались франнцузские фашистские писатели и что относилось к самым характерным чертам их идеологии, это было ощущение национального упадка, ощущение того, что Франция обессинлела и ослабла, переживает застой и впала в глубокий сон. Они считали, что Франция, забыв былую славу, утратила свое, значение в большой степени из-за морального и физического вырождения народа. Часть вины возлагалась на лплунтократический капитализм╗, поэтому предлагался новый вид национального социализма, чтобы увеличить экономичеснкую мощь Франции по сравнению с другими странами, но к целом упадок Франции был в глазах французских фашистов, прежде всего, моральной проблемой (может быть, поэтому их экономические программы не были такими жесткими, как марксистские). Как и Дриё, большинство французских фаншистов понимало свою революцию как духовную. Они утнверждали, что Франция страдает от снижения рождаемости. эгоизма, индивидуализма и недостатка жизненной силы, и не от экономических причин. Французские фашистские мыслители единодушно отвергали чисто экономическое и материалистическое объяснение истории и общественного строя; по их мнению, французский народ ввели в заблуждение определенные философские понятия. Как только эти понятия будут заменены новыми, лучшими концепциями, французское общество обновится.

Для такого человека, как Бразильяк, фашизм был также мятежом молодежи против стариков, мятежом молодого, здонрового, идеалистического поколения против старого, больнного и отжившего. Такую точку зрения не могли приветствонвать консерваторы среднего возраста. К тому же большинство французов, несомненно, интересовалось своим обновленинем меньше, чем хорошей едой, а молодежной аскезой - меньнше, чем материальными благами жизни. И здесь опять мы видим четкое различие между фашистами и многими консернваторами, особенно зажиточными. Как Дриё, так и Бразильняк со своими друзьями из газеты лЖе сюи парту╗ презирали материалистические ценности буржуазии и ее расслабляющее стремление к уюту; как и он, они мечтали о новом поколении французов, физически крепких, проникнутых духом товаринщества и лполных презрения к собственникам этого мира╗. В результате к этому мятежу примыкало много примитивных людей. лВ действительности, - пишет Бардеш, - человек, каким понимали его фашисты, это молодой дикарь, который верит лишь в качества, необходимые в джунглях или на Сенверном полюсе. Он презирает культуру вообще, она для него лишь лицемерие и мошенничество╗.

Но фашистская концепция человека этим далеко не огнраничивалась. Ядром того, что французский фашизм счинтал своим идеалом, была идеальная мужественность, коннцепция лhomo fascista╗ и представление о лновом человеке╗, которого создаст фашистское общество. Целью фашизма, как говорил Деа, было создание лцельного человека╗, или, как позже сказал Бардеш, лформирование человека в соотнветствии с определенным идеалом╗. И они были убеждены, что уже имеют этот идеал. Бразильяк гордо заявил в 1941 году:

лЗа последние 20 лет мы пережили рождение нового ченловеческого типа, - столь же явно и внезапно, как картезинанский герой, как энциклопедист 18-го века, как якобинснкий лпатриот╗, мы пережили рождение фашистского челонвека. Подобно тому, как наука различает лhomo faber╗ и лhomo sapiens╗, мы должны представить специалистам в этой облансти и любителям этого лhomo fascista╗. Идеологи французского фашизма постоянно подчеркинвали, что лэто новое представление о человеке╗ - важнейншая часть их движения, отличающая их от их противников больше, чем все прочее¹⁰.

аа Действительно ли из их произведений возникает портрет лhomo fascista╗? Этого человека отличают энергия, муженственность и сила, - прежде всего, сила. Он смотрит на жизнь глазами Дарвина как на борьбу за существование, в которой сильный побеждает слабого. Он верит, что единственная справедливость, которая есть в этом мире, - та. лкоторая господствует благодаря силе╗, как подчеркивал Бразильяк. Поэтому он не избегает борьбы и кровопролития, а приветствует их, так как только в борьбе он действинтельно становится человеком. Его физическая храброе поддерживается сильным телом. В мирное время он - закаленный спортом атлет. Но он не эгоцентрический индивидуалист, так как он осознает, что цельность своей личности он обретает только в группе, поэтому он уважает сплоченность, дисциплину и авторитет. Это человек действия, во. и характера, короче, герой, не зависящий от истории, а с определяющий историю.

Этим, говорили защитники фашистского человека, он резко отличается от марксистского или демократического человека. Люди от природы не добры и не равны. В истории нет неизбежного прогресса и она не определяется только экономическими условиями. Главное заблуждение марксизма заключается в предположении, будто человечество - продукт одних материальных сил и сам человек не что иное как лограниченное число фунтов органического материала╗. В противоположность марксизму фашизм признает в истории лчеловеческий фактор╗ и роль динамичных личностей. лФаншизм - говорил Дриё - превосходит социализм своим мнением о человеке╗. Бардеш писал:

лФашизм не дает, в отличие от коммунизма, объяснение мировой истории; он не дает и ключа, с помощью которого каждый может расшифровать действительность. Он не венрит и в судьбу, а наоборот, отрицает судьбу и ставит на ее место волю человечества и веру в то, что человек сам опренделяет свою судьбу... Фашизм оценивает события и людей в соответствии со своим особым представлением о человеке╗.

Это представление о человеке, как настоятельно подчернкивалось, имело мало общего с тем, что хотели сделать из человека демократы. Демократическая теория восхваляет человеческие существа, которые, хотя и умеют читать, не имеют морали, стремятся к удобствам и безопасности, а не к героической жизни, ярко выраженных индивидуалистов с обостренным чувством собственной выгоды, не признающих общество чем-то большим, чем их собственное Я. Фашизм хочет лвзорвать броню этого эгоизма╗, - писал Поль Маринон в своей Программе ППФ (1938 г.) и возродить лрадость риска, веру в себя, коллективизм, радость общего порыва и воспоминания о той единодушной вере, которая позволила Франции построить кафедральные соборы и совершить чундесные деяния╗. У демократических стран нет этого прекраснного идеала и поэтому им не удастся, в отличие от фашистснких обществ, выдвинуть из своей среды героев. И большиннство консерваторов, даже роялистская Аксьон Франсез, лишь редко приближаются к этому идеалу, так как они погрязли в материалистическом эгоизме и буржуазном декадентстве, и у них, как думал Дриё, нет динамики и необходимой жестонкости: лМонархист никогда не станет настоящим фашистом,. потому что он не современен: у него нет жестокости, варварской простоты современного человека╗.

Более чем что-либо другое, это возвышенное представленние о человеке привлекло в 30-х годах к фашизму таких люндей, как Дриё и Бразильяк, и определило их дальнейшую судьнбу. Оно было одним из мотивов сотрудничества с немцами после 1940 года. У них было нечто общее с нацистами и это общее при принятии решения перевесило различия. Потрясенные быстрым поражением Франции и убежденные, что их соотечественники доказали этим свое вырождение, они обнратили свои взгляды на немцев, которые принесли францунзам новый идеал, достойный того, чтобы на него ориентиронваться; Дриё называл этот идеал лгитлеровским человеком╗, имея в виду новый тип победоносных немцев, создавших III Рейх. Как говорил позже Бардеш, нацизм был тогда для него и его друзей не только лучшим средством борьбы против комнмунизма и либерализма, но, даже если немцы проиграют войнну, нет другой возможности воплотить лновый образ человенка╗, который воплощали в себе нацисты. Такие люди как Бардеш, сотрудничали с немцами не потому, что были целиком согласны с их идеологией: их привлекали личные качества оккупантов, их жизненная энергия, сила и воинская доблесть. Даже в 1945 г., когда все было потеряно и нацизм был погренбен под горой военных преступлений, Бразильяк писал в тюрьме, в ожидании казни, оправдывая свои дела, о том яронстном сопротивлении, которое немцы оказывали союзникам: лПроявив твердость по отношению к другим, Германия в, эти годы доказала, что она может с такой же твердостью отражать удары, наносимые другими. Она убедительно доказала

свою жизнеспособность, приспособляемость, храбрость свой героизм. Хотя его города сжигались фосфорными бомбами, весь народ собрался с силами, и в завоеванные странах, из которых их американские и русские войска, наконец, выгнали, немецкие солдаты, отрезанные от своих и предоставленные самим себе, сражались с энергией обреченных; они были единственными, чьи души оставались верными, и это восхищает... Невозможно, чтобы такие достоинства был навсегда потеряны. Они входят в общую сокровищницу на шей культуры╗.

Остается последний вопрос: был ли французский фашизм вообще идеологией? Был ли он, как утверждают некоторые ученые, в первую очередь, всего лишь ллихорадкой╗, движеннием без явных целей и серьезной доктрины, т.е. движением, для которого, по словам профессора Вебера, лконечный рензультат действия был менее важен, чем само действие╗, двинжением, у которого не было плана или планов, намеченных первоначальной доктриной? Был ли он, как думают эти ученные, в основном, романтической авантюрой, сентиментальнным, эмоциональным порывом, участники которого лбольнше интересовались жестами, чем доктриной╗, уделяли больнше внимания стилю, чем сути, и в результате оказались в понложении, при котором их отношение к политике было скорее иррациональным, субъективным и эстетическим, чем реалинстическим, объективным и постоянным?" Трудность с иснпользованными здесь прилагательными заключается в том, что они могут выражать противоположное. Во-первых, все идеологии, несомненно, имеют определенное эмоциональное содержание, которое влияет на их доктрины или даже вдохнновляет их. В этом плане французский фашизм не представнляет ничего особенного. лВоспринимать политические идеи как плод чистого разума, значит, приписывать им столь же мифическое происхождение, как Афине Палладе, - сказал однажды сэр Льюис Намир. - Важны, прежде всего, лежанщие в основе эмоции, музыка, для которых идеи - только либретто, часто гораздо худшее, чем музыка╗. Во-вторых, большинство идеологий имеет то, что можно назвать субъекнтивным представлением о хорошем общественном строе (все системы ценностей в этом смысле, собственно, субъективны). Кроме того, большинство идеологий имеет свою эстетику. Разумеется, такой человек, как Бразильяк, говорил о фашизнме как о лпоэзии╗ и был очарован поэтическими образам молодых людей, сидящих ночью вокруг костра, массовымиасобраниями и подвигами прошлого. Но свою концепцию жизни имел и марксизм в бесклассовом обществе, и консерватизм со своей идиллией священного прошлого. Украшенное символами представление о лхорошем обществе╗, котонрое идеологи не отождествляли с современным обществом и современной объективной реальностью, не является особой чертой французского фашизма и не может быть отброшено просто как лсубъективизм╗ и лэстетизм╗. Наконец, французский фашизм известен своим прославлением реализма и прагматизма, равно как и лромантическими╗ формами выраженния. Его вера в то, что сильный побеждает слабого и что сила и есть право, его презрение к интеллектуалам, сидящим в башнне из слоновой кости и не имеющим никаких контактов с конкретной реальностью, его постоянные указания на необнходимость противостоять жестоким фактам жизни, отожденствление насилия с мужественностью и его презрение к лронмантикам╗, не желающим пачкать руки о политику, - все это были основные аспекты фашистского лреализма╗.

Мнения насчет того, имели ли французские фашисты, будь они реалистами или романтиками, четкую идеологию и относились ли они к ней серьезно, разделились. Хотя танкие интеллектуалы-литераторы, как Дриё и Бразильяк, часнто делали большой упор на духе фашизма, чем на его пронграммах, и даже Дорио признал однажды, что доктрины ; ППФ лнедостаточны и бессильны╗ по сравнению с энергией и силой ее членов (этот упор на духе, а не на доктринах значительно облегчил французским фашистам в 20-х и 30-х годах внедрение в ряды консервативных правых и в свою очередь проникаться консервативным духом), было бы неверным, однако, делать отсюда вывод, что французский фаншизм был только ллихорадкой╗. Его партийные программы занимали четкие позиции по важнейшим внешне - и внутриполитическим вопросам, и даже если некоторые его доктрины называют романтическими, они тем не менее остаются доктринами. Как уже отмечалось, французскому фашизму претило все декадентское, и его культ энергии и силы имел важные последствия для его доктрин. Не только Франнция должна снова стать сильной страной, но и должно быть создано новое общество, чтобы воспитать новый тип челонвека. В этом пункте французские фашисты были такими же доктринерами, как Ликург, который поставил перед собой зандачу, с помощью законодательных мер создать нового спартаннского человека. Кроме сословий и авторитарного государства, французские фашистские писатели требовали лреволюции тела╗, увеличения числа спортивных команд, групп следонпытов, туристских союзов, молодежных турбаз, стадионов и, прежде всего, заменить крупнейшие города Франции конлониями, рассеянными по всей стране и соединенными сверхскоростными средствами сообщения. Только если оснвободить тела французов от обесчеловечивающего воздейнствия чисто городского существования, писал Дриё, они преодолеют и духовное декадентство. лБлагодаря нашим усинлиям, - говорил Поль Марион из ППФ, - Франция летних лагерей, спорта, танцев, туризма и коллективных экскурсий оттеснила Францию аперитива, табачных киосков, партийнных съездов и долгих обеденных перерывов╗. Согласно Дриё, важней всех прочих реформ фашизма та, которую он назынвал физической:

лФизическая реформа человека должна быть нашей санмой непосредственной, самой неотложной задачей, и она должна проводиться в соответствии с экономической рефорнмой, а реформа экономики должна ориентироваться на тренбования физической реформы (основной программы фашинстской революции)╗.

Французский фашизм действительно имел, таким обранзом, не только четкую идеологию, которая со временем долнжна была стать еще более четкой; эта идеология была высонкоморальной и совершенно серьезной. Несмотря на прославнление реализма и силы, в этой идеологии больше всего бронсается в глаза ее морализм, непримиримое возмущение всем, что осуждалось как декадентство, и усердное стремление истребить греховность (т.е. слабость) везде, где она встрентится. Бардеш, например, отмечает в своей книге лЧто такое фашизм?╗, что ни один режим не интересовался лморальнным здоровьем╗ общества больше, чем фашистский, и что по этой причине фашизм занимался лсистематическим иснкоренением всего, что лишает мужества, загрязняет или вынзывает отвращение╗. Демократии же известны своей моральнной распущенностью:

лДемократии допускают, что все аспекты жизни могут подвергаться любым влияниям, любым инфекциям, дейнствию любых зловонных ветров, и никакие плотины не вознводятся на пути декадентства, отчуждения и посредственнонсти. Они хотят, чтобы мы жили в степи, где каждый может на нас напасть. У них есть лишь один чисто негативный лонзунг: защита свободы... Чудовища, которые обитают в этой степи, крысы, жабы и змеи, все сползаются в одно болото... Посредственность действует на людей как яд, а демократии г набивают ее образованием, не указывая ни цели, ни идеала; это духовная чума нашего времени╗.

Этот вид морализма побудил многих французских фашистов вызвать к себе всеобщую вражду и даже пойти на смерть 1 ради своего дела, но он же привел их к тому, что они одобринли ряд самых авторитарных и низких политических деяний своего времени.

 

Примечания

 

¹ Rene Remond. La Droite en France de 1815 a nos jours. Paris, 1954; Eugen Weber. Varieties of Fascism. New York, 1964; Jean Plumyene et Raymond Lasierra. Les Fascismes francais. 1923-63. Paris, 1963; Paul Serant. Le Romantisme fasciste. Fasquelle, 1959; Peter Viereck. Conservatism from John Adams to Churchill. New York, 1956; Michele Cotta. La Collaboration. 1940-44. Paris, 1964.

² Remond. La Droite en France de 1815 a nos jours. В общем, те же с оценки, что и книга профессора Ремона, содержит вышедшая недавно книга Жана Плюмьена и Раймона Ласьерры лФранцузские ; фашизмы, 1923-1963╗. Авторы этой книги утверждают, что фашизм во Франции был сначала, т.е. в 20-х и 30-х годах, в основном, мифом, который пропагандисты левых поддерживали в своих партийных целях, чтобы дискредитировать правых в целом и сплотить свой собственный лагерь против стереотипного образа злобного врага - эта техника применялась и во время Освобождения. Наконец, во Франции возникли настоящие фашистские организации, говорят Плюмьен и Ласьерра, но эти организации лсначала╗ получили свои доктрины из-за границы, из газетных отчетов и журналистских комментариев о фашистских учениях в других странах. лФашизм по своему происхождению феномен, чуждый Франции╗ (с. 15). Но раньше те же авторы констатировали, что французский фашизм лдействительно возник из чего-то, лежавшего вне его санмого, из политических формаций как французских правых, так и французских левых╗ (с.10).

³ Eugen Weber. Varieties of Fascism. C. 12, 19.

⁴ Приведем в качестве примера эпизод, происшедший в последние недели войны. Дорио и Деа бежали в Германию, где сначала Риббентроп, а потом Гитлер признали Дорио самым квалифицированным представителем французских интересов в Германии. После этого Деа и Дарнан создали собственную контрорганизацию, чтобы говорить от имени Франции. Лишь в самый последний монмент Дорио и Деа согласились на личную встречу в деревне между местами, где они жили, чтобы уладить разногласия. По пути на эту встречу автомобиль Дорио был атакован самолетом союзников, и сам Дорио был убит. Деа в последние дни войны бежал в Италию и бесследно исчез.

⁵ Не будучи членом ППФ, как Дриё, Бразильяк выражал в своих статьях в газете лЖе сюи парту╗ большие симпатии к этому двинжению. Дриё же не забыл резкий критический отзыв о его произвендениях, который Бразильяк опубликовал в 1935 г., назвав Дриё ненудачником, который пишет лпустейшие и глупейшие истории╗, отличающиеся лдурным вкусом, высокопарностью и путаницей╗, а также своей лбеспомощностью, отступлениями, скучными паснсажами и эмоциональной лживостью╗.

⁶ Eugen Weber. Varieties of Fascism. C. 134, 141; Rene Remond. La Droite en France. C.204; Он же. Был ли французский фашизм // Тегге Humaine. 1952. №7-8; Стенли Хофман. Аспекты режима Виши // Revue francaise de science politique. Январь-март 1956. C.45, 50; Paul Serant. Le Romantisme fasciste. С12, 265; Jean Plumiene, Raymond Lasierra. Les Fascismes francais. C.8; Peter Viereck. Conservatism from John Adams to Churchill. C.62.

⁷ Rene Remond. La Droite en France. С107.

⁸ Там же. С.220, 218.

⁹ Может быть, в этом причина описанного профессором Вебером странного феномена: богатые деловые круги в разное время в 20-х и 30-х годах давали деньги на избирательные кампании фашинстских и протофашистских организаций, несмотря на их лантикапиталистические╗ программы (Weber E. Национализм, социализм и национал-социализм╗ в лFrench Historical Studies╗, весна 1962, с.302). Для Вебера речь идет в данном случае о технике, с помощью которой богатые круги отводили активную энергию этих групп от левых и делали ее таким образом неэффективной. Это возможно, но известно, что лантикапиталистические╗ программы этих движений не очень пугали закулисных заправил, тогда как антикомнмунизм французских фашистов им нравился.

¹⁰ К недостаткам книги Поля Серана относится то, что он сознательно опускает повествовательные произведения французских фашистских авторов. Но именно в этих работах часто можно встрентить самый яркий образ фашистского идеального человека.

¹¹ Eugen Weber. Varieties of Fascism. С.138, 142; Он же. Национализм, социализм и национал-социализм во Франции; Paul Serant. Le Romantisme fasciste. CIO, 31; William R. Tucker. Политика и эстентика: фашизм Робера Бразильяка // The Western Political Quarterly.1962, декабрь; Жан Тюрле. Введение в историю фашистской литературы // Les Cahiers francais. Май 1943, цит. в книге Серана на с. 11.

аааааааааааааааааааааааааа

 

Адриан Литтелтон

ФАШИЗМ В ИТАЛИИ: лВТОРАЯ ВОЛНА╗

 

Захват власти фашистами был долгим процессом. Нанчавшись осенью 1921 г. с частичного разрушения местных аднминистративных механизмов или овладения ими, он окончантельно завершился лишь после реформы Палаты депутатов в 1928 г. Однако в этом медленном процессе решающую роль сыграли два драматических лскачка╗. Первым был, несомненнно, поход на Рим, вторым - конец кризиса, вызванного убийнством Маттеотти, в январе 1925 г. Речь Муссолини 3 января означала разрыв между конституционным режимом и диктантурой. Эти два скачка весьма различны между собой. Поход на Рим был кульминацией медленного процесса перехвата власти у государства, тогда как поведение Муссолини в янванре 1925 г., его отступление, казалось первоначально роковым распадом его власти и всего фашистского движения и начанлом новой фазы, лвторой волны╗ фашизма.

Как могло убийство депутата от оппозиции через 18 менсяцев после похода на Рим поставить под угрозу основы влансти Муссолини? Дело в том, что без существования парланментской оппозиции, частично свободной прессы и частичнно свободной администрации весь кризис, вызванный убийнством Маттеотти, был бы немыслим. Кроме того, это убийнство было в определенном смысле характерно для режима, который не мог применять легальные санкции против своих противников. Фашистские вожди продолжали считать тернрор необходимым, но были не в состоянии взять на себя всю ответственность за него. Самое важное в речи Муссолини 3 января заключалось в том, что он сделал этот решающий шаг: лЯ заявляю... что я и только я беру на себя политиченскую, моральную и историческую ответственность за все, что произошло... Если фашизм был преступным заговором, если все насилия были результатом определенной исторической, политической и моральной обстановки, то ответственность за это лежит на мне╗¹. Фашизм считал себя революционным движением, но смысл этой революции оставался неясным. Когда отмечали годовщину похода на Рим, Муссолини хванстался, что лфашистская революция достигла своей цели╗, но когда он перешел к перечислению заслуг фашизма, полунчился перечень того, что не сделано. Фашизм не разрушил авторитет ни монархии, ни церкви, ни даже парламента, не ввел и чрезвычайные законы².

Если экстремисты в партии сожалели об отсутствии репнрессивного законодательства, то умеренных или лревизионнистов╗ беспокоила неспособность фашизма создать админнистративную основу для осуществления своей власти. На Национальном совете партии в августе 1924 г. один делегат задал вопрос: лЧто нового принес с собой фашизм? На что опирается утверждение, будто пути назад нет? Ни на что!╗³. Еще до кризиса, вызванного убийством Маттеотти, насажндался официальный оптимизм, и такого рода откровения стали более редкими, но все же имели место. Единственным нововведением фашизма было создание милиции, но ее стантус и будущее оставались неясными, и шел спор между теми, кто хотел свести ее значение до безобидной роли резерва на случай чрезвычайной ситуации и школы подготовки кадров для регулярной армии, и теми, кто хотел усилить ее политинческий характер.

Успех на выборах 6 апреля 1924 г. мог окончательно узанконить господствующее положение фашизма в государстве и по окончании неопределенного конституционного полонжения сделать возможным нормализацию или возврат к ленгальным методам, что было центральной темой политиченских дискуссий. Но окончание переходного периода фашистнского правления имело и свои недостатки. Стало трудней и дальше откладывать принципиально важные решения. Вопнрос о том, какую окончательную форму примет фашистское государство, стал актуальной политической проблемой. Станнет ли новая легислатура, как надеялись либералы, окончантельным возвратом фашизма к Конституции и законности или вместо этого будет созвано Конституционное собрание для создания нового фашистского государства? Во втором случае было непросто определить план намерений.

Трудность придания фашизму окончательной формы, а также его нелюбовь к дисциплине и стабилизации нельзя было объяснить одними практическими трудностями при проведении той или иной реформы. Даже репрессивному законодательству, которого требовали экстремисты, не удалось бы сразу же выполнить лреволюционные╗ требования движения, что ясно показали события 1925-26 годов. Сущестнвовало принципиальное противоречие между таким рационнальным и консервативным понятием, как восстановление авторитета государства, и той иррациональной активностью, которая толкала фашистское движение вперед. Идеи конституционной реформы или какой-либо четкой организации противоречили их менталитету или, как минимум, считались неважными. Писатель Камилло Пеллицци, который очень умно критиковал потом неспособность фашизма осущенствить поворот к технократии, к руководству менеджеров, очень красноречиво описывал эту позицию: лФашизм бонролся за принцип авторитета, но не авторитета писаных законов или конституционной системы╗. лНастоящий фашизм испытывает инстинктивную неприязнь к кристаллизации в государство... Фашистское государство это не столько госундарство, сколько движущая сила╗⁴.

И это была позиция не только немногих интеллектуалов; вождь группы раскольников, которые взбунтовались против лфашио╗ в Пистойе, назвав себя лСтарой гвардией╗, заявил: лМы, фашисты, никогда не должны терять динамику, котонрая относится к числу наших самых характерных признаков; застыть в статичной позиции, что недавно произошло, ознначает для нас отрицание фашистской идеи╗⁵. Можно говонрить о некоей идеологии лсквадризма╗, которая стремилась скрывать и запутывать простые реалии и заменять их миснтификациями.

Для настоящего восстановления авторитета государства было, прежде всего, необходимо уменьшить власть местных фашистских вождей, т.н. лрасов╗. Однако сделать это было непросто. В принципе, сам Муссолини хотел бы взять расов под контроль; в октябре 1923 г., если не раньше, он пришел к убеждению, что в его собственных интересах, как руководинтеля государственного аппарата, восстановить его власть над партией. Этот шаг не был очевидным: разве Муссолини не был также вождем партии? Но партия показала свою неспонсобность контролировать местных вождей. Чистые кризисы центральных органов партии, которые постоянно образовынвались, распускались, расширялись, сокращались, переименновывались и снабжались большими или меньшими полнонмочиями, доказывали трудность превращения фашистской партии в единое целое. В определенном смысле поход на Рим даже осложнил проблему. До него необходимость борьбы вынуждала движение к определенному единству действий; теперь этой центростремительной силы не было; к этому добавилось соперничество за посты. Совершенно ясно виндел это Дж. Боттаи, самый тонкий аналитик внутренних труднностей фашизма: лВ то время как однородность более или менее возможна в партиях, образованных на основе четкой программы, в партии, которая пополняется молодыми каднрами в атмосфере разгара страстей, она почти невозможна. Пока активны сильные чувства, можно объединить людей разных типов; спокойная обстановка снова оживляет их разнличия╗⁶.

В 1923 году шла интенсивная борьба за власть внутри фаншистского движения, как на национальном, так и на местнных уровнях. Центральное руководство пыталось либо назнанчать вождей в провинции, либо ослабить их власть, но вследнствие этого наиболее могущественные лрасы╗ стали прилангать еще больше усилий для увеличения своего влияния на центр. В результате усиливалась всеобщая смута и неувереннность. Современники говорили о кризисе фашизма⁷.

Собственно, кризис начался не с убийства социалистинческого депутата Маттеотти, а с его речи в парламенте 30 мая 1924 г. Тогда была озвучена идея выхода оппозиции из парланмента (лавентинский вариант╗), тогда же начались фашистнские контрмеры, лвторая волна╗ нелегального насилия или репрессивного законодательства. Циркуляр, который Чезаре Росси⁸ разослал в день этой речи фашистской прессе, приканзывал редакторам разоблачить лвтайне задуманный╗ план оппозиции по подготовке выхода из парламента: лЭти планы направлены на то, чтобы создать угрозу нормализации нацинональной жизни, на которую все давно надеялись и которая теперь достигнута, вызвав неизбежную и законную реакцию фашистского режима в нужный момент╗⁹. Но убийство сденлало такую реакцию невозможной. Согласно его собственной версии, Росси предложил Муссолини сразу же взять на себя ответственность за это преступление, что тот и сделал позже, 3 января 1925 года¹⁰. Но Муссолини чувствовал себя слишнком слабым для такого рода действий. Оппозиция одержала большую моральную победу; вопрос был в том, сможет ли она превратить ее в политическую. Как известно, этого не случинлось, но, чтобы понять позицию Муссолини и фашистского движения, необходимо задаться вопросом, какие шансы могнла иметь оппозиция в случае успеха.

Нельзя было полностью исключить применение насилия. В момент большой политической смуты шансы на успех имел путч небольшой и решительной группы людей из самого ближнего круга, хотя и это решение имело свои трудности. Но самая большая опасность для Муссолини исходила от легальной оппозиции. Задним числом известно, что она была обречена на поражение из-за позиции короля, но тогда этонго еще не могли знать. Муссолини боялся трех вещей. Пернвой была враждебность опытных государственных деятелей, но, как показали дальнейшие события, враждебные фашизнму Джолитти, Орландо и Саландра имели мало влияния на короля. Второй угрозой был распад парламентского больншинства Муссолини. Если бы откололись либералы, фроннтовики и другие группы, у фашистов осталось бы лишь шатнкое большинство, да и среди фашистских депутатов был ряд таких, у кого могли отказать нервы в случае крайних мер или могла возмутиться совесть. Наконец, опасность исходила и от самого кабинета. Муссолини пришлось расширить пранвительство, включив в него двух либералов, потому что гронзили отставкой четверо его министров - Овильо, де Стефанни, Федерцони и Джентиле¹¹. Газета лДжорнале д'Италиа╗ утверждала 5 июля, что лситуацию контролируют стороннинки законности. Есть кабинет, который никогда не пойдет на революционные меры╗. Позже эта газета взывала к лвосьми министрам - сторонникам законности╗¹². В этих надеждах был большой элемент иллюзии, но верно, что Муссолини тогда мог рассчитывать на полную поддержку только одного члена кабинета - Чиано.

Только этими опасностями можно объяснить колебания в политической стратегии Муссолини. Сначала он склонялся в сторону экстремистов. Ему нужно было сохранить все оставшиеся у него силы, а это означало зависимость от энтузиазма провинциальных масс и вооруженной милиции. Высшей точнкой успеха экстремистов был Национальный совет партии в августе. Принятые на нем резолюции означали решительный формальный разрыв фашизма с либеральным государством. Однако, после того, как Муссолини достиг своей цели, объендинив партию вокруг программы конституционной рефорнмы, которая имела мало значения для фактической политинческой ситуации, он попытался вернуть потерянную или шаткую поддержку либералов. Но часто эффективный ментод кнута и пряника не годился в новой политической ситуации. Напряжение было слишком велико, недоверие нельзя было преодолеть с помощью одних обещаний, и ту поддержнку, которая была утрачена вследствие ставки на экстремистов на первом этапе, можно было вернуть только пойдя на серьнезные уступки. В комментарии к посланию Муссолини к фаншистской партии от 30 ноября газета лДжорнале д'Италиа╗ от 2 декабря 1924 г. поясняла, почему ее оппозиция теперь непримирима: между июнем и нынешним днем лимел место ряд действий и выступлений Муссолини, которые находятся в полном противоречии с духом его речи перед Сенатом в июне или данного послания... Премьер-министр во вчерашнем донкументе и в своем недавнем выступлении перед Палатой вендет себя не как человек, живущий своими убеждениями, а как политик, вынужденно меняющий свою тактику, чтобы не понтерять власть╗.

Но и в другом важном плане прежняя тактика Муссолинни усиливала напряженность. В крайне опасном напряженнии находились и сами фашисты: это было необходимо для устрашения, однако пошатнувшиеся позиции фашизма затнрудняли теперь для Муссолини более, чем в прошлом, его заботу о том, чтобы энтузиазм его сторонников не перехлестннул через край. Первая экстремистская фаза имела к тому же ощутимые последствия. Провинции стали играть главенствующую роль в партийном руководстве, а их признанным вождем стал Фариначчи.

Таковы были причины кризиса политики Муссолини в конце ноября. С одной стороны, фашизм оказался в изолянции, с другой стороны, тот очевидный факт, что отток стонронников не прекращался, подрывал доверие фашистов к своему руководству и грозил тем, что руководство совсем утратит власть над движением. Единственный выход для Муссолини заключался в том, чтобы использовать растущее напряжение для того, чтобы утвердиться в роли человека, который один только может преодолеть кризис. В этой свянзи важна оценка, которую дал Массимо Рокка, хотя она отнносится к периоду до убийства Маттеотти. В разговоре с Карло Бацци Рокка сказал: лМы были едины в том, что Муснсолини для монархии - подлинная гарантия от скрытой угнрозы гражданской войны╗¹³. Об этой угрозе Муссолини гонворил и публично 30 декабря 1924 г., когда стали требовать его отставки: лЯ готов уйти, но лишь затем, чтобы потом выйти на улицу╗¹⁴. Легальные репрессии оправдывались тем, что это единственное средство избежать лвторой волны╗ ненлегального насилия. В своей речи 3 января Муссолини заявил: лЕсли бы всего лишь сотую часть той энергии, которую я использую для обуздания фашизма, я направил на то, чтонбы предоставить ему свободу действий, то... Но в этом нет необходимости, так как правительство достаточно сильно, чтобы подавить Авентинское восстание╗. Никто не восприннял эти слова как аргумент, но как угроза они возымели дейнствие¹⁵. Если Муссолини включил угрозу лвторой волны╗ в свою стратегию, из этого не следует, что она всегда была лишь эленментом его планов, тщательной оркестровки его главной темы. Нельзя было возразить, что эта угроза выдуманная, но ее осуществление, если бы она опередила полицейскую ренакцию, могло иметь роковые политические последствия; министры ушли бы в отставку и королю и армии пришлось бы вмешаться для восстановления порядка. Поэтому для Муссолини было важным, чтобы правительство приняло меры первым и воспрепятствовало недисциплинированным террористическим актам провинциальных фашистов или милиции. Эти акты могли бы привести к краху фашизма и в любом случае повредили бы репутации Дуче в его собственнном движении. В этой связи можно сказать, что угроза экстнремистов, что они сами возьмут закон в свои руки, была реншающим фактом, заставившим Муссолини принять то реншение, которое он принял.

К концу ноября он все больше брал курс на нормализанцию. Его намерения столь серьезны, что он наткнулся на упорное сопротивление внутри партии. Коммюнике о засендании Большого совета 20 ноября констатировало, что диснкуссия о новых политических директивах Муссолини была особенно долгой и возбужденной. Несколько дней спустя Чарлантини, член Директории партии, запустил странный пробный шар. В интервью газете лДжорнале д'Италиа╗ (27 ноября) он заявил: лФашизм это феномен, который не монжет быть исчерпан судьбой одной партии... нынешняя форнма фашизма просуществует, может быть, год или пять лет╗. Тех, кто считал, что Муссолини хочет спасти свою позицию ; за счет партии, это, конечно, не успокоило¹⁶. Фашистская революция была объявлена оконченной, и энергия движенния сосредоточивалась теперь на требовании новой амнистии¹⁷. Широко распространились пессимистические настроения, которых не избежал даже брат Дуче, Арнальдо. В одном письме, в котором он благодарит Микеле Бьянки за пондарок, он писал, что этот подарок был особенно желанным лв те дни, когда большая часть наших людей разбегается, и мы переживаем за программу, над которой мы работали и за которую ручались. Не утаю от Вас, что я уже много месяцев нахожусь в крайне трудной ситуации... но битва еще не оконнчена╗¹⁸.

Ситуация ухудшилась вследствие неожиданного удара. Бальбо, главнокомандующий милиции, был вынужден уйти в отставку в результате разоблачений, сделанных в ходе его клеветнической кампании против газеты лВоче Репуббликана╗. Муссолини, который сам был замешан в это дело, принял отставку Бальбо, послав ему дружеское письмо, что усугубило скандал. Вероятно, он решил в любом случае занменить Бальбо одним бывшим генералом регулярной армии, но вместо того, чтобы ему поверили вследствие этой иницинативе по лнормализации╗, создалось впечатление, что Муснсолини действовал вынужденно¹⁹. Внутри фашистского двинжения Бальбо был очень популярен, поэтому последствия его отставки были серьезными, особенно в рядах милиции, которая сыграла важную и вполне определенную роль в сонбытиях, которые привели к 3 января.

Дело Бальбо акцентировало противоречия в политике Муссолини. Чтобы умиротворить консерваторов, необходинмо было придать милиции национальную и военную роль, но для этого требовалось сотрудничество армии, которая не была готова дать свое согласие без определенных гарантий. Муссолини вдруг оказался в Сенате под перекрестным огннем критики военных и консерваторов и офицеров милинции, которые отстаивали ее интересы. Та настойчивость, с которой влиятельные представители армии, генералы Джардино, Цупелли и Кавилья²⁰ выдвигали свои требования, отнражали их серьезную озабоченность тем, что существует весьнма значительная вооруженная сила, не подчиненная, по сути, никакому эффективному контролю. Могли Муссолини быть уверен, что он контролирует свою недисциплинированную частную армию? Даже если успешный переворот был невознможен, милиция при поддержке остального фашистского движения могла устроить кровавый период междуцарствия. Как сказал Джардино, общественное мнение было обеспонкоено возможностью вооруженной реакции, лдаже если она ограничится несколькими провинциями... в случае политинческих изменений или радикальной чистки╗. Последняя часть фразы выражала опасение, что Муссолини больше не в силах обуздать фашистское движение, даже если захочет; и так оно и было на самом деле. Следовательно, требование чистки среди высших чинов милиции отражало уже не тольнко профессиональную ревность, но и настоятельную необнходимость снова поставить под контроль вооруженные силы. лАрмия всегда должна быть самой сильной из всех сил, сунществующих в нации, - продолжал генерал. - То, что прендотвращает самые неожиданные конфликты и самую мысль о конфликтах и поэтому обеспечивает мир гражданского общества без необходимости применять насилие, это исклюнчительно правильное соотношение сил╗. В данном случае речь шла не только о статусе, но и о власти.

Оппозиция офицеров милиции против новых директив, принятых под давлением армии²¹, не могла ограничиваться только вопросами содержания или статуса, но и была неотнделима от них. Ее мотивы были не только материальными, но и психологическими (нежелание отказаться от политического насилия), социологическими (неприятие безликой бюрократической организации) и политическими (разделянемое с другими фашистами-экстремистами мнение, что приншло время покончить с дискуссиями). Эта мешанина пронявилась в письме консула миланской милиции Карини: лЕсли мы, вместо того, чтобы расходовать литрами чернила, снова возьмем в руки палки - сколько добра от этого полунчится! Для тех противников, с которыми мы имеем дело санмый лучший и убедительный аргумент значит не больше, чем высохшая смоква... Генерал Радини переведен в Болонью; вместо него прибывает другой, смелый, но совершенно не известный нам генерал. Этот способ обращаться с милицейскими зонами как с армейскими полками или бригадами в принципе абсурден и неизбежно приведет к уничтожению милиции. Генерал Радини - уважаемый и непреклонный фашист, с ним все в порядке. Но он не хотел ехать в Болоннью... и я думаю, он, в конце концов, подает в отставку. Если этот пример других станет уроком для нас и то же произойндет в Болонье, милиция распустится и исчезнет. Необходинмо, чтобы Вы напомнили ему в этой ситуации, если он сам не понял, что мы надеемся, что добровольческая милиция останется в системе национальной безопасности точно тем же, что и сейчас.

Я пишу это... с чувством настоящего отчаяния в сердце (и я говорю только об отчаянии, потому что дисциплина запнрещает мне упоминать другие чувства)... Я живу со своей семьей на 793 лиры и - если не считать скромной пенсии, которую я заслужил за 26 лет бесстрашной, жертвенной борьнбы - не стяжал больше ничего... Если с нами будут так понступать, я предвижу, что это орудие обороны в нужный монмент (а он, может быть, уже настал!) не откликнется на реншающий призыв╗²².

Такая же смесь мотивов стояла, вероятно, и за возникншим в декабре 1924 г. т.н. лдвижением консулов╗. Кульминанция этой истории известна: в последний день года около тридцати консулов милиции явились к Муссолини под преднлогом новогоднего поздравления, но их настоящим намерением было заявить протест против изменений в командовании милиции и указать Дуче на то, что лвторая волна╗ хлынет, если правительство не будет предпринимать ничего, чтобы заткнуть рот оппозиционным критикам²³.ааааааааааааааааааааааааааааааааааааааааааааааааааааааааааааааааааааа

В этой истории многое остается неясным: рассказ о бурном обмене мнениями между Муссолини и представителем консулов называют лразыгранной комедией╗²⁴. Но, по крайней мере, на начальном этапе лдвижение консулов╗ было продуктом подлинного недовольства руководством Муссонлини и, вероятно, намечало акции такого рода, каких боялся Джардино. Можно предположить, что акции против сил
государства или без их участия стали бы лишь последней отчаянной попыткой; может быть, предполагалось устроить Варфоломеевскую ночь террора и тем самым сделать невознможной политику компромиссов и заставить правительство Муссолини пойти за движением.аа

Согласно ряду версий, эти меры, по крайней мере, на раннем этапе, организовывал и руководил ими сам Бальбо²⁵. Эта возможно, но убедительных доказательств нет. Влияние отставки Бальбо на офицеров милиции действительно заставляло Муссолини нервничать²⁶. Бальбо советовал своим сторонникам лв последний раз дать доказательство нашей дисциплины... Правительство нашего вождя приказало нам не проводить самим никаких демонстраций, ни за, ни против правительства. Мы повинуемся, но если и это последнее мирное предложение оппозиции не будет принято, они должны знать, что мы готовы снова издать военный клич первых дней фашизма╗²⁷. Фашистское региональное собрание провинции Эмилия избрала Бальбо председателем; префект Болоньи сообщал, что послание Муссолини лбыло встреченно собранием холодно и были слышны даже неодобрительнные выкрики╗. В ходе последующей бурной дискуссии лпронявились две тенденции: одна за возможность второй волны, другая - за нормализацию. После полудня вторая начала брать верх. Первую тенденцию поддерживали представитенли Феррары и Равенны, которые требовали снова ввести в дело группы действия; представители другой тенденции тренбовали таких законов, которые удовлетворяли бы претензии фашизма. Представители ряда провинций согласились с тренбованием генералиссимуса: чтобы нынешние начальники милиции Эмилии остались на своих постах... Говорили, что нелегальная деятельность может прекратиться лишь тогда, когда правительство продиктует законы, настолько проникннутые фашистским духом, что с их помощью можно будет защитить результаты революции... В милиции, истинной и единственной хранительнице фашистской революции, долнжны быть лучшие сквадристы, так как она должна остаться сквадризмом фашизма╗²⁸.

21 декабря 1924 г. газета лВоче Репуббликана╗ сообщала о лболее или менее тайных встречах высших офицеров минлиции под председательством Бальбо╗, та же газета (17 денкабря) воспроизвела важную телеграмму, которую Гранди послал Бальбо: лВашу телеграмму получил. Оставайтесь в Ферраре. Ведите себя спокойно. Покажите, что Вы можете молча ждать. Сейчас это важней всего. Ваш верный друг Граннди обнимает Вас╗. С этого момента исчезают всякие указанния на деятельность Бальбо. Молчал он из повиновения или сохраняя тайну заговорщиков, трудно сказать.

Нет никаких упоминаний о его присутствии на встречах руководителей милиции в Ферраре 9 декабря и Болонье 10 декабря. Как сообщал обычно хорошо осведомленный пренфект Боккини, в Ферраре обсуждалась только трудная личнная ситуация консула Форти, близкого друга и подчиненного Бальбо в провинции Феррара, который был замешан в убийнстве Дона Минцони. Встреча в Болонье, в которой приняли участие все консулы из Эмилии и Романьи, имела якобы офинциальный характер. Аналогичные встречи прошли в других регионах по инициативе Главного командования для обсужндения новых директив. Боккини сообщал об этом: лДискуснсия была очень бурной и отражала депрессию не только офинцеров, но и начальников сквадристов и милиции. За исклюнчением двух консулов, Борги и Диаманта, все остальные вынступили против предлагаемых правил. В частности, константировалось, что милиция в Эмилии и Романьи состоит из станрых сквадристов, которые повинуются только своим нынешнним офицерам, так как они раньше были руководителями старых групп действия. Даже консул Цунини, союз Реджи Эмилия, армейский полковник, заявил о своем полном согласии и угрожал отставкой╗. Участники, однако, согласили принять правила при том условии, что они включают в се локончательное и неизменное утверждение неотъемлемых прав нынешних офицеров╗, иными словами, гарантию сохранения ими своих постов²⁹.

Но это требование не было быстро выполнено. Решение Гандольфо заменить всех командиров округов, которые не именли в армии чин бригадного генерала, хотя и не касалось консунлов, все же оставляло их в неуверенности. Хотя о замене было официально объявлено 20 октября, новые командиры должны были занять свои посты только 1 января. Этим объясняется то, что события достигли своей кульминации 31 декабря.

В ответ на свою принудительную замену командиры окнругов развернули тайную деятельность. Командир округа Умбрия и Марке генерал-лейтенант Агостини находился в особенно щекотливом положении. 29 ноября газета лВоче Репуббликана╗ сообщила, что он по заданию Бальбо органнизовал и лично возглавил операцию лсквадрачча Перуджина╗ против фашистов-раскольников из Феррары. От местнных партийных вождей, с которыми он был в ссоре, он не мог ожидать ни помощи, ни поддержки³⁰. Этот спор началнся в конце июня, когда он выступил за применение насинлия. 17 декабря префект Перуджии доложил, что Агостини уехал в Рим, лчтобы достичь согласия с теми, кто находится в таком же положении, и урегулировать свои дела в соглансии с ними╗. Он якобы хотел предложить свои услуги Муснсолини, но префект советовал правительству лнайти для Агонстини какое-нибудь другое место, желательно вне милиции, чтобы не создалось впечатление, что от него хотят избавитьнся, во избежание реакций, которые могут быть порождены такого рода настроениями╗³¹.

Ситуация стала серьезной. Во время инцидента с Джунтой в палате стали известны разногласия между Муссолини и некоторыми ведущими членами партии. Так как существованла опасность, что фашизм расколется на две или несколько групп, естественно, недовольные получили новые стимулы и политическую поддержку от консулов милиции. Как пишет Монтанья, накануне Рождества во Флоренции встретились 13 консулов и приняли решение, 31 декабря приехать в Рим и поднять лвторую волну╗³². Это подтверждает и лВоче Репубнбликана╗ от 25 декабря: лсразу же после инцидента с Джунтой в Палате состоялись важные и секретнейшие встречи в Ферраре, Болонье и Флоренции, на которых присутствовали многие офицеры милиции и депутаты╗. Но газета предупрежндала, что мнимые разногласия между Дуче и лрасами╗ - злокозненный маневр, и провинциальные фашисты на этих встречах в действительности показали, что они полностью согласны с Муссолини, а он направлял свою критику только против ревизионистов, либералов и комбаттантов".

Тем самым встает основной вопрос: планировались ли действия консулов в тайном согласии с Муссолини? Утвернждения газеты лВоче╗ производят сильное впечатление, но есть прямые доказательства противоположного. Республинканская газета отказывалась верить сообщениям, что Муснсолини приказал полиции наблюдать за тайными встречанми, но 23 декабря Муссолини послал телеграмму префекту Болоньи: лГлавнокомандующий милиции Гандольфо сообнщил мне о перемещениях ряда офицеров милиции в Вашем округе под руководством консула Силингарди и менее знанчительных фигур. Прошу Вас тайно наблюдать за ситуацией и учесть крайне важные причины, которые обязывают всех сохранять молчание и повиновение╗³³.

Неясно, согласовывались ли лперемещения консулов╗ из одного центра, но точно известно, что их размах был очень большим. Силингарди и Цапполи, старый фашист, возглавнлявший один из союзов в Болонье, совещались 22 декабря с Агостини; префект Перуджии придал своим прежним сообнщениям еще более тревожную ноту³⁴. И 28 декабря во Флонренции должна была состояться, наконец, встреча высших офицеров милиции из Северной и Центральной Италии, в которой снова должен был принять участие Агостини³⁵.

Из этого доклада явствует, что поведение консулов, ненсомненно, было независимым и развивалось в направлении тайного заговора, в котором не участвовали префекты и понлиция³⁶. Проблема отношения Муссолини к этим событиям остается, однако, неясной. Поэтому, прежде чем мы перейдем к последнему акту, необходимо проследить за развитинем общей ситуации внутри фашистской партии.

Циркуляр Муссолини партии от 30 ноября сопровождалнся серьезными предостережениями против недисциплиниронванности³⁷. Он рекомендовал проявлять гибкость по отношеннию к возможным союзникам и запрещал любые нелегальнные действия, а также продолжение сквадризма. В этом не было ничего нового, но одобрялся отход от радикальной линии Национального совета. Но как политическое содержание этого послания, так и отношение к нему показывали, что речь шла не просто о формулировках. Особенно неприятным было для многих фашистов требование чистки: лНеобходимо очистить партию ото всех элементов, которым новые правила не годятся, которые сделали насилие своей профессией╗³⁸.

Мы уже рассказали, как это послание было встречено в Эмилии. Таким же был прием и в двух других областях, где были особенно сильны фашисты, в Тоскане и Ломбардии. Префект Флоренции докладывал: лВсе ораторы заявляли о своей готовности показать свою преданность Дуче, но они склоняются к экстремизму из страха, что оппозиционные партии одержат верх. Лупи, в отличие от других ораторов, принзывал к порядку и дисциплине. Морелли обратился к Чарлантини и призвал его обратить внимание на смуту среди фаншистов Флоренции, а в заключение потребовал полной амннистии для всех фашистов, осужденных за политические преступления. Встреча закончилась без голосования по какой-либо резолюции╗. Тем временем около 500 фашистов собранлись в Санта Мария Новелла и двинулись к Палаццо Веккио, где состоялась встреча, но были оттеснены полицией. Другие попытались вторгнуться в редакцию либеральной газеты лНуово Джорнале╗. Организатором и руководителем демонстранции был консул Тамбурини, самый влиятельный фашист Флоренции; он же возглавлял делегацию, которую принял Чарлантини (представитель Директории фашистской партии). Делегация лвысказала ему свои экстремистские намерения и дала понять, что не сможет сохранить дисциплину в случае нападок на вождей фашистов Флоренции╗³⁹. Особенно мрачнным было выступление Тамбурини: флорентийские фашисты-экстремисты из чувства самосохранения. Но вместе с вооруженными группами аграриев те, кого Тамбурини любил тренировать на учебном плацу, составляли силу с большими разрушительными возможностями⁴⁰.

Отчет о региональном собрании в Ломбардии подтверндил слухи о разногласиях между Фариначчи и Муссолини⁴¹. Сначала газета лПополо д'Италиа╗ заявила: лНет никаких лрасов╗. Это образы, порожденные фантазией╗. Но на слендующий день Фариначчи в передовой статье в газете лКренмона Нуово╗ бросил лозунг лДа здравствует лрасизм╗. По его словам, лрасы╗ не хотят ничего, кроме мира и согласия. 30 ноября он пережил свой триумф.

лХотя Маджи (депутат от Милана) был сторонником Дуче, он сказал, что надо идти прямым путем, а не зигзаганми, то хвалить Фариначчи, то требовать выбросить его за борт, как было в последние дни... При этих словах Фариначнчи зааплодировал. На следующий день выступал Фариначчи; его приветствовали бурными аплодисментами. Хотя он хотел бы повиноваться Дуче, сказал он, нельзя забывать, что необходима политика силы, а не слабости и компромиссов, так как оппозиция очень активна и выступает с обвинениянми в адрес фашизма. Теруцци говорил в том же духе. Наконнец, Арнальдо Муссолини сказал под гром аплодисментов, что партией руководит Директория, а не правительство, что Директория не имеет четкой политической линии и что нельзя требовать всего или взваливать все на правительство, и если партия движется зигзагами, то виновата в этом Динректория... Все были заинтересованы в том, чтобы проденмонстрировать свою абсолютную лояльность, одобрив послание. Однако преобладало согласие с тезисом о сильном правительстве, только среди присутствующих наблюдалась некоторая предубежденность, особенно против мер админинстрации, которая якобы производить слишком много ареснтов; участники требовали вмешательства правительства, чтонбы оно прекратило преследования╗⁴². Заслуживает вниманния речь Арнальдо Муссолини. Ясно, что это была сымпронвизированная в спешке попытка свалить ответственность за неудачи на Фариначчи и его коллег по Директории, но он не убедил собравшихся, как писала в тот же день (30 ноября) лПополо д'Италиа╗, в необходимости абсолютного повинонвения партии правительству. Та идея, что партия должна обладать определенной самостоятельностью, которую потом быстро заимствовал и Арнальдо, нашла, однако, серьезную поддержку. Установилось странное согласие между лревизинонистами╗ и линтегралистами╗ по революционным аспекнтам проблемы. Обе стороны явно считали, что фашизм, как политическая сила, может снова стать эффективным (как легальное или также как революционное движение) лишь в том случае, если он сохранит свою независимость от правинтельства. Жалобу ревизиониста Боттаи - лНесогласованнность, а не единство действий партии и правительства является причиной того, что идеалы и практика партии разлаганются под влиянием необходимого дипломатического искуснства правительства╗⁴³ - подвергла критике экстремистская лБатталье Фашисте╗⁴⁴. Позже требование лреволюционера╗ Суккерта, чтобы Муссолини вышел из правительства и возглавил избирательную борьбу как руководитель революционно-политического движения⁴⁵, можно сопоставить с письмом де Стефани к Муссолини, в котором де Стефани протестовал против речи последнего 3 января: лМое глубокое и зрелое убеждение состоит в том, что фашизм должен утвернждать себя в свободном политическом соревновании, будучи свободным от ответственности за действия высшей власти. Это увеличит силу фашизма и его способность к повинонвению. Начатая работа будет продолжена по воле итальянснкого народа╗⁴⁶. Серьезность рекомендаций де Стефани не подлежит сомнению. Действительно общим для стороннинков законности и экстремистов было недоверие к авторитарному и честолюбивому руководству Муссолини, а также чувство, что он подчиняет движение своим личным настронениям. Однако, следует задать вопрос, не осознавал ли сам Муссолини - публично он это делал лишь до определенного момента - преимущества того, что партия на данном этанпе требует большей независимости; ему было выгодно, что его правая рука, правительство, не знает, что делает левая, партия. Так было легче вести его любимую двойную игру.

Через несколько недель после региональных собраний Муссолини продолжал двигаться зигзагами. Неясно, готовил ли он чистку фашизма и низведение его до роли придатка новоорганизованного блока, но поведение как фашистов, так и либералов не способствовало осуществлению этого проекнта. Настоящий политической альтернативой оставалось, танким образом, только однопартийная диктатура. Но Муссолинни продолжал медлить с решением и его политика состояла лишь из рада действий, направленных на конкретные цели. В результате кризис фашизма продолжал развиваться.

Серьезные открытые разногласия среди фашистских денпутатов впервые выявились при попытке принять новый занкон о цензуре печати. Умеренные соглашались с критикой либералов, а экстремисты требовали ускоренно принять этот закон еще до Рождества. Отклонение этого закона было первым признаком политической слабости правительства и, казалось, оно начнет распадаться, кризис неизбежен и велись спешные поиски кандидатов в новое правительство. Сенатор Помпео ди Кампелло, камергер королевского двонра, встретился с фашистским депутатом Паолуччи и попронсил его написать письмо королю с рекомендацией образонвать лправительство национальной концентрации, в которое могли бы войти все премьер-министры, включая Муссолини, если бы он принял это предложение, или без него, если бы он проявил отсутствие гибкости╗⁴⁷. Паолуччи не сказал, говорил ли Кампелло от имени короля; было известнно, что он симпатизирует оппозиции.

Инцидент с Джунтой сделал еще более явным раскол в фашистской партии. Правительство просило разрешения начать процесс против Джунты, одного из вице-председатенлей Палаты, из-за его участия в организации покушения на фашиста-раскольника Чезаре Форни. Фашистские депутанты устроили демонстрацию в его защиту и, когда либерал Боэри выразил свой протест тем, что покинул Палату, Муснсолини крикнул ему вслед, что он должен вернуться, так как избран по правительственному списку. Этот необдуманный выпад чуть не привел к уходу либералов из парламента. Муснсолини дал задний ход и заставил Джунту уйти в отставку. Джунта, Эдоардо Toppe и другие собрали депутатов своего толка⁴⁸. Хотя сам Джунта смирился со своей отставкой, экнстремисты под руководством Микеле Бьянки, которого резнко прервал Муссолини, устроили на следующий день бунт в Палате. Образование экстремистской клики вызвало аналонгичный шаг со стороны умеренных; 44 депутата встретились в доме Паолуччи и все кроме одного согласились поддернжать лполитику примирения и нормализации в рамках Коннституции╗ и решили послать делегацию к Муссолини, чтонбы она потребовала отнять у милиции функцию поддержания общественного порядка, провести чистку партии, пронявить большее уважение к конституционным силам и воснстановить индивидуальное избирательное право⁴⁹. Саландра собрал свою группу, а опасались, что он тоже заявит о своей оппозиции правительству⁵⁰. В этот момент для Муссолини важней всего было выиграть время и помешать образованию союза умеренных фашистов и правых либералов. Паолуччи рассказывает на стр.259: лВойдя в Палату, я стал свидетелем мастерского хода: Муссолини положил на стол председатенля закон о восстановлении индивидуального избирательнонго права╗. Этот неожиданный шаг сбил всех с толку. Его сочли новым признаком распада правительства, так как Муснсолини явно действовал без консультаций с большинством кабинета. Экстремисты были разочарованы, так как увидели в этом шаге новую уступку либерализму, но он имел успех, хотя и временный, так как среди сторонников Паолуччи начался разброд и была предотвращена оппозиция Саландра иаего группы. Но тот способ, которым Муссолини резко отнстранил самого Паолуччи, указывал, что он уде думал о резнкой перемене курса.

Переход Муссолини к действиям был ускорен публиканцией меморандума Росси. Комментарий лДжорнале д'Италиа╗ (31 декабря) пояснял, почему правительство не может впредь действовать так же, как раньше: лМы имеем предсендателя совета министров, обвиняемого в уголовном преступнлении. Ни одна нация не может потерпеть, чтобы такая синтуация долго тянулась... Тот, кто сегодня помогает ему избенжать судебного процесса, становится тем самым его соучаснтником╗. Но были и другие события, которые сужали выбор Муссолини между двумя альтернативами - отставка или реакция. Первым было поведение Саландры, который 26 декабря ушел с поста председателя Джунты дель Биланчио, хотя уведомил об этом письмом лишь 31 декабря⁵¹. Поэтому Муссолини было необходимо перехватить инициативу; тольнко агрессивные действия могли восстановить доверие и прендотвратить распад кабинета. Параллели с походом на Рим поучительны. Тогда король не решился дать особые полнонмочия кабинету, который переживал кризис. Своевременные действия Муссолини и серьезность его угроз позволили ему 30 декабря при внешнем согласии единого кабинета принять необходимые меры и получить тем самым большое преимущество⁵². Его маневр был направлен на то, чтобы думали, будто репрессии одобрили и либеральные министры, котонрым Саландра позволил остаться в правительстве, а потом расколоть группу Саландры и натравить ее на него⁵³.

Одновременно медленно подходил к своей кульминации мятеж экстремистов. Это относится не только к лдвижению консулов╗, но и к деятельности экстремистских депутатов⁵⁴; дебаты вокруг нового избирательного закона после возобнновления работы Палаты грозили превратиться в мятеж пронтив политики Муссолини. Рупором недовольных был Курцио Суккерт (Малапарте). Один представитель оппозиции противопоставил революционный экстремизм Суккерта тем, кто боится потерять свои посты, завоеванные с помощью насилия╗. Но эти различия на уровне мотивов не мешали совместным действием на уровне политических акций. Райнон Флоренции, где склонный к насилию сквадризм всегда находил симпатии и поддержку и части писательской и художественной богемы, был особенно благоприятен для сонздания такого рода союзов. Несмотря на разницу культур и умственного уровня, Суккерт гордился своей дружбой с танким человеком, как Тамбурини. Его статья лФашизм против Муссолини╗ содержала не только утверждение: лМуссолинни получил свой мандат от фашистских провинций.., ревонлюционный мандат... так что абсолютный долг Муссолини - выполнять революционную волю народа╗, но и рекоменданцию партийным депутатам: лИммунитет, которым вы пользунетесь, правильно было бы распространить на всех фашистов... Или все должны сидеть в тюрьме, или никто╗⁵⁵.

Этот лозунг объединял провинциальных фашистов; он был повторен, если верить рассказам о встрече у Тарабеллы, во время конфликта консулов с Муссолини.

Во время беседы с Муссолини Суккерт заявил, что избинрательная реформа была только поводом для мятежа экстнремистов, точнее, симптомом начала лполитики ликвидации фашизма как доктрины и партии╗⁵⁶. Муссолини возразил: лМой дорогой Суккерт, если мы теперь станем слабыми, мы не вернемся никогда. Понимаете Вы это или нет?╗⁵⁷

Ставка Суккерта на революционные провинции принеснла свои плоды 31 декабря в виде событий во Флоренции⁵⁸. Несколько тысяч фашистов из Тосканы устроили массовое собрание во Флоренции, после чего разрозненные группы милиции и неорганизованные группы, вооруженные ружьнями и вилами, разгромили типографии газет лНуово Джорнале╗ и лФантериа╗, масонскую ложу, лкультурный кружок╗ и конторы ряда оппозиционных адвокатов. Это была первая крупномасштабная карательная экспедиция, направленная, в основном, против антифашизма среднего класса⁵⁹.

В этом собрании принял участие Ренато Риччи, член Динректории. Он напомнил фашистам о том, что лмы теперь занканчиваем оппозиционную кампанию, так как национальнное правительство показало, что оно предпринимает энернгичные шаги, чтобы овладеть ситуацией. Надо дисциплинированно ждать приказов Б. Муссолини╗. Но потом он согласился зачитать резолюцию, выражающую волю собрания: лФашисты Флоренции, которые собрались, чтобы подтвердить точные намерения партии, заявляют перед лицом вражндебных нападок на Дуче о своей лояльности, но ставят свое повиновение и свою дисциплину в зависимость от решительнных действий правительства, которое, если понадобится, должно пойти на диктаторские меры╗⁶⁰.

Официальный фашистский отчет об этих событиях поднчеркивал, что инициативу проведения этого собрания взялана себя провинциальный союз. Фариначчи писал об этом: лЕсли оценивать это важное событие с точки зрения члена Директории партии, мы должны выразить сожаление и неодобрение. Но мы не можем этого сделать: это было бы пронтив нашего разума и нашей совести. Если наши сторонники взбунтовались против Директории партии и правительства, чтобы остаться верными фашизму... это не наша вина╗⁶¹.

Но столь простая версия этих событий неправдоподобнна. Либеральный министр Казати говорил Саландре, что он лопределенно знал, что события во Флоренции были органнизованы Суккертом, уполномоченным Палаццо Киджи или Директории партии - что одно и то же - с одобрения Муссолини╗⁶². Источник убежденности Казати неизвестен, но его мнение, тем не менее, надо учитывать, хотя оно лишь частично подтверждается другими доказательствами. Зато официальная версия не выдерживает критики. Сам Суккерт писал: лНи для кого больше не секрет, что зачитанная Риччи перед собравшимися во Флоренции резолюция, с энтузиазнмом встреченная огромной толпой на Пьяцца делла Синьориа, была составлена не во Флоренции, провинциальным союзом, а в Риме, Директорией партии. Это означает, что Национальная директория сама вместе с революционными провинциями выступала против правительства, стремившенгося к нормализации╗⁶³. Значит, Казати был прав в своем предположении, что Директория действовала с предваринтельного одобрения Муссолини?

Чтобы ответить на этот вопрос, нужно еще раз вернуться к лдвижению консулов╗. В отчете говорится, что Муссолинни спросил, почему не прибыл Тамбурини, в ответ на что Тарабелла передал ему письмо Тамбурини, в котором говонрилось, что он, Тамбурини, сам уже дал сигнал для начала реакции⁶⁴. Письмо Тамбурини сохранилось до сих пор:

лДуче! Я нахожусь во Флоренции, чтобы подготовить и провести собрание, которого требовала Директория, иначе я был бы в Риме, чтобы поздравить Вас с Новым годом, но также чтобы сказать Вам, что теперь настал час для человенка, достойного сравнения с Наполеоном, чтобы он послал всех людей доброй воли изгнать и уничтожить тех, кто хотел разрушить Италию за деньги зарубежных наций.

Я и вместе со мной все фашисты провинции Флоренция готовы вынести любые оскорбления, направления против нас и других вождей, но мы не потерпим те, которые направлены против Вас, так что есть две возможности: либо Вы, с Божьей помощью, осуществите грандиозную программу, на что мы надеемся, либо мы, прежде чем стать посмешищем, начнем борьбу, потому что прекрасно победить или умереть солдантом... С неизменной преданностью - Туллио Тамбурини╗⁶⁵.

Это письмо было частным и осталось неопубликованным, поэтому вряд ли оно было написано, чтобы дать Муссолини повод для действий. Доказательства искренности позиции Тамбурини мы находим в письме, которое он за несколько месяцев до этого послал Микеле Бьянки: лЕсли Дуче хочет снова стать тем, чем он был до убийства Маттеотти, он долнжен непременно послать к черту нескольких сотрудников и вернуть старых фашистов. Мы хотим, чтобы Министерство внутренних дел любой ценой попало в руки фашиста, а не человека, который подрывает почву под ногами Дуче╗⁶⁶.

Это письмо указывает на то, что начавшаяся 30 января и доверенная Федерцони в качестве министра внутренних дел была в глазах Тамбурини недостаточной, даже если он, что сомнительно, знал о решениях кабинета, когда писал свое письмо.

Остается прояснить вопрос о позиции Директории. Вознможно, что Директория, как указывал Казати, с одобрения Муссолини устроила массовое собрание, но не информиронвала об этом Тамбурини. Возможно также, что Директория одобрила тактику независимых партийных действий. Начанло реакции 30 декабря должно было выглядеть так, как если бы инициатива была одобрена хотя бы задним числом⁶⁷.

Точную позицию Фариначчи трудно определить. После периода сомнений он, вероятно, решил снова обеспечить пранвительству поддержку экстремистской группы. Но его принзывы к дисциплине содержали в себе плохо скрытую угрозу: лТолько если Муссолини уступит, мы взбунтуемся и свергнем верхи иерархии╗⁶⁸. Но на следующий день он утверждал, что оппозиция обязана своей уверенностью только Муссолини, так как, лесли он откажется от власти, ничто больше не смонжет сдержать фашистов, и нация будет низвергнута в ужасы борьбы, последствия которой можно предвидеть╗⁶⁹. Можно, конечно, сомневаться, служила ли угроза мятежом в данном случае просто средством произвести впечатление на маргинналов уверенностью в сдерживающей роли правительства.

Нет доказательств того, что Фариначчи действовал соглансованно с консулами и нет оснований для предположения, что их послание было одобрено Директорией. Наоборот, есть доказательства того, что раскольническая группа внутри партии была в курсе дела, и попыталась воспользоваться этим шагом. На первый взгляд, невероятный аспект этой истонрии состоит в том, что некоторые консулы после беседы с Муссолини и по приглашению депутата Эдоардо Toppe направились в дом известного члена масонской ложи Пьяцца дель Джезу Виццони, который предложил им заменить Дуче другим вождем, принадлежащим к его организации⁷⁰. В рензультате этого Тарабелла и Гальбиати организовали лантинмасонский союз╗⁷¹. Но с учетом указания Муссолини на лсделанную ими (Toppe и раскольниками из Александрии) попытку развалить партию во всей Италии╗, этот эпизод представляется не столь уж неправдоподобным⁷².

Решения кабинета от 30 декабря явно были началом разнвития в направлении диктатуры. Члены кабинета, которые отвергали требование неограниченной власти для Муссолинни, возможно, не были внутренне убеждены в том, что понступают правильно; может быть, они против своей воли пронявляли готовность одобрить временные меры, чтобы уменьншить напряжение. Казати и Сарроки могли верить, что в благодарность за отсрочку их отставки Муссолини пообещает пользоваться лишь легальными средствами⁷³. Фашистские министры Овильо и де Стефани, которые не одобряли речь 2 января, были, предположительно, того же мнения. Наступление экстремистов, которое началось 31 декабря во Флонренции и продолжилось в Пизе, Болонье и других городах, действительно изменили ситуацию и подготовили путь более широкомасштабным репрессиям, которые начались 3 янванря и были одобрены преобразованным, чисто фашистским кабинетом 7 января.

Нелегальная реакция сквадристов не только по времени, но и по значению началась только после полулегальных репнрессий государственных органов. Суккерт протестовал: лФаншизм должен напомнить своим вождям, что министерство внутренних дел самый неподходящий орган для проведения революции╗ и призывал своих друзей из Национальной динректории показать, что лДиректория партии это не приданток к Виминалу, а воистину революционный орган, который намеревается воплотить в жизнь волю фашизма окончательнно, несмотря на все сопротивление╗⁷⁴. Но фашистские маснсы уже выполнили свою задачу - запугать короля и общенственное мнение и их можно было загнать обратно в угол: лИмперо╗ от 8 января 1925 г. справедливо обвинила Суккерта в нелогичной лдемагогии╗.

Экстремисты добились очень многого: восстановления групп действия, даже если они были неофициальными, оснвобождены от любых преследований, сотрудничества прончих государственных органов с милицией, не говоря о таких второстепенных достижениях, как назначение Фариначчи секретарем партии и введение давно обещанного фашистнского законодательства. Несмотря на это, январские собынтия уже указывали на то, что государство подчиняет себе партию, но не так, как хотели Фариначчи и интегралисты. Внешне казалось, что законодательные меры интегралистов выполняются, но на практике создавались дополнительные бюрократические механизмы, которые подавляли самостонятельную жизнь партии и других ценных течений национальнной жизни. Программа экстремистов оказалась непригоднной для подлинного обновления государства даже в том смысле, какой ему придавали фашисты. лДинамика╗ движенния могла в действительности сохраняться только путем прондолжения террора; таков был истинный характер экстремизнма. Но после 3 января он утратил вместе со своими последними претензиями на лгероизм╗ свое значение.

Когда Палата снова собралась 12 января, фашистский депутат Маффеи воскликнул: лЧернорубашечники готовы к любым маневрам своих противников. Их ударная сила не имеет границ!╗ Федерцони в ответ бросил: лДостаточно однного карабинера╗⁷⁵.

 

Примечания

 

¹ Mussolini. Opera Omnia. Полное собрание сочинений. Изд. Дж.Пини и Э.Сусмель, Флоренция, 1951. Т.21. С.238. Если нет иных указаний, все последующие ссылки на речи и статьи Муссолини взяты из этого же источника.

² Там же. Т.20. С.61. Ср. также его речь перед собранием фашинстской партии 28 января 1924 г.: лФашистская революция не понтребовала никаких человеческих жертв. Она не создавала никаких особых трибуналов. Нигде не раздавались залпы расстрельных конманд. Террор не использовался, не были объявлены чрезвычайные законы╗ (Там же. С. 164).

³ Пополо д'Италиа. 5 августа 1924. Речь В.Пеллиццари.

⁴ Pellizzi С. Problemi e realita del Fascismo. Firenze, 1924. P. 103, I 164.

⁵ ACS (Центральный государственный архив), фонд Микеле Бьянки, тетр. 43. 1 мая 1923.

⁶ Pagine di critica fascista. Firenze, 1941. P.221.

⁷ Lumbroso G. La crisi del fascismo. Firenze, 1925.

⁸ Начальник пресс-бюро Муссолини и член Директории ПНФ. Был арестован за участие в убийстве Маттеотти.

⁹ ACS, Министерство внутренних дел, официальный кабинет, шифровка. Телеграмма, отправленная 30 мая 1924. №12000.

¹⁰ Salvemini G. Scritti sul fascismo. T.l, изд. Р.Виварелли. Милан, 1963. С.219.

¹¹ St. Antony's documents. 14 июня 1924 (переписка об измененниях в кабинете). Там же, указание Ачербо от 18 сентября 1924 на лзаговорщиков 14 июня╗.

¹² Джорнале д'Италиа. 30 декабря 1924. Перечислены либералы Казати и Саррокки, два умеренных фашиста, де Стефани и Овильо, бывший националист Федерцони, католик Нара и оба военнных министра.

¹³ Rocca М. Come il fascismo divienne una dittatura. Milano, 1952. P. 124.

¹⁴ Sarrocchi G. Ricordi di un esule da Palazza Madama. Firenze, 1950.
P.27. 1 января 1925 г. газета лПополо д'Италиа╗ писала: лМы имеем фашистское правительство, правительство Муссолини, потому что никто не может править вопреки воле фашизма и Муссолини╗.

¹⁵ П.С.С. Т.21. С.240. лПополо д'Италиа╗ от 3 января 1925 г.: лЧтобы сдержать фашистов, нужно сдержать прессу, которая их провоцирует... Указ правительства о запрете собраний и митингов и расследовании событий во Флоренции служит новым доказательством намерений Муссолини и его сотрудников... Правительство хочет, чтобы все делалось по закону╗.

¹⁶ Ла Нацьоне. 25 ноября 1924: лЕсли творение не слушается своего творца, может случиться так, что последний оставит его на произвол судьбы╗.

¹⁷ Пополо д'Италиа. 29 ноября 1924.

¹⁸ ACS, фонд Микеле Бьянки, тетр. 2. Письмо Арнальдо Муссонлини к Бьянки от 27 ноября 1924.

¹⁹ Преемником Бальбо был генерал Гандольфо, убежденный фашист, до этого - префект Кальяри. После отставки Де Боно Бальнбо временно был верховным консулом милиции.

²⁰ Парламентские акты, Сенат, дискуссии, 27-я сессия, I, с.379-385 (4 декабря, выступление Джардино), с.485-488 (9 декабря, вынступление Цупелли), с.415 (5 декабря, выступление Кавильи). Отнвет Муссолини см.: П.С.С. Т.21. С. 197.

²¹ ACS, Министерство внутренних дел, офиц. кабинет, шифровнка от 8 декабря 1924 №26409. Генерал Гандольфо просит окружных командиров рассказать о впечатлении, которое произвели на коннсулов новые директивы о милиции.

²² ACS, фонд Фариначчи, тетр. 3, письмо датировано 26 декабнря 1924.

²³ Galbiati Е. И 25 luglio е la MVSN. Milano, 1950. Р.37; Montagna R. Mussolini e il processo di Verona. Milano, 1949. P.22-29; Tamara A. Venti anni di storia. T.2. Рим, 1952-1954. C.60; Грей Э.М. Генезис 3 яннваря // Иль меридиано д'Италиа. 23 января 1949. Консул милиции командовал соединением, полная численность которого составлянла 1500 человек.

²⁴ Salvatorelli L., Mira G. Storia d'Italia nel periodo fascista. Torino, 1956. P.330.

²⁵ Грей. Указ. соч.; Pini G., Susmel D. Mussolini, l'uomo e l'opera. T.2. Флоренция, 1953. C.403.

²⁶ St. Antony's documents; ACS, Министерство внутренних дел, главное управление общих и архивных дел, 1924, в. 91, тетр. лФернрара╗, 29 ноября 1924. в 95. тетр. лРавенна╗, 30 ноября 1924.

²⁷ Коррьере делла Сера. 30 ноября 1924.

²⁸ ACS, Министерство внутренних дел, главное управление обнщих и архивных дел, 1924 в 89, тетр. лБолонья╗, 1 декабря - письнмо префекта Болоньи Муссолини.

²⁹ Там же, 1924, в 87 тетр. MVSN лСистематизация милицейснких чинов╗, письмо префекта Болоньи Муссолини 11 декабря 1924.

³⁰ ACS, Министерство внутренних дел, офиц. кабинет, шифрогнрамма, поступившая 10 декабря, №39997 в МВД от префекта Перуджи. Там же, главное управление общих и архивных дел, в 95, тетр. лПеруджа╗, 15 декабря, там же.

³¹ ACS, Министерство внутренних дел, офиц. кабинет, шифрогнрамма, поступившая 17 декабря, №40680.

³² Монтанья Р. Указ. соч. С.23. По данным Грея, шесть консулов были приняты 23-го Муссолини, но, вероятно, это ошибка, ибо нигде больше этот факт не упоминается, или эта встреча была, но не имела значения.

³³ ACS, МВД, офиц. кабинет, шифрограмма, отправленная 23 декабря.

³⁴ Там же, телеграмма префекта Перуджи Муссолини, поступивншая 23 декабря. лПо причинам, которые я Вам лично уже объясннял, позвольте мне как можно быстрей урегулировать отношения с генералом Агостини╗.

³⁵ Там же, 29 декабря. Эта информация исходила от Феличиони, противника Агостини, поэтому ее следует считать сомнительнной.

³⁶ См. также St. Antony's documents, доклад префекта Милана Муссолини 28 марта 1925 г., в котором Тарабелла и Гальбиати нанзваны вожаками той части милиции, которая противилась назначению генералов начальниками округов и опасалась, что эта сиснтема распространится и на соединения. По их мнению, милиция должна была сохранить военный характер со своими руководитенлями. Их поддерживали Москини (Мантуа), Теста (Мирандола) и Канделори (Рим). Это соответствует позднейшим докладам, в конторых вожаками названы Тамбурини, Тарабелла и Гальбиати, а такн же Теста и Канделори.

³⁷ Пополо д'Италиа. 30 ноября 1924: лФашистские правительнства должны походить на генеральный штаб, который не должен испытывать затруднений от мысли, что солдаты его не уважают или ставят его действия под сомнение╗.

³⁸ Пополо д'Италиа. 1 декабря 1924.

³⁹ ACS, МВД, офиц. кабинет, шифрограмма от префекта Флонренции Муссолини, полученная 30 ноября 1924. №39048.

⁴⁰ Сальвемини. Указ. соч. С. 134; Ронки Беттарини К. Заметки об отношениях между лгородским╗ и лсельским╗ фашизмом в Тоснкане // La Toscana nelT Italia unita. Firenze, 1962. P.372.

⁴¹ Джорнале д'Италиа. 27 ноября 1924.

⁴² ACS, МВД, главное управление общих и архивных дел, 1924, в 93 тетр. лМилан╗, 30 ноября, от префекта Милана - Муссолини.

⁴³ Bottai G. Pagine di critica fascista. P.325.

⁴⁴ 6 декабря, А.Лукини: Разграничение между партией и правинтельством было необходимым, так как правительство лсамо поканзывает... что оно совершенно непригодно, не скажу, для осуществнления постулатов фашистской революции, а скорее для руководнства движением╗.

⁴⁵ Интервью газете лЛа Стампа╗, 23 декабря 1924.

⁴⁶ St. Antony's documents, письмо де Стефани Муссолини от 5 января 1925.

⁴⁷ Paolucci R. И mio piccolo mondo perduto. Bologna, 1947. P.256.

⁴⁸ лДжорнале д'Италиа╗ от 19 декабря цитирует этот циркуляр: лНекоторые депутаты, даже старые фашисты, ощущают необходинмость обмена мнениями со всеми, кто лучше всего может понять абсолютную необходимость защиты идеалов, а также политичеснкой и моральной программы фашизма╗.

⁴⁹ Паолуччи. Указ. соч. С.257.

⁵⁰ Ресто дель Карлино. 20 декабря 1924.

⁵¹ Саландра ушел в отставку до опубликования меморандума Роччи. Об ее причинах см.: Джифуни Дж.Б. Иль Рисорджименто. Февраль 1962: лОт убийства Маттеотти до предложения либералов об отставке Муссолини на заседании Совета министров 30 декабря 1924 г.╗.

⁵² Из фактических мер были осуществлены: 1) Федерцони проинструктировал префектов о неукоснительном применении указа о цензуре прессы; 2) Были выслежены и арестованы организаторы группы лИталиа Либера╗ (ACS, МВД, офиц. кабинет, шифрограмнма, отправленная 30 декабря).

⁵³ См.: Иль Рисорджименто. Октябрь 1962; Джифуни Дж.Б. На пути к диктатуре. Дневник Саландры за январь 1925. С.52, 196. Рунководимые Де Капитани миланские либеральные союзы согласинлись 28 декабря с предложением правительства об абсолютном сонтрудничестве (ACS, МВД, офиц. кабинет, шифрограмма префекта Милана Муссолини, принятая под №41560).

⁵⁴ лДжорнале д'Италиа╗ от 25 декабря сообщала, что экстреминстские депутаты соберутся 28 декабря, умеренные - 2 января.

⁵⁵ Ла Конквиста делло Стато. 21 декабря 1924.

⁵⁶ Суккерт считал, что нельзя сохранить преданность, ведущую к самоубийству. См.: Ла Стампа. 26 декабря 1924.

⁵⁷ Джорнале д'Италиа. 30 декабря 1924.

⁵⁸ Газета фашистов Флоренции лБатталье Фашисте╗ опубликонвала следующий выпад Суккерта: лВсе, и сам Муссолини, должны подчиняться мнению фашизма в целом╗. См.: Л а Конквиста делло Стато. 28 декабря 1924.

⁵⁹ Сальвемини. Указ. соч. С.111; ACS, МВД, офиц. кабинет, шифрограмма, поступившая 31 декабря 1924, №41835; там же, №41867; там же, №23 от 1 января 1925; Батталье Фашисте. 4 января 1925; Нуово Джорнале. 31 декабря 1924.

⁶⁰ Батталье Фашисте. 4 января 1925.

⁶¹ Кремона Нуова. 2 января 1925; Пополо д'Италиа. 1 января 1925: лФашистские собрания, проведенные по местной инициатинве, а не по указанию Директории партии, были спровоцированы
коварством оппозиции╗.

⁶² Джифуни Дж.Б. Указ. соч. С. 199. Саррокки, который видел Саландру 5 января, пишет, что тот не отрицал его мнение об ответнственности правительства за беспорядки во Флоренции, если не за прямое подстрекательство с его стороны. Там же. С.200.

⁶³ Ла Конквиста делло Стато. 18 января 1925.

⁶⁴ Монтанья. Указ. соч. С.24.

⁶⁵ St. Antony's documents.

⁶⁶ ACS, фонд Микеле Бьянки, тетр. 6, 17 сентября 1924.

⁶⁷ Даже во Флоренции лвторой волне╗ предшествовал ряд ареснтов, произведенных полицией (Сальвемини. Указ. соч.).

⁶⁸ Кремона Нуова. 23 декабря 1924.

⁶⁹ Кремона Нуова. 24 декабря 1924.

⁷⁰ Монтанья. Указ. соч. С.28. Кроме Toppe, членами ложи лПьяцца Джезу╗ были также Ачербо и Бальбо (Tasca A. Nascita е awento del Fascicmo. Firenze, 1965. P.594). Называют также имена Тамбурини и Суккерта, но источник сомнителен.

⁷¹ Гальбиати. Указ. соч. С.47-62; St. Antony's documents.

⁷² ACS, Личный секретариат Дуче, архивная картотека, 242/R, Роберто Фариначчи. Письмо Кьяволини префекту Кремоны от 20 февраля 1925.

⁷³ St. Antony's documents, 4 января 1925, письмо Саррокки к Муссолини. Забота о законности выражена в приказе Федерцони обыскать дома руководителей группы лИталиа Либера╗ лза исключением депутатов╗ (ACS, МВД, офиц. кабинет, шифрограмма, отправленная 30 декабря Федерцони префекту Генуи).

⁷⁴ лЛа Конквиста делло Стато╗ в номерах от 4 и 18 января 1925 утверждала, что меры Муссолини направлены, главным образом, против фашистского движения и преследуют цель упредить перенворот.

⁷⁵ Джорнале д'Италиа. 13 января 1925.

 

аааааааааааааааааааааааааааааааааааааа

Юджин Вебер

ЛЮДИ МИХАИЛА АРХАНГЕЛА

 

Часто приходится слышать, что фашистские движенния рекрутировались, большей частью, из среднего класса или его нижнего слоя. Это мнение призвано доказать, в оснновном, консервативную или реакционную природу данных движений. Но возникает ряд вопросов. Во-первых: верно ли фактически это утверждение? Действительно ли фашистские или сходные с фашизмом движения находим своих вождей и сторонников, большей частью, в средних слоях общества? Во-вторых: имеет ли в самом деле значение в этой связи тернмин лсредний класс╗? И последнее: являлись ли эти группы, из которых фашизм, большей частью, рекрутировал своих сторонников, действительно особенно реакционными и канковы специфические признаки подобных групп?

Такого рода вопросы легче поставить, чем ответить на них, потому что имеющаяся информация крайне скудна. Аналинтических исследований, посвященных членам и вождям этих партий очень мало. Работ, подобных лНацистской элите╗ Дэниела Лернера, по другим движениям нет. Статья Гарольнда Лассуэлла и Ренцо Серено лЛидеры партии и правительнства в фашистской Италии╗, опубликованная почти триднцать лет назад¹, мало помогает; лИтальянская фашистская партия у власти╗ Данте Л. Джермино содержит мало нового. С НСДАП дело обстоит немногим лучше: здесь мы имеем очерк Ганса Герта (в лReader in Bureaucracy╗, изд. Роберт К. Мертон), лСельское население и национал-социализм╗ Рундольфа Хеберле, исследования по земле Шлезвиг-Гольшнтейн, написанные в 30-х годах и собранные в тонкий, но полезный том, а также очень впечатляющая работа о членах нацистской партии Теодора Абеля лПочему Гитлер пришел к власти╗. Вот, пожалуй, и всё. За отсутствием доказательств, особенно таких, которые позволили бы нам сравнить состав и мотивацию фашистских движений в разных странах и разных условиях, приходится прибегать к гипотезам, которые, хоть и весьма полезны, но могут и вводить в заблуждение в зависимости от предрассудков автора. Например, мы можем предположить, что торговец, принадлежащий к лнижнему слою среднего класса╗ будет скорее фашистом, чем социалистом или коммунистом, хотя лмаленький человек╗ Ганса Фаллады пошел иным путем, и профсоюзы служащих в Бельнгии - социал-демократические. Мы можем предположить, что крестьяне консервативны и, может быть, даже реакцинонны, не учитывая никаких особых условий, и указать на успехи фашистов в долине реки По, забывая при этом, что крестьянские общины оказывали там упорное сопротивленние фашистам, или мы можем, на примере Франции, цитинровать Анри Доржера и забывать Жана Рено.

Только более обстоятельные исследования позволят нам сказать, кто, в какой пропорции и при каких условиях пронявлял ту или иную тенденцию, и поскольку я не в состоянии внести большую точность в эти дебаты, я хотел бы рассканзать о том, что сделает всю проблему еще более противоречивой. Я хочу сделать это, приведя ряд фактов из истории одного из менее известных фашистских движений 30-х гондов, и потом использовать те или иные данные, чтобы нанчать сравнительную дискуссию о фашистской социологии и притягательной силе фашизма. Смелость и неполнота этой попытки могут быть оправданы, если удастся дать стимул дальнейшим исследованиям, которые исправят ее ошибки и внесут порядок в ту область, где сегодня нет ничего, кроме гипотез и мнений.

Третьей по силе партией на всеобщих выборах в Румыннии в декабре 1937 г. было движение, наиболее известное на Западе под названием лЖелезная Гвардия╗. Этикетка, под которой оно вело предвыборную борьбу - лВсе для Родинны╗ (ТПТ) - была последним из целой серии названий, с помощью которых оно пыталось реагировать на капризную неблагодарность правительства, но никогда не скрывало, что под ними продолжает существовать основанный в 1927 г. Корнелиу Кодряну Легион Михаила Архангела². Первый контакт с электоратом на всеобщих выборах в июле 1931 г. принес тогдашней лГруппе Кодряну╗ менее 2% от общего количества поданных голосов (34183) и при румынской изнбирательной системе она не получила ни одного места. Но в течение десяти последующих месяцев кандидаты Кодряну на дополнительных выборах победили своих либеральных противников в двух округах Молдовы. Они удержали эти места, и когда в июле 1932 г. прошли новые всеобщие выбонры, они получили 70674 голоса и пять мест в Палате. Так как организация Кодряну по решению правительства была раснпущена накануне новых выборов в декабре 1933 г., выборы 1937 года стали для нее первой возможностью снова принять участие в предвыборной борьбе. Она получила 478 378 (15,58%) голосов - на 4,82% меньше, чем самая большая Национальная крестьянская партия, и на 6,43% больше своих самых рьяных конкурентов из Национально-христианской партии и завоевала 66 мест из 390.

В ходе новой избирательной кампании, которая началась чуть не сразу же, так как новое Национально-христианское правительство распустило парламент, поскольку он не смог сформировать работоспособное большинство, можно было рассчитывать, что ТПТ укрепит свои и без того сильные понзиции, но до выборов дело не дошло. В феврале 1938 г. конроль произвел государственный переворот, покончивший с господством партий, ввел новую конституцию и запретил любую политическую деятельность, не говоря о выборах. Кодряну вскоре после этого был арестован и в том же году убит³. Ему не суждено было дожить до прихода его движенния к власти, до вынужденного отречения короля Кароля в сентябре 1940 и до падения популярности лЖелезной Гварндии╗ в последующие месяцы. После января 1941 г., когда провалилась его попытка вернуться к власти, Легион состонял всего лишь из горстки красноречивых изгнанников, конторые спорили о причинах своей неудачи. Однако в период между 1930 и 1941 годами это был важный фактор в румыннской политике, сила, о популярности которой можно судить по тому вниманию, которое уделяет ей нынешний румынский режим.

Поскольку это было единственное лфашистское╗ движенние вне Италии и Германии, которое пришло к власти без иностранной помощи, имеет смысл изучить причины успенха Легиона в обществе, сильно отличавшемся от обществ стран Западной и Центральной Европы, где впервые возник и развился фашизм. Речь идет в данном случае о слаборазнвитой крестьянской стране без значительной промышленнности, где никакая рабочая партия не угрожала интересам буржуазии, где сама буржуазия в своей классической торгонвой и промышленной форме была слаба или просто не сунществовала, где национализм не был темой партийной риторики, а частью общенародного сознания, и где поэтому радикальное националистическое политическое движение не могло иметь успеха, ни разыгрывая карту националистов против антинационалистов, ни мобилизуя социальную реакцию против организованных рабочих, поскольку ни антиннационалистов, ни организованных рабочих не было.

Согласно широко распространенному мнению, фашизм - идеология умирающего буржуазного общества. Но в Румыннии никогда не было такой буржуазии, как в Западной или Центральной Европе, и Легион никогда не утверждал, что защищает то, что там называлось буржуазией, а нападал на нее и обвинял в разложении, связывая его с буржуазными ценностями и учреждениями. В этом его сходство с другими фашистскими движениями, которые никогда не были поснледним оружием либерального финансового капитализма, а скорее его роком. В 20-х - 30-х годах во всей Европе, от Финляндии до Испании, фашисты смотрели на себя как на революционеров и, что еще важней, именно в этом обвинянли их консервативные критики. Они возомнили, будто фашистская революция довела до совершенства принципы 1789 года - эту точку зрения подробно развил Марсель Деа в книге лФранцузская и германская революция╗ (Париж, 1943); мы находим ее и в книге Руджеро Дзангранди лДолгий путь к фашизму╗ (Милан, 1962). Понятие органической нации быстро приводило к колнлективизму и к сосредоточению внимания на производительнных частях национального сообщества, которыми пренебнрегали. В этом заключался социализм национал-социализма и такова была причина его антибуржуазной и антикапинталистической ориентации. Но если вернуться к 20-м и 30-м годам и вспомнить, что тогдашние социалисты медленно I обуржуазивались и подпадали под влияние правительств, легко понять, почему фашисты критиковали их не только за раскол нации, но и за уход с революционных позиций. Таким образом, фашисты должны были или хотели быть, революционерами. Но им противостояли соперничающие революционные партии, от которых они отличались в однном важнейшем пункте: они были за национальное единнство, а не за классовую борьбу. Эти принципиальные разнонгласия и как результат их - соперничество, борьба партий и ловкие ходы - делали фашистов неожиданными союзниками тех сил, которые воплощали в себе порядок и реакцию; в итоге они направляли свои насильственные действия против своих революционных конкурентов и выступали в роли занщитников той системы, которую отвергали.

В этих условиях было неизбежным, что фашистов, котонрые выступали за революцию, перекричали и переиграли те, кто делал больший упор на национальное единство, на аннтимарксизм и оппортунистические связи. В иерархии приноритетов первые места занимали власть и антимарксизм, потом уже революция. Хотя речь при этом шла о временных тенденциях развития, они неизбежно изменяли форму движений, на которые влияли, пока, наконец, на Западе фашизм (хотя лишь временно) выступал в роли защитника того общества, против которого он бунтовал.

В других странах, где не было сильных движений революционных левых, где рабочий класс не был организован, где о социалистах не слышали, а коммунистов не видели (знали их только как враждебную зарубежную силу), у фашистов не было радикальных конкурентов. Их радикализм мо развиваться, не испытывая необходимости защищаться о левого крыла или слишком сближаться с умеренными силанми. В таких странах как Румыния и даже Венгрия фашистнские движения предстают перед нами в совершенно ином облике, нежели те, которые мы знаем на Западе: радикально иными были не только их слова и дела, но также их роль. Они могли свободно и беспрепятственно выступать как рандикальные и революционные движения, каких на Западе в такой форме никогда не было. Именно это произошло в Рунмынии с Кодряну и его Легионом Михаила Архангела и это становится ясным, если рассмотреть то общество, к которонму они обращались.

Последователей Кодряну их же соотечественники назынвали лпсевдоинтеллектуальным сбродом, неспособным или не готовым вести приличную жизнь и поэтому искавшим убежище в мистическом национализме, единственной реальнностью которого был оголтелый антисемитизм╗; большей частью это были лмелкие служащие, студенты-неудачники и разного рода дилетанты, превратившиеся в политических фанатиков╗, а также деклассированные элементы и люмпен-пролетариат⁴. Однако эта малопривлекательная банда после 1928 года достигала все больших успехов на свободных вынборах, достигнув планки 16%, используя надежды сотен тынсяч людей в целях своего лмистического национализма╗, который стремился не только к низвержению существуюнщих властей, хотя Кретяну никогда об этом открыто не говорил, но и к обновлению и созданию лнового человека╗ со всеми достоинствами, каких не было у румын: честностью, ответственностью, прилежанием, надежностью и, прежде всего, корректностью.

Эта неопределенная, но ни в коей мере не расплывчатая реакция на всеобщую распущенность и коррупцию, а также надежда на лучший мир помогли Легиону не только завоенвать руководство в студенческом движении страны, но и оканзывать доминирующее влияние, что бросалось в глаза мнонгим наблюдателям⁵.

Довольно смутный порыв романтического национализнма не обязательно кончается утилитарным и дидактическим морализмом, и это должно напомнить нам, что в таких страннах, как Румыния, даже цели, которые мы считаем буржуазнными, могут играть важную революционную роль, и что, например, коммунистам только с помощью террора удалось подавить коррупцию и внедрить такие буржуазные доброндетели, как честность, пунктуальность, ответственность и прилежание, с помощью которых они действительно рацинонализировали и революционизировали экономику многих стран от Румынии до Китая и вместе с тем внедрили свой вариант лсправедливого неравенства╗ и лкарьеры, открытой для талантов╗.

Примечательно, что это движение началось в студенчеснких кругах. Там, где нет представительных учреждений или они есть, но не функционируют, школы и университеты являются почти единственной подходящей платформой для публичного обсуждения национальных или международных тем, и студенты неизбежно становятся авангардом всех революционных движений. Чем более отсталой является странна, тем большую роль в ее политической жизни играют стунденты, так как, поскольку другие возможности концентранции людей, такие как фабрики, отсутствуют, их место занинмают школы и аналогичным образом собирают вместе лишенную корней общественность, что облегчает образование групп и подготовку акций; до возникновения другой полинтически значимой классовой солидарности возникают стунденческое самосознание и студенческая солидарность.

До середины 20-х годов румынское студенчество заниманлось только повседневными вопросами. Кодряну из Ясского университета и его однопартиец Мота из Клужского универнситета учили студентов ставить политические требования выше материальных и впервые сделали их политически значимой силой. Та роль, которую играли румынские студенты в поли тике вообще и особенно в политике Легиона, роль легионенров в политизации студенческого движения и в последуюнщей мобилизации студентов в рамках кампании за установление нового порядка в стране, свидетельствуют об их динанмичности и о понимании этими людьми того, какая новая политика нужна обществу, к которому они обращались.

Была возможность, что возникшее на такой основе понлитическое движение будет отражать определенные интеренсы, как и другие группы, которые навязывали стране свой эгоизм. И было вполне возможно, что оно будет выражать мнения и нужды того слоя, их которого происходило больншинство студентов-активистов. Но об этом движении слендует сразу же сказать, что оно никоим образом не было бурнжуазным. Во-вторых, следует отметить его репрезентативнность для массы населения, 4/5 которого составляло крестьнянство. Легион черпал свою силу на теологических семинанрах и сельскохозяйственных факультетах, где училось больншинство студентов из крестьян; он был популярен среди денревенских священников и тех учителей, которые не примынкали к Крестьянской партии; многие легионеры были рондом из деревни.

Как Кодряну, сын старшего классного наставника из манленького городка, как Ион Мота, сын сельского священника, и как Константин Папаначе, сын македонского поселеннца из Добруджи, руководство Легиона происходило из пронвинциальной интеллигенции, едва отведавшей городской жизни; это были дети или внуки крестьян, учителей и священников. Но тот факт, что их бастионы были в школах, что они очень быстро привлекли к себе значительную часть монлодежи и интеллигенции всей страны или, по меньшей мере, имели на них влияние, означал, что со временем социальная база Легиона становилась все шире.

В списке имен из архива Константина Папаначе указаны возраст и профессия 251 легионера, которые после неудачнного восстания в январе 1941 г. искали убежища в Германии и с 1942 по 1944 год были интернированы в концлагере Бухенвальд. Эта группа ни в коей мере не репрезентативна: к ней относится ряд молодых людей, которые учились тогда в Германии и примкнули к Легиону; в этом списке нет также имен женщин, активисток Легиона, а также священников, которые играли столь важную руководящую роль на селе, что один из них во времена национального государства легионеров даже стал окружным префектом, а 218 священников были обвинены в участии в восстании 1941 года. По всей вероятности, это список руководителей Легиона в Бухаресте и ряде других центров, которым немцы помогли бежать из страны. Этим объясняется и отсутствие священников, малое число крестьян и множество образованных людей. Самая значительная группа - 60 студентов (26% от обнщего числа), далее следуют 30 рабочих, 29 юристов и 26 чинновников, из них четверо - полицейские чиновники. Преподаватели составляют 10,8%, люди свободных профессий (без юристов) около 10%.

Интересно, что в отличие от полицейских чинов офиценров всего трое (вероятно, дисциплина удержала остальных офицеров на своих постах). Врачей тоже только трое (больншинство их привязывала к месту профессия), крестьян - лишь четверо. При этом речь идет в данном случае не о репнрезентативных средних данных о членах движения, а только о структуре его руководства. Мы можем сравнить эти даннные с цифрами трудящегося населения в 1930 году: тогда в сельском хозяйстве были заняты 78,2% (эта группа в бухенвальдском списке - всего 1,7%), 9% в промышленности и транспорте (минимум 13% в бухенвальдском списке) и 3,2% в торговле и ремесле (в бухенвальдском списке процент этих людей втрое выше).

Прежде всего, бросается в глаза преобладание мелких служащих, людей свободных профессий и членов того нонвого среднего класса, в котором Ральф Дарендорф видит один из основных источников поддержки нацистов, а, монжет быть, и итальянских фашистов⁶. Правильную оценку можно дать только с учетом возраста этих людей, весьма молодых. В 1940 году 21,9% из них были моложе 25 лет, пончти 40% - моложе тридцати. Этот фактор определяет их огнраниченность, беспокойство, недостаточную вписанность в существующий порядок вещей и, наконец, их восприимчивость к радикальным взглядам и готовность к радикальным действиям, от которых люди постарше воздержались бы⁷.

Легион был молодежным движением - на это ясно уканзывает возраст его вождей. В 1931 году, во время его первой избирательной кампании, Кодряну было 32 года, его замеснтителю Моте - 29 лет. Из других руководителей Василе Манрин имел 27 лет, Михаил Стелеску - 24. За отсутствием донкументов неясно, была ли их учеба столь успешной, как утверждает Ионеску, но есть информация, что руководители движения закончили университеты, а те, кому это не удалось - как Стелеску, который в 1932 году в 25 лет стал депутатом - прервали свою учебу лишь по той причине, что поставили перед собой более увлекательные задачи. Во всяком случае, лишь 8% студентов, которые учились в румынских универсинтетах в 1921-32 гг., не закончили учебу. Этот факт указывает на то, что прерывание учебы (во всех областях) было в Румыннии скорее исключением, чем правилом. Поэтому трудно денлать какие-то выводы из числа бойцов Легиона, которые прежндевременно прервали академическую учебу.

Может быть, нам лучше обратить внимание на то направление, которое критики Легиона не учитывают: на его борьнбу за избирателей. Конечно, есть причины не учитывать эту
тему, так как подробных данных о результатах румынских выборов мало, и мне тоже пришлось довольствоваться бегнлыми указаниями в прессе, в циркулярах и памятных записках Кодряну и в сообщениях румынского МВД.

До 1933 года области, где Легион был наиболее активен и имел наибольший успех, были расположены, главным образом, в южной Молдове (Путна, Тутова и Ковурлуй), в южной Бессарабии (Кагул, Измаил и Тигина), а также - с бастионом в центральной Трансильвании (Турда) - в двух отндаленных округах северной Молдовы (Нямц и Кымпулунг).

Об этом распределении можно сказать, прежде всего, что оно было, в первую очередь, результатом случайностей и личных привязанностей или связей Кодряну и его друзей. Горы, монастыри, леса и бурные потоки областей Нямц и Кымпулунг были колыбелью и центром истории Молдовы. Кодряну восхищался ими, не раз приезжал туда и воспитынвал местное население, которое платило собственным интенресом за необыкновенный интерес к его уединенной жизни. То же относится к бесплодным горам Мочу в округе Турда. которые Мота называл своей родиной и где не раз руковондил студенческими демонстрациями.

Как и все румынские националисты, но больше многих из них, Кодряну интересовался также особым историческим происхождением лразась╗, тех свободных деревень, жители которых возводили себя к общим свободным (благородным) предкам и претендовали на унаследованное от них право решать свои дела на совете старейшин деревень. Некоторые из этих деревенских союзов именуются в документах XVII века лреспубликами╗⁸. Эти общины, которые существовали до 30-х годов, отличались очень высокой степенью интеграции общества, коллективной организацией и давними воинскими традициями: сначала они боролись против притязаний землевладельцев, потом против деревообрабатываюнщих компаний, которые хладнокровно вырубали общинные леса и нарушали местные обычаи. Эти области привлекли внимание Кодряну, и один взгляд на карту показывает, что такие округа как Тутова и Ковурлуй, где в таких деревнях жили соответственно 45 и 44,5% населения, принадлежали к числу тех, где Легион начал свою деятельность, а потом на карте Легиона появились и три знаменитые лреспублики╗ XVII века - Вранча (Путна), Тигечь (Кагул) и Кымпулунг. Итак, с одной стороны - исторические связи, с другой - особый интерес романтических националистов и, наконец, случайность: личные контакты былых времен, которые побундили Кодряну совершить свою первую пропагандистскую понездку в забытый Богом северо-восточный уголок округа Конвурлуй, куда он приехал по приглашению одного своего знанкомого. В памяти тамошних крестьян он остался навсегда. Если мы обратимся теперь к менее субъективным аспекнтам, мы увидим, что речь идет во всех случаях о бедных, изонлированных и преимущественно сельскохозяйственных окнругах, которые не отличались от многих других областей Рунмынии, разве что были еще более бедными и изолированнными. Нямц, Тутова и Путна отличались необыкновенно широким распространением пеллагры (30-60 случаев на 1000 жителей) - в этом их превосходил лишь еще один округ. Пеллагра это болезнь бедных крестьян, питающихся одним хлебом. Близкие показатели в этом плане имел округ Кымпулунг. Соседние округа, Кагул и Измаил, страдали не только от пеллагры, но также от малярии и трахомы. В этих округах символы современного мира были редкими. Часть жителей имела социальное страхование или организовывала общества потребителей, но уровень жизни был ниже средннего национального уровня, зато неграмотность - гораздо выше средней, в бессарабских округах она достигала 60% и больше. Промышленность отсутствовала или была сосредоточена в одном городе, а деревня переживала застой и пути сообщения находились в еще худшем состоянии, чем где-либо.

Что все это означало, станет понятным, если мы сравним Легион с его самым явным конкурентом: с Национально-Христианской Лигой (ЛАНК), из которой он вышел. А.К.Куза, руководитель ЛАНК, был самый старый и самый ярый румынский антисемит, почитатель Дрюмона и Морраса, занкоренелый националист и первый учитель Кодряну. Они сонтрудничали с 1923 года, когда Кодряну активизировал деянтельность ЛАНК и предложил Кузе место председателя. До

1926г. новая партия развивалась удовлетворительно, получила более 120 000 голосов и 10 депутатских мест, но разнонгласия между Кузой и Кодряну все время усиливались, и в 1927 г. Кодряну порвал со своим учителем, потому что Куза, профессор университета и член парламента, не хотел поддерживать радикальные цели и методы молодежи.

Куза был националист, антилиберал и антимарксист, но его важнейшей идеей был фанатичный антисемитизм, и пронграмма ЛАНК требовала поэтому изгнания евреев из армии, юстиции, школы и с государственной службы, а также принменения процентной нормы во всех других областях, чтобы возможности образования для евреев и их участие в торговнле и ремеслах соответствовали их доле в населении страны. Поскольку эта программа совпадала с программой Легиона Кодряну, можно было ожидать, что обе партии будут сопернничать в одних и тех же областях. Однако за немногими иснключениями, этого не случилось. Почему? Опять сыграли свою роль случайности, а объяснение будет чисто спекулянтивным.

Сначала ЛАНК распространила свое влияние в бедных округах северной Молдовы, Буковины и северной Бессаранбии, где процент евреев был необыкновенно велик и антинсемитизм казался убедительным решением экономических и политических проблем. Во всей Буковине большая часть промышленности и особенно важная торговля древесиной находились в чужих, главным образом, еврейских руках. Сельские местности были очень бедны и перенаселены, местная промышленность хирела под натиском товаров маншинного производства, и люди искали работу в городах. Зато пустели маленькие городки, ранее процветавшие центры местной торговли, так как железных дорог не было или один единственный город (в данном случае имеются в виду Чернновцы) втягивал в себя всю промышленность и торговлю. Ищущие работу крестьяне, жители маленьких городков, конторые пытались конкурировать с современными предприятиями, вдруг оказывались лицом к лицу с крупными и мелнкими еврейскими предпринимателями, которые бросались в глаза не столько своим богатством, сколько своей чужеродностью.аааааааааааааааааааааааааааа

Евреи, которые составляли всего 4,2% населения Румыннии, в Молдове составляли 23,6%, в Бессарабии 27% и в Бунковине 30,1% городского населения. Многие (2/3 в Молдонве, почти 5/6 в Буковине и почти все в Бессарабии) говоринли, в первую очередь, на идише и часто только на нем. Их одежда, язык и образ жизни превращали их в отдельную нанциональную группу, каковой они сами себя всегда считали. Отказ от ассимиляции еще больше выделял сплоченное евнрейское население и вызывал гнев у культурных националинстов. Для крестьян еврей это был управляющий имуществом или посредник, который их эксплуатировал, владелец гостиниц и лавок, который ссужал им деньги под ростовщинческие проценты (потому что государство вообще отказынвалось давать им ссуды), владелец мельниц и деревообрабантывающих предприятий, который молол их урожай, оставнляя себе часть их дохода, вырубал их леса и не давал им рабонты или платил нищенскую зарплату. Жители местечек виденли в еврее конкурента, либо в самом местечке, либо в больншом городе. Для нарождающейся буржуазии он был преграндой на пути в школы, в органы юстиции, на денежный рыннок и в другие профессии. Для идеалистов евреи были инонстранцами, которые, хотя и живут в стране, презирают ее национальную культуру, отвергают национальное единство и угрожают существованию нации и целостности страны.

К этим чувствам и взывала Национально-Христианская Лига; однако наибольший успех она всегда имела там, где ее аргументы соответствовали местным реалиям: в Сторожинце, где на 77 православных церквей приходилось 46 синагог, в Рэдэуци, где это соотношение было 71:49, в Ботошани (109:66) и в Яссах (239:108); к ним добавлялись также города, как Сучава или Ботошани, обойденные новыми железнодорожнынми линиями и потому переживавшие упадок; такие области, как Сороки, ранее вывозившие свои плоды, вино и зерновые по Днестру в Черное море, а теперь потерявшие свое значенние из-за отсутствия железнодорожных и прочих путей; или такие бедные округа, как Байя, где крестьяне не справлялись с землями крупных поместий, разделенными между ними после Первой мировой войны и попали в долги еврейским ростовщикам и торговцам древесиной, а также Фалчу, через который раньше проходили очень оживленные пути, а теперь, из-за того, что их обошли железные дороги, оказались в изонляции, лишились рынков и засуха завершила то, что началось с транспортной катастрофы.

В одной румынской песне есть строка, которая отражает настроение ЛАНК: лУмолкли все звуки с тех пор, как стали строить дороги╗. Но эгоистичное недовольство, обращенное в прошлое ожесточение партии Кузы не соответствовали той атмосфере, которая царила в новом движении Кодряну. Если типичные цитадели ЛАНК были бедны, потому что переживали упадок, то типичные цитадели легионеров были бедны и никогда не жили лучше. В южной Бессарабии Измаил и Кагул всегда находились в экономической изоляции⁹, как и Тутова и известная своей бедностью область Мочу в Турде, на которых сосредоточил свое внимание Легион.

Еще важней было то, что еврейский вопрос в сельских округах легионеров не стоял столь остро, как в округах ЛАНК. В Путне или в Измаиле антисемитизм был менее эффективен боевым кличем, чем в округах Буковины. По мере удаления от северо-восточных областей еврейский вопрос все больше терял свое значение, а антисемитизм - свою ожесточенность. Антисемитская партия Кузы не смогла выйнти за пределы тех областей, где антисемитизм соответствонвал местным проблемам и реалиям. Когда она попыталась развиться в национальную партию, ей пришлось заключить союз с Национальной крестьянской партией Октавиана Гоги, националиста из Трансильвании, который был популярен и влияние которого на избирателей не было регионально огнраниченным. Подняв антисемитские знамена, образованная в 1935 г. коалиция Кузы-Гоги достигла наибольшего успеха только на северо-востоке, который Куза всегда крепко дернжал в своих руках. В период между 1932 и 1937 годами, когда движение Кодряну усилилось в шесть раз, группа Кузы-Гоги больше не развивалась. Это указывает на то, что Легион пренвосходил ее своей динамикой, а также на ограниченную принтягательную силу антисемитизма. Кодряну считал, что пронблемы Румынии выходят далеко за рамки еврейского вопнроса, но на практике поднимал его, приспосабливая свою пропаганду к проблемам и менталитету провинций. Резульнтаты 1937 года доказывают, что это принесло ему успех, но его успех был связан и с методами, которые Легион разрабонтал в тех областях, где он впервые выступил.

Если сравнить области, в которых был представлен Ленгион, с областями кузистов, обнаружится еще одно разлинчие, которое может быть важным в этой связи. В то время как средняя плотность населения Румынии в 1930 году сонставляла 61,2 человека на квадратный километр, в сельских округах ЛАНК она равнялась 73, а в сельских округах Легинона - 54, уменьшаясь иногда до 40. Это означает, что более старая партия укреплялась в более плотно населенных обланстях, где общественность была более доступна, а новому двинжению приходилось искать сторонников в редко населеннных областях, в недоступных и забытых общинах. Ему принходилось прилагать больше усилий, чтобы их завоевать, и эти усилия становились хорошей школой. История избирательнной борьбы Легиона это история маршей и поездок по странне, по горам и долинам, через снежные бури, по опасному, хрупкому льду замерзших рек, по пыльным или размокшим дорогам к деревням, куда ни один политик не заглядывал, чтобы мобилизовать крестьянство, забытым и заброшенным или разочарованным в политиках, которым они поверили и отдали свои голоса. Легионеры постоянно применяли метонды, разработанные во время первых избирательных кампаний. Когда они с 1934 года начали расширять свое влияние за пределы восточных областей, они шли к крестьянам и завоевывали их доверие, работая на полях и ночуя в крестьяннских домах; таким способом они создавали новые бастионы среди крестьян Мунтении и Олтении, в таких сельских окнругах, как Власка и Телёрман, где сохранялись традиции древнего крестьянского социализма, обычно в тех областях, где свирепствовали малярия (Власка, Телёрман), пеллагра (Браила и Прахова) или сифилис (Доль), следствие нищеты и недоедания.

Эти методы приносили успех благодаря энтузиазму и усердию легионеров, а также потому, что Кодряну настаивал на работе и дисциплине; к этому добавлялся и тот простой факт, что эти студенты и прочий лсброд╗, как мы уже виденли, имели тесные контакты с крестьянами. Они могли говонрить на их языке, плясать вместе с ними и работать на полях тех людей, которых они хотели привлечь на свою сторону.

Будучи далеким от того, чтобы быть буржуазным или мелнкобуржуазным движением в собственном смысле слова. Ленгион был популярным движением, которое обращалось к народу, а также имело программу, которую массы (в смысле румынских крестьян и рабочих) считали достаточно радинкальной, а представители существующего порядка, от Кузы до короля, - революционной. В этой связи примечательно, что единственная другая партия, имевшая такое же влияние, в северо-восточных провинциях, где начинал Кодряну, была слабой или - как в Мунтении и Олтении после 1933 года - утратила доверие крестьян, прекратив свою реформаторскую деятельность. Интересно, что единственная область, где Ленгион не смог утвердиться как протестное движение - Марамуреш на севере и северо-западе - был одновременно единнственной областью, где проявляла активность небольшая социал-демократическая партия, что еще раз указывает на то, что Легион имел успех там, где заполнял пробелы, не заполненные другим движением, где встречал готовую к воснприятию его идей публику.

То же можно сказать о влиянии, которое Кодряну оказынвал на промышленных рабочих, которые, за отсутствием настоящего рабочего движения, шли за единственным вожндем, который предлагал более радикальные лозунги, чем сунществующие партии. Созданный в 1936 году особый рабончий корпус легионеров вскоре имел в одном только Бухаренсте 8000 членов. Распущенный в период 1938-1940 гг., этот корпус в октябре 1940 г. снова насчитывал 13 000 членов¹⁰. Успехи на выборах в промышленных округах, таких как Прахова и Хунедоара, показывают, что Легион имел стороннинков не только среди рабочих столицы.

Радикальный национализм Кодряну был сознательно обращен ко всем, кто надеялся на радикальные изменения. Его антикоммунизм их не беспокоил. Если рабочие или кренстьяне обращали на него внимание, то воспринимали его как антироссийский выпад, а в таком виде он был приемлем. Поскольку коммунизм и социализм отождествлялись с вланстью евреев, социальный антисемитизм городской бедноты и экономический антисемитизм крестьян были достаточны для того, чтобы в эту идею поверили. Кодряну предлагал рандикальные реформы, которые не противоречили их национналистическим предрассудкам и не вызывали у них недовенрие к горожанам, которые приехали лишь затем, чтобы их обмануть. Ни обращение к классовому сознанию, ни бурнжуазный либерализм не могли найти широкого отклика в Румынии того времени. Если рассмотреть поближе учение Кодряну о классах, то оно напоминает социальный национнализм многих слаборазвитых стран нашего времени, нанправленный против внешних и внутренних угнетателей и обращенный ко всем, кто видит в существующем строе иснточник несправедливости, угнетения и отсутствия возможнностей: к крестьянам, рабочим и ко всем, чьи патриотичеснкие и моральные принципы оскорбляла двуличность господнствующей системы.

Экономические факторы при вербовке недовольных, к которым обращались как реакция и Куза, так и революция и Кодряну, были не столь важны, как то обстоятельство, что определенные группы населения и области оказались в изонляции, не были включены в процесс политического развинтия и поэтому были открыты для агитации Легиона. Отсюда и повышенная роль молодежи в движении, которое начало с мобилизации учащихся и студентов, принимало в свое элитнное подразделение (созданный в 1937 г. корпус Моты-Марина) только мужчин моложе 30 лет и всегда опирался на свою сеть молодежных клубов - основанное в 1924 г. Братнство Креста (ФДК).

Но движение, которое опирается на молодежь, сталкинвается с одной важной проблемой: молодость не вечна, и рано или поздно обычный конфликт поколений усиливаетнся из-за идеологических разногласий и взаимных обвиненний. Обычно фашистские движения решали эту проблему путем чисток, исключений или переселения, в результате чего руководство избавлялось от молодых выдвиженцев, а движение - от радикальных элементов. В Легионе пробленма была решена за счет того, что первоначальная руководянщая группа была истреблена в ходе преследований 1938-39 гг. В 1940 г. Кодряну был бы 41 год, Моте - 38 лет, Марину - 36, это, конечно, еще не старость. Но многие члены этой группы погибли, все руководители исчезли с политической сцены, и интересно, что из 226 лиц, интернированных в Бухенвальде, возраст которых нам известен, лишь 15 принаднлежали к поколению Кодряну. Средний возраст этих людей в 1940 г. равнялся 27,4 года, и три четверти группы были монложе тридцати лет. Это означает, что они принадлежали к политически еще не существовавшему в начале 30-х годов, практически новому поколению, представлявшему новое движение, заняв место павших старших товарищей. Таким образом, Легион оставался очень молодым движением, готонвым к любым революционным акциям. И примечательно, что старшие в конфликте, который разгорелся после смерти Коднряну и особенно во времена национального Государства ленгионеров между умеренными и радикалами внутри партии, занимали, большей частью, сдержанную позицию и были гонтовы к компромиссам; они были против январского восстанния, а некоторые даже поддерживали генерала Антонеску, в том числе и собственный отец Кодряну. Этим объясняется небольшой процент людей старшего возраста в Бухенвальде, а также дух хвастовства, грубая и опрометчивая политика неопытных людей, которыми характеризовался недолгий период власти Легиона.

Все это указывает на то, что важные факторы радикальнной и революционной ориентации были не столько социолонгическими, сколько психологическими. Речь идет о тех кульнтурах и, прежде всего, возрастных факторах, о проявлении большего беспокойства, большей чувствительности и готовнности к изменениям и действиям для их осуществления.

Начну с трех вопросов. Первый: происходят ли стороннники движений фашистского типа, главным образом, из средних слоев общества? Тот факт, что их вожди, как и вожнди большинства политических движений, вышли из среднних слоев, ничего не доказывает, как и аналогичное происхождение вождей левого крыла. С другой стороны, в такой стране, как Румыния, среди их сторонников был большой процент крестьян и рабочих¹¹.

С вариациями то же самое можно сказать и о других страннах. Как показывает исследование Ганса Герта о членах нанцистской партии в 1933 году, почти треть их составляли ранбочие и 21% - служащие. Далее следовали художники, торнговцы и люди свободных профессий, в совокупности 17,6%, крестьяне - 12,6% и прочие (обслуга, шоферы такси и т.п.) - всего 10% ¹². Если мы вспомним, что уже говорилось о мелнкобуржуазном характере НСДАП, такое распределение вронде бы соответствует этому утверждению, хотя рабочие, 46% трудящегося немецкого населения, были представлены ненпропорционально. Однако, мы не должны при этом забынвать, что классы с более низким уровнем образования и меньншим количеством свободного времени обычно представленны в политике непропорционально, что промышленные ранбочие были организованы также в профсоюзы, социал-денмократической партии и КПГ, которая взывала к их классонвому сознанию. Успех нацистов в этой среде впечатляет, тогда как обычное отождествление фашизма со средними слоями общества кажется не очень убедительным.

И вообще: имеет ли в этой связи значение понятие среднних слоев? По моему мнению, оно вводит в заблуждение, поскольку оно, через идейные связи, указывает на ориентанцию и интересы, не типичные для фашистских движений. По мнению марксистов, эти люди сражались, чтобы утверндить свое существование в качестве членов среднего класса, и поэтому являлись - сознательно или нет Ц последним оружием финансового капитализма. Вряд ли это относится к румынским крестьянам и, кроме того, фашисты вообще были против финансового капитализма. Они не признавали среднее сословие как особый класс и отвергали его ценноснти. Если они не отвергали то, что мы называем лбуржуазнынми╗ ценностями, то именно там, где их применение - как в Румынии - имело наименее консервативные последствия.

С политической точки зрения, экономическая и социнальная классовая позиция представляется менее важной для политической ориентации, чем идеологическая обусловленнность и существование (или отсутствие) строго организованнных партий. Там, где такие партии есть, католики, крестьянне и промышленные рабочие не поддаются влиянию других идеологий, а там где их нет или они слабы, эти группы столь же восприимчивы, как и другие. В той мере, в какой западнные промышленные рабочие организованы, а на другом коннце шкалы есть богатое меньшинство, уверенное в своих синлах, теории насильственного протеста и радикальных изменений неизбежно будут иметь большой успех среди других групп. Поскольку те, кто имеет меньше всего контактов с существующим порядком, доступней всего, радикалы будут иметь среди них наибольший успех. Только в этом смысле мы можем сказать, что фашисты рекрутировали стороннинков из среднего класса, особенно того его слоя, который ненмецкая социология столь удачно называет лквазипролетариатом╗¹³.

Третий вопрос: были ли эти люди особенно реакционнынми? Воплощали ли они, как можно судить по их деятельнонсти, те политические и социальные тенденции, которые мы называем ретроградными? Ответ на этот вопрос зависит от взгляда на режим, которые фашизм критиковал или сверг, но, по крайней мере, в случае Румынии Легион Кодряну был явно радикальной социальной силой.

Ученые, которые занимаются фашизмом, подчеркивают, что претенциозные кодексы и высокий идеализм подобных групп всегда следует рассматривать в связи с их гораздо бонлее тривиальными действиями на службе жестокому делу или их радостью по поводу их кратковременных триумфов. Это мнение верно и точно выявляет слабые стороны фашизма. Но можно сравнить этот разрыв между мечтой и реальноснтью и с судьбой детей, которых учили в школе и в родительнском доме определенным ценностям, а через какое-то вренмя сказали им, что эти ценности не вполне применимы в нашем мире, иными словами, цельность характера не является социальной добродетелью. Протесты против капитулянции и компромиссов, против равнодушия современной монрали рассматривались как доказательство незрелости; мир надо принимать таким, каков он есть, и не стремиться принвести его в соответствие с некоей теорией, отвергая совренменную практику. В конечном счете, большинство людей проходит эти стадии, и мятеж молодости уступает место принспособлению. Неспособность или отказ приспосабливатьнся, даже по самым убедительным причинам, считается признаком слабости, непригодности к жизни, признаком ненудачников. Это странная ситуация, и только наша вопиюнщая не последовательность спасает нас от выводов, которые мы неизбежно должны были бы из нее сделать: что шестернни нашего общества вращаются лишь за счет того, что перенмалывают им же признанные принципы.

Можно утверждать, как это делает Роже Кайлуа в своем эссе лСектантский дух╗¹⁴, что расхождение между принцинпами и практикой заставляет не самых слабых, а самых сильнных занять непреклонную позицию, при которой критика равнодушия общества переходит в идеалистический и пуринтанский реформизм, а затем в бунт и (при чрезвычайном стенчении обстоятельств) - в революцию. лЯ не могу иначе!╗ - это крик тех, кто не полностью приспособился; он может стать исходной точкой крестового похода за восстановление порядка в обществе.

Расхожее уподобление идеализма инфантилизму может оказаться неверным в случае отказа взрослых людей порынвать с памятью детства, не потому что эти люди инфантильнны, а потому что эта память представляется им ценностью, большей, чем то, ради чего их призывают от нее отказаться. Встает вопрос о сути этой памяти, и при ближайшем раснсмотрении она оказывается не чем иным, как общими меснтами нравственного воспитания, такими как правда, спранведливость, прилежание, любовь к Отечеству, лояльность, мужество и справедливое поведение - все добродетели, конторым мир последовательно учит в своих школах и которые столь же последовательно обесценивает: большинство из нас предпочитает не замечать отравляющие жизнь черты этой ситуации.

Здесь мало места для подробного анализа других аспекнтов или философии компромиссов такого рода: мы огранинчимся лишь их воздействием на фашизм и на возникновение такого рода неуступчивых и лчистых╗ движений, как Легион Михаила Архангела. При этом мы должны учитынвать: чем строже моральное воспитание, тем сильней шок от расхождения между принципами и практикой, тем сильней тенденция к бунту. Во Франции, где молодые люди рано получают довольно скептические представления о мире и эпохе, такого рода неуступчивость распространена гораздо меньнше, чем в Германии, где, как школьное, так и домашнее воснпитание было более принципиально в вопросах морали и патриотизма. В такой стране, как Румыния, где официальнное воспитание было в высшей степени моральным и патнриотическим, контраст между усвоенными в школе уроканми и коррупцией и оппортунизмом городской и общественнной жизни просто ужасал. Разумеется, те, кто приходил от этого в ужас, составляли меньшинство и из этого меньшиннства лишь очень немногие поднимали бунт против существунющей практики, и те особые ценности, на которые может опираться такого рода реакция, тоже чтились не всеми.

Мало значения имели они для очень бедных и необразонванных, которые принимали вещи такими, каковы они есть (хотя и не без оговорок), не утверждая, что они могут быть принципиально иными. Они почти не находили отклика у промышленных рабочих, которые были убеждены, что ненсправедливость - неотъемлемая черта общества, господствунющие слои которого используют язык для той же цели, что и свою власть: в своих интересах. С марксистской точки зренния, всеобщее лицемерие неизбежно в немарксистском обнществе. Отсюда следует, что бунт должен быть направлен не против исчезновения морали, а против структуры власти, коррумпированным выражением которой только и являетнся мораль. Поэтому идеалистическая реакция столь часта у интеллигентов и молодых людей, принадлежащих к общенственным группам со строгим моральным кодексом: либо их приучали ставить принципы выше практики, либо они были до глубины души потрясены тем, что практика высмеивала и чернила внушавшиеся им совсем недавно принципы.

Отрезвление или негодование - таковы могли быть имнпульсы для создания лоснов идеального союза посреди мернзкого мира╗¹⁵. Такой союз становился школой добродетели, инициативы и дисциплины, твердости и лояльности, учебнным плацем для служения высокому делу, которое его поснледователи ставили выше общества, которое нужно было победить и изменить.

аа В принципе, во всем этом не было ничего плохого. Общество, равновесие которого держится только на эгоизме и принвычках, терпимость которого - всего лишь равнодушие и летаргия и в котором каждое решение принимается с осторожнностью, может лишь извлечь выгоду из настоящего энтузиазнма, из утверждения тех принципов, на которых оно якобы зиждется. Непримиримость фанатиков, их активность и даже их насильственные действия могут подстегнуть сонную общенственную мораль, стать вызовом, который многие примут, отказавшись от инерции компромиссов; мягкости и показухи не от силы, а от сомнений. Более того: создается впечатление, что в период между двумя войнами значительная часть европейских левых отвечала на вызов фашизма, пользуясь его же терминами, и этот процесс был естественным, так как причины недовольства с обеих сторон были одни и те же и в обоих слунчаях моральный бунт был направлен против существующего общества, против лицемерия и мягкости государства, против декадентского экономического либерализма и против наглой власти капитала. Причины недовольства и радикальные вывонды были сходными, различались лишь направления, по котонрым люди шли согласно своим выводам, но даже они основынвались, главным образом, на сочетании лести и популизма и на представлении об элитарной секте. И здесь мы можем понвторить тезис упомянутого эссе: Там, где нет левых, протест, политизация аполитичных, разочарованных или неосведомнленных, павших духом или равнодушных, т.е. национализация всего, что может быть использовано для революции, становитнся делом одних лишь движений типа движения Кодряну.

В обоих лагерях были холодные техники или эксплуататоры власти и их погоня за эффектами ради популярное была столь же поверхностна, как и их идеализм. Гораздо важней, что, как эта погоня за эффектами, так и представление об элите с достижением власти изменялись, потому что само; движение из союза критиков и бунтарей превращалось в коналицию защитников и эксплуататоров завоеванного. Такого рода изменения были неизбежны, и ими можно объяснить поведение идеалистов, пришедших к власти, но мы не монжем сделать из этого вывод, что угнетенные мечтают лишь о том, как бы им самим стать угнетателями.

В своей борьбе против общества эти фанатики требовали кардинальных изменений, применяли силу и героизм, конторые делали возможными и оправдывали эти изменения, и сами гордились тем, что они - элита избранных, отважных заговорщиков. После победы над обществом бывшие мятежнники становились властителями. Единственными измененниями, которых они теперь хотели, были те, что исходили от них самих; но насилие, которое они теперь применяли, было уже не простительным или героическим, а тираничеснким и низким; элита, которую они составляли, должна была теперь охватывать все общество в целом, так что все добродетели, которыми они некогда обладали, переходили к маснсе, и то, что было сознательной жертвой немногих, становилось принудительным конформизмом многих.

Чем больше победа, тем меньше сопротивление разлонжению тех абсолютных принципов, которые некогда обеснпечивали динамику и вдохновляли на действия. Неприминримость превращалась в нетерпимость, приводила к репреснсиям, а героическое содержание движения застывало в ринтуалах. Но само движение оставалось в движении, частично благодаря постановке ложных целей вместо настоящих, либо оно теряло свою энергию и сжималось до уровня организации по защите интересов новой правящей клики.

Успех был главным врагом фашизма. Из трех европейснких движений, которые пришли к власти своими силами, итальянские фашисты вновь обрели часть своего первонанчального радикализма только после поражения; румыны, у которых почти не было времени показать, на что они спонсобны, сначала подверглись истреблению, а потом попали в затруднительное положение из-за неспособных и жадных оппортунистов. А немцы, которые, с их точки зрения, доснтигли наибольшего успеха, начали с того, что истребили своних радикалов, а кончили тем, что выдвинули поколение технократов власти и политических техников, которые не интересовались принципами или доктринами и были совершенно равнодушны к мотивам своих предшественников - их занимала только собственная карьера.

Причина этого заключалась не в том, что единственной целью фашизма была власть, как часто утверждают, а в том факте, что истинная цель фашистов, а именно национальнное возрождение и обновление в той или иной форме, нахондилась в противоречии не с теми средствами, которые они применяли для завоевания власти, а с теми, которые они применяли, придя к власти. Беспощадность, страстность и ожесточенная решимость, которые характеризуют борьбу за власть, - плохие советчики после того, как власть завоеванна. Личности, наиболее пригодные для борьбы, не всегдаанаиболее пригодны и для того, чтобы быть повелителями. Движение, которое опиралось на ничем не связанную открытость, теперь попало под строгий контроль. И противоречия ситуации позаботились о том, чтобы движение потерпело неудачу - либо поражение от противников, либо крах своих идеалов.

аааааааааааааааааааааааааааааааааааааааааааааааааааааааааааааааааааааааааааааа

Примечания

 

¹ American Political Science Review, октябрь 1937 г.

² По истории движения Кодряну и его предшественников см. мою книгу лVarieties of Fascism╗. Priceton, 1964, и более подробно - главу лРумыния╗ в книге: Hans Rogger, Engen Weber. The Еuгореаn Right. Berkeley, 1965.аааааааааааааааааааааааааааааааааааааааааааааааааааааааааааааа

³ Арест Кодряну в апреле 1938 г. произошел не после лновой вспышки террора╗, как объясняет Гита Ионеску в книге лКоммуннизм в Румынии╗ (с.55), а после того, как Кодряну потребовал от своих сторонников полного подчинения правительству, и это тренбование было выполнено. Убийство Кодряну 30 ноября 1938 г. пронизошло после одной такой вспышки, которым находившийся в тюрьме вождь пытался воспрепятствовать, и которая послужила оправданием его убийства. Он и 13 легионеров, умершие с ним, не были расстреляны, как утверждает Ионеску: их сначала задушили, а потом лзастрелили при попытке к бегству╗.

⁴ Alexandria Cretianu. The Lost Opportunity. London, 1957. P.20; Ионеску. Указ. соч.; Lucretin Patrascanu. Problemele de baza ale Romaniei. Бухарест, 1946. С.259-262. Дискуссия с подробностями и пояснениями см.: Henry Roberts. Rumania. New Haven, 1951. P.231.

⁵ Роберте. Указ. соч.; Henry Prost. Destin de la Roumania. Paris, 1954; Henry Prost. Les Mouvements nationalistes en Roumania. Буханрест, 1948.

⁶ См. статью лНовейшие изменения в классовой структуре╗ в книге: S.R.Granbard. (изд.). A New Europe? Boston, p. 317 и его кнингу лClass and Class Conflict in Industrial Society╗. Stanford, 1959.

⁷ Эту ситуацию можно сравнить с ситуацией в НСДАП, 7,82% членов которой были моложе 25 лет, 18,16% - моложе 30 лет, и среднний возраст 34 рейхсляйтеров составлял 39,5 лет (Franz Neumann. Behemoth. London, 1944. P.374). В своем исследовании лНацистснкая элита╗ (с. 10) Лернер указывает средний возраст около 48 лет.

⁸ Stahl H.H. Enciclopedia Rumaniei. I. Бухарест, 1938. С.563-575.

⁹ В южной Бессарабии цена гектара земли была в среднем санмой низкой во всей Румынии, гораздо ниже (более чем на 30%), чем в северной Бессарабии, зоне влияния ЛАНК, и равнялась тренти ее цены в процветающих провинциях. То же можно сказать о юге Молдовы по сравнению с севером и северо-западом.

¹⁰ Буна Вестире. 19 ноября 1940; Cornelin Zelea Codreanu: 20 Amdela Moarte. Madrid, 1958. P.657.

¹¹ Ср. Венгрию, где промышленные рабочие составляли 40% и более членов той национально-социалистической коалиции, конторая сложилась вокруг Салаши, тогда как всего 23% трудящегося населения было занято в промышленности и горном деле. Istvan Deak. National Socialism in Hungary. 1920-1938. С101.

¹² Ср. с несколько отличными данными в книге: Wolfgang Schafter. Entwicklung und Struktur der Staatspartei des Dritten Reiches. Hannover, 1956. S.17.

¹³ Theodor Geiger. Die soziale Schichtung des deutschen Volkes. Stuttgart, 1932. Robert Waite, автор книги лVanguard of Nazism╗, Harvard. 1952, считает, что большинство людей в лвольных корпунсах╗ происходило из нижних слоев среднего класса и из крестьян. Рабочий класс, говорит он, не был готов по своей воле вступать в добровольческую армию республики. Почему? Потому что ллюди, имеющие работу и семью, не горят желанием ставить на карту свое экономическое положение╗. Они не решались вступать и в социанлистические отряды безопасности, которым приходилось вербовать людей такого же типа наемников, что и вольным корпусам. Если горняк или промышленный рабочий имеет работу и зависит от нее, он принадлежит к рабочему классу, и понятно, что он не жаждет вступать в вольный корпус. Если же он безработный, он принадленжит к низшему слою среднего класса и может вступить, поскольку известна связь между низшим слоем среднего класса и реакцией.

¹⁴ Instincts et Societe. Paris, 1964.

¹⁵ Там же. С.93.

аааааааааааааааааааааааааа

Людвиг Едличка

АВСТРИЙСКИЙ ХЕЙМВЕР.

К ИСТОРИИ ФАШИЗМА В ЦЕНТРАЛЬНОЙ ЕВРОПЕ

 

Во многих описаниях австрийской истории 1920- 38 годов определенный ее период часто называют временем господства фашистской или клерикально-фашистской сиснтемы. Историки, авторы этих описаний, дают такое опреденление авторитарной эпохе после 1933 г., когда федеральный канцлер доктор Дольфус правил вместе с движением Хеймнвер, и ее продолжению после убийства Дольфуса национал-социалистами, каковым было авторитарное правление федерального канцлера доктора Курта фон Шушнига. Правда, термин лклерико-фашизм╗ или лклерикальный фашизм╗ оказывается при ближайшем рассмотрении не вполне удачнным, так как в действительности речь идет о сплетении санмых различных идей, идеологий и тенденций, которые в авнстрийской внутренней политике с 1920 года искали для себя выхода на правом фланге и с середины 20-х годов обрели особую форму в движении Хеймвер. Понятие лклерико-фаншизм╗ встречается уже во вступительной главе книги Чарльза А.Тулика лАвстрия от Габсбургов до Гитлера╗ (немецкое изндание - Вена, 1948). Весьма примечательно, что этот автор полагает, будто Дольфус поддался соблазну авторитарной идеологии, т.е. идеологии, которая уже существовала. Немецкий историк Ульрих Эйхштедт писал, что после мартовских событий 1933 года Австрия перестала существовать как денмократия и пошла по пути к австро-фашизму¹. Эрнст Нольте в своей объемистой идейной истории фашизма приходит к выводу, что австрийский лхеймверовский фашизм╗ сумел поставить государство на новую основу, однако он не тождественен лавстро-фашизму╗, который ликвидировал парнламентскую систему. Тот же автор, оценивая деятелей автонритарной эпохи Австрии после 1933 года, считает, что князь Эрнст Рюдигер Штаремберг, многолетний вождь Хеймвера, был скорее фашистом, чем аристократом, чего нельзя сканзать ни о Дольфусе, ни о Шушниге².

Уже это разнообразие мнений об австрийском фашизме, его воздействии на реальные политические события и его происхождении либо из клерикального, либо из итальянско-фашистского идейного комплекса привело к необходимонсти заняться в данном исследовании Хеймвером, тем двинжением, которое и сегодня все еще считается единственным носителем авторитарно-фашистских идей в новейшей австнрийской истории. Существует мало серьезных работ научнного характера по истории этого движения. Работающий в Кельне австрийский историк Адам Вандрушка в прекрасном эссе о политической структуре Австрии коснулся и Хеймвенра, не заглянув при этом в источники, хранящиеся в австнрийских, венгерских и итальянских архивах и библиотеках³. Новому поколению австрийских историков принадлежат три работы, поднимающие целину идеологической истории Хейнмвера, его предшественников и в какой-то мере его продолжателя - лОтечественного фронта╗⁴. Особенно важными для выяснения вопроса об идейных связях, а также о материальнной поддержке Хеймвера итальянским фашизмом были исследования сотрудника Института исторической науки Веннгерской Академии наук Лайоша Кереша, основанные, главнным образом, на материалах из Венгерского государственнного архива, в частности, на документах МИД'а⁵.

Для выяснения вопроса об идеологии Хеймвера нужно сначала вкратце описать историю его возникновения. Зарондилось это движение сразу же после окончания Первой минровой войны в зимние и весенние месяцы 1918-1919 годов. В крестьянских местностях Австрии образовались отряды для защиты домов, полей и вокзалов, оснащенные оружием бывншей императорской армии, которые помогали еще слабой государственной исполнительной власти. Аналогом этого в городах, где, в отличие от консервативных деревень, обычнно задавали тон социал-демократы, возникли рабочие и фабнричные отряды. Таким образом, эти отряды с самого начала строго делились на лправые╗ и ллевые╗ и получали, частично вполне легально, от временного, а позже от свободно изнбранного австрийского правительства оружие с армейских складов, которое никогда не было возвращено⁶. Когда конмиссия союзников потребовала в 1919 году сдачи оружия, значительные его запасы исчезли в тайных складах различных воинских союзов и сыграли особую роль в кратковременном эпизоде обороны границ. В Каринтии, в особых обстоятельствах 1918-19 годов, большая часть населения решила взяться за оружие для защиты от югославов, и в знаменитой войне за оборону Каринтии рядом с регулярными частями Фольксвера (армии) уже действовали добровольческие отряды, которые с весны 1919 г. носили название лзащитников родины╗ (хейматшуц). Использование этих добровольческих отнрядов дало впоследствии хеймверам, как полувоенным союзам для защиты родины от внешних и от внутренних врангов (марксистов), первый сильный стимул и привело к иннтересным политическим, военным и идеологическим паралнлелям и к сотрудничеству с аналогичными движениями в Германии.

Контакты с немецкими формированиями имели место в Тироле и в Верхней Австрии. В Верхней Австрии в 1919-20-х годах возникли отряды местных жителей, организованные, главным образом, крупными землевладельцами и мелком буржуазией, для защиты от произвола рабочих в промышнленных районах Линца и Штейра. Аналогичная тенденция имела место в Тироле, где боялись вторжения итальянцев и уже в 1920 г. начали создавать отряды, инициатором чего был политик христианско-социального направления адвокат д-р Рихард Штейдле. Курьезный факт: именно уроженец Южнного Тироля д-р Штейдле позже стал самым ярым предстанвителем лфашистской╗ идеологии в Хеймвере. Но сначала группы в Тироле, Верхней Австрии и Каринтии находились под баварским влиянием. Созданный лесным советником доктором Эшерихом баварский оборонительный отряд, вошедший в историю под названием лОргеш╗, взял под свое покровительство формирования в Тироле и Верхней Австнрии и поставлял им оружие. После провала капповского путнча один из его главных участников, бывший майор Генеральнного штаба пруссак Вальдемар Пабст прибыл в Тироль. Пранвительство этой земли и его глава Штумпф дали ему гражнданство под чужим именем, благодаря чему он вскоре стал начальником штаба австрийского Хеймвера и смог сделать политическую карьеру в Австрии. Пабст создал для австрийнского Хеймвера центры за рубежом, прежде всего, в Баванрии, где были заинтересованы в обострении конфликтов с марксистскими противниками в Австрии и Германии. Кроме того, Хеймвер и его закулисные руководители в Австрии были прямо и косвенно заинтересованы в поддержке всех радикальных движений, исходивших из Мюнхена. Примечательно, что уже в 1920-23 были установлены связи с Гитлером и многие участники путча 9 ноября 1923 г., в том числе Геринг, были приняты в Тироле, как беженцы, хотя идеонлогической связи между Хеймвером и национал-социализнмом не было⁷. Политическое значение этих групп при относительной консолидации отношений в Австрии в период с 1924 по 1926 год было невелико. Но интересно, что в Верхней Австрии с появлением на сцене князя Эрнста Рюдигера Штаремберга были наведены первые мосты между Хеймвенром и политическими партиями. Это было сделано благоданря авторитету и влиянию христианско-социальных сил. Глава правительства Верхней Австрии прелат Хаузер при посредничестве княгини Фанни Штаремберг заявил о своей готовности к переговорам с вождями Хеймвера, прежде всего, с сыном княгини, Эрнстом Рюдигером Штарембергом. После этого Хеймвер стал получать все большую поддержку ведущей бурнжуазной партии Австрии. Последние находки в венгерских архивах показали, что уже в это время живой интерес к Хеймнверу проявляли Венгрия, Италия и авторитарные буржуазнные политики в Вене.

Совершенно иное, но гораздо более определенное идеонлогически направление приняло развитие на востоке Австнрии, прежде всего, в Вене. Здесь было создана самая сильнная группа военных и полувоенных союзов лГермано-австнрийское объединение фронтовиков╗. Ее создал бывший штабной офицер императорской армии полковник Герман Хильтль, который первоначально думал только о союзе для поддержания фронтового товарищества. 20 мая 1920 г. Объендинение фронтовиков опубликовало программу из четырех основных пунктов:

1) Объединение фронтовиков - совершенно самостоянтельное, независимое объединение.

2) Его главный лозунг: лБлаго всего народа выше мелочнной партийной политики╗.

3) Оно стоит на арийской, непартийной и неполитичеснкой основе и исключает взаимодействие с интернациональнными элементами, разлагающими народы, такими как социал-демократы и коммунисты.

4) Свой идеал оно видит в единстве всего немецкого нанрода⁸.

Маневры, походы, готовность к подавлению стачек и денмонстраций, предложения поддержки исполнительной влансти и взаимодействия с армией при определенных ситуациях первоначально тормозили формирование хеймверовского движения в Вене, Нижней Австрии и Бургенланде. Но идеологическая программа Объединения фронтовиков оставанлась радикальной. На своей конференции в 1926 г. оно принняло ряд принципов, которые сводились, в основном, к отрицанию марксизма, требованию уменьшения числа депунтатов в национальном и земельном парламентах, усиления власти федерального президента и изменения прав избирантелей. Интересно, что здесь же была представлена идея корпоративной общей деятельности народа⁹.

Хотя полковник Хильтль, делая 8 марта 1926 г. доклад в Вене на тему лФашизм и Объединение фронтовиков╗ отверг отождествление с фашизмом и обосновал это, прежде всего, позицией фашистов по Южному Тиролю, заимствование ряда идей было налицо, и это характеризовало дальнейшее идеологическое развитие Объединения фронтовиков. Идея сильного руководства выражалась все настойчивей.

лЖелезные нервы и вера в себя, какую средний человек не может даже вообразить, - таковы черты настоящих вожндей, которые готовы в страшном одиночестве сильного духа противостоять миру враждебных сил. Так как духовного единства народа больше нет, каждому вождю нужно меньшинство, на которое он опирается и которое, сплоченное его волей, сомкнуто в железные ряды и использует насилие в том направлении, которое духовно сплачивает нацию. Это меньшинство должно опираться на отечественные традиции и на примеры народных героев, черпать силы из великого прошлого народа и Родины╗¹⁰.

Одновременно, по крайней мере, теоретически, предуснматривалось и образование элиты, которая будет править новым государством. В рамках Объединения фронтовиков не только усиленно практиковался лвоенный спорт╗, но пронводилось и тайное обучение с целью превратить группу молодых людей в лжелезное ядро╗ фронтовиков. Упражнения, руководства по которым полностью сохранились, имеют черты несомненного сходства с будущей орденской идеолонгией СС. Так в одной памяти для т.н. Железного Ядра говонрилось:

лЖелезное ядро это сердцевина Объединения фронтовиков, центр, излучающий во все стороны силы, пронизывающие весь союз. Железное Ядро это опора Верховного вождя, его тайная правая рука, его резерв. Вождь - глава, Железное Ядро - сердце Объединения фронтовиков. Железное Ядро не руководит само, это исполнительный орган Вождя для всех действий, необходимых в интересах Объединения фроннтовиков. Железное Ядро это душа союза, проникнутое дунхом и волей Вождя.

"Железное" значит твердое, нерушимое. Из железа куют мечи! Железное Ядро - меч Вождя. "Ядро" означает глубиннный, невидимый, твердый центр. Отсюда данное выше объяснение термина "Железное Ядро"╗¹¹.

Даже идеология сословного государства по итальянсконму образцу, которой позже придавал такое большое значенние Хеймвер, была провозглашена Объединением фронтонвиков уже в 1927 году. Поэтому не случайно первым серьезнным внутриполитическим потрясением молодой Австрийнской республики было столкновение военно-политическонго Объединения фронтовиков, подобного Хеймверу, с социнал-демократической партии. В январе 1927 г. в маленьком местечке Шаттендорф в Бургенланде произошли ожесточеннные стычки между фронтовиками и членами социал-демократического лшуцбунда╗, причем со стороны левых были убитые и тяжело раненые. На проходившем в обстановке крайней политической напряженности процессе присяжные 15 июля 1927 г. оправдали обвиняемых из числа фронтовинков, а днем позже в Вене произошли ужасные события: был подожжен Дворец юстиции, полиция стреляла в демонстнрантов и около ста человек были убиты и многие тяжело раннены. Была тяжело ранена и сама молодая республика, и эту рану не удалось залечить, наоборот, Христианско-социальная и Великогерманская партии, короче, весь лагерь пранвых, обвиняли австрийских социал-демократов в большевизнме и в подготовке переворота. По всей Австрии в порядке лсамозащиты╗ начался бурный процесс создания хеймверов, которые, получая большие деньги, главным образом, от пронмышленников, стали превращаться в эффективный властнный фактор, сначала в военном плане, но вскоре они напранвили свои усилия на то, чтобы оказать на сами буржуазные идеологически-политическое влияние и переиграть их. Иннтересно, что в этот бурный период с 1927 по 1933 год Объендинение фронтовиков на востоке Австрии утратило какое-либо значение и постепенно его стал раскалывать и засасынвать Хеймвер, а после 1932 года... национал-социалисты.

Но взлет Хеймвера в 1927 году был не только реакцией на июльские события или контрнаступлением антимарксистнского фронта, но также идейным прорывом. Частично его идеология была заимствована у фашизма, по крайней мере, была очень близка к нему. Одной финансовой поддержкой взлет Хеймвера не объяснить. Это федеральный канцлер докнтор Игнац Зейпель, совершенно не понимая ситуацию, пынтался изобразить Хеймвер стеной, защищающей демокрантию, и, умышленно внося путаницу, в одной из своих знаменнитых речей взял это движение под защиту от тех критиков в Австрии и за рубежом, которые давно уже распознали в нем угрозу для демократии:

лУ нас в Австрии есть сильное народное движение, котонрое хочет освободить демократию от господства партий. Носителями этого народного движения являются лхеймвенры╗. Моя критика псевдодемократии направлена не против какой-либо одной партии, и против всех, кто привел демонкратию к упадку. Но у нас в Австрии все другие партии разнделяют сомнения в правильности и законности господствунющей у нас системы; только австрийские социал-демокранты закрываются от критики и делают свой палладий именно из того, что в нашей демократии плохо. Поэтому и только поэтому Хеймвер действительно выступает против австрийнской социал-демократии. Он не имеет ничего общего с класнсовой борьбой; среди его членов и друзей есть представитенли всех классов. Мир до сих пор обычно слышал иные оценнки Хеймвера; понятно, что ложные представления о нем сонздавались умышленно. Это верно, что члены австрийского Хеймвера соблюдают военную дисциплину, но это проявление не милитаризма, а любви к дисциплине как таковой. Опасность, которая ему угрожает и которую лучшие из его членов сознают, это опасность самому превратиться в обычнную партию, выступая против засилия партий. От этой опасности может спасти только дисциплина, подобная арнмейской. Это верно, что Хеймвер поддерживает дух обороноспособности и что этот дух, хотя он теоретически отвернгается австрийскими социал-демократами, на практике, к сожалению, неоднократно проявлялся в терроризме. Это верно, что Хеймвер в нынешней ситуации иногда вступал в конфликт с правительственными учреждениями и функцинонерами партий большинства. Но это бывало лишь в тех слунчаях, когда и они испытывали влияние недемократической партийной власти. Такова правда╗¹².

Ошибка Зейпеля заключалась в том, что он полагал, буднто в нужный момент еще сможет обуздать движение в ценлом. Он не замечал, что становящиеся из месяца в месяц все сильнее батальоны Хеймвера исповедуют учение, почерпнунтое из самых разных антидемократических источников, и их конечная цель - заменить Конституцию внепарламентскими силами. Не антимарксизм, а борьба против демократии вообще очень скоро стала главным лозунгом, и многие преднставители буржуазного лагеря, такие как христианско-социальный рабочий вожак Леопольд Куншак, испытали на себе вражду Хеймвера¹³.

Таким образом, изучая историю австрийского Хеймвера, необходимо учитывать резкий скачок в его идеологическом развитии. Из вооруженных крестьянских отрядов типа вольнных корпусов, которыми руководили в духе буржуазных партий мелкие буржуа и отставные офицеры, возникло двинжение, которое с усердием начало примерять на себя идеонлогические одежды и, испытывая при этом самые различнные влияния, не могло придти к единой программе. Итальянский фашизм в Австрии был крайне непопулярен и в бурнжуазном лагере из-за вопроса о Южном Тироле, но австрийнский Хеймвер очень интересовал Италию и, прежде всего, Муссолини. Новейшие исследования четко доказывают, что с 1928 года ему оказывалась материальная и идейная подндержка. Лайош Керекеш доказал в своей работе, основыванясь на документах венгерского МИД'а, что Муссолини уже в 1928 году преследовал далеко идущие политические и воненные интересы в бассейне Дуная, и записка венгерского премьер-министра раскрывают намерения Дуче¹⁴. Венгернские правые круги выполняли в этот период роль посреднинков не только в снабжении оружием, но и деньгами, и вождь тирольского Хеймвера Рихард Штейдле в начале июня 1928 г. так описал своим венгерским партнерам по переговорам тайнные политические цели Хеймвера в меморандуме, который также сохранился в венгерских архивах:

лХеймвер находится в настоящее время в состоянии пенрехода от чисто военной к государственно-политической организации, которая, объединяя в своих рядах антимаркнсистски настроенных людей, хочет и должна заставить т.н. буржуазные партии изменить принятую под давлением Красной венской улицы полубольшевистскую конституцию, нензависимо от сопротивления этому и от событий, которые могут за этим последовать.

150 000 людей, организованных сегодня в рядах Хеймвенра, которые готовы рисковать жизнью ради победы своего мировоззрения, не могут и не хотят удовлетвориться рольюацепной собаки, которая ждет, когда ее спустит с цепи хозянин, в данном случае - буржуазные партии, как 15 июля 1927 г., чтобы, как только она сделает свою работу и поймает вора, снова посадить ее на цепь; они хотят тоже иметь право голонса при государственном строительстве╗¹⁵.

Предупредительность Муссолини, который очень хороншо знал политические отношения в Австрии с довоенных времен, когда он был социал-демократом, имела вполне ренальную подоплеку, а именно: добиться отказа от Южного Тироля в случае прихода Хеймвера к власти и осуществить как можно быстрей изменение австрийской Конституции, причем в качестве крайнего срока было указано 15 марта 1930 г. Массовые демонстрации и марши Хеймвера, прежде всего, знаменитый митинг в Винер Нойштадте, одной из цитаденлей австрийской социал-демократии, 7 октября 1928 г. долнжны были заставить колеблющееся правительство, особеннно федерального канцлера Зейпеля, изменить Конституцию или вообще пойти на государственный переворот. Главной целью Муссолини, которую он упорно преследовал вплоть дол 1934 года, было устранение австрийской социал-демонкратии, которую он ненавидел со всей неумолимостью реннегата и вождей которой лично знал¹⁶. Оставшиеся скрытынми от общественности тайные контакты с Италией, котонрые Хеймвер, несмотря на периодически возникавшие пондозрения, старался отрицать, нашли свое дополнение в бынстром принятии чисто фашистской идеологии. В вышедшей в 1935 году истории Хеймвера, например, о зальцбургском хеймвере говорится следующее:

лНе только июльские события 1927 года дали ему возможнность свободного развития, но, прежде всего, то обстоятельнство, что идея защиты Отечества нашла свою позитивную государственно-политическую целевую установку в приспонсобленной к австрийским условиям фашистской идее, агитационная эффективность которой оказалась необыкновеннно сильной.

Заложенный в ней отказ от многопартийной демократии был и в Зальцбурге воспринят со страстным энтузиазмом. Многие товарищи - в том числе и нынешний начальник штаба Эльсхубер - изучали итальянский язык, чтобы оснонвательно изучить достижения фашистской системы в Итанлии воочию. Тот факт, что идея защиты Родины несколько лет назад прочно утвердилась именно в Понгау, не в посленднюю очередь вызван тем восхищением фашистской системой, с которым тогдашний гауфюрер Эльсхубер вернулся из поездки по Италии и которое он старался передать своим товарищам из Понгау.

Постепенное превращение бывших союзов самооборонны в обновленческое движение с государственно-политиченскими целями - одно из самых красноречивых доказательств здоровой почвенности, естественного роста движения, конторое, без втискивания в прокрустово ложе программ, пронсто развивается исходя из конкретных потребностей наронда. Изменение духовного содержания движения нашло за это время свое выражение и в изменении наименования: бывнший "союз самообороны" теперь называется "Союз защинты Родины г. Зальцбург"╗¹⁷.

В 1926 г. газеты Хеймвера в связи с введением итальяннского закона о синдикатах открыто восхваляли лфашистский социализм╗:

лНесомненно, что Италия сегодня благодаря своему стронгому синдикализму будет избавлена от тяжелых экономичеснких битв и вследствие этого фашизм сможет направить все свои силы на выгодную для себя внутреннюю и внешнюю политику╗¹⁸.

Но еще более решающим было то обстоятельство, что для теоретического обоснования идеологии Хеймвера в самой Австрии нашлось учение, которое было популярно в широнких кругах интеллигенции, от национал-либералов до катонликов, и которое легко могло быть использовано как австрийская разновидность фашизма. Речь идет об универсалинстской философии профессора Венского университета Отмара Шпанна. Книга Шпанна лОб истинном государстве╗ (впервые изданная в Лейпциге в 1921 г.) и его лекции дали Хеймверу часть его идеологии, причем в первую очередь у Шпанна была взята идея сословного государства и крайне дилетантским образом, без правильного понимания Шпаннна, в сословной идеологии была усмотрена панацея для бундущего и австрийское дополнение к уже заимствованным фашистским идеям. Примечательно, что такой кружок иннтеллектуалов высшего политического ранга, как Немецкий клуб в Вене, включился в дискуссию о разработке програмнмы Хеймвера. Немецкий клуб был местом собрания радинкальных немецких националистов, промышленников и иннтеллигентов, во главе которых стоял отставной фельдмарншал-лейтенант д-р Карл фон Бардольф, бывший начальник военной канцелярии эрцгерцога Франца Фердинанда. Этот закрытый клуб, в рамках которого делалась большая политинка, попытался определить программу на будущее в цикле докнладов, с которыми выступили профессор Шпанн, д-р Рихард Штейдле и представитель немецкого лСтального шлема╗, принчем главной целью ставилось изменение Конституции и строительство нового лнародного╗ государства. Еще до этого не раз провозглашалась программа сословного обновления, и частности, вождем Хеймвера земли Штирия Пфримером, который принадлежал к лагерю немецких националистов и опирался при этом на сословную идеологию Ландбунда, отколовшейся крестьянской партии. Идею сословного государства защищал, прежде всего, сотрудник Шпанна Вальтер Генрих во многих докладах перед Хеймвером¹⁹.

Не следует забывать, что единство Хеймвера именно в монмент его взлета в 1928-29 гг. нарушалось соперничеством в его собственных рядах. Хеймверы, возникшие на востоке Авнстрии, прежде всего, в Нижней Австрии и Бургенланде, были тесно связаны с Христианско-социальной партией и отвернгали уклон в сторону фашистской и немецкой национальной идеологии. Важную роль в этом конфликте играл депутат от Христианско-социальной партии и будущий федеральный канцлер инженер Юлиус Рааб, который по желанию Зейпеля вступил в нижнеавстрийский хеймвер, но все больше отхондил от радикального течения Штейдле и Пфримера²⁰.

Тогдашний вождь верхнеавстрийского Союза защиты Родины, а позже вождь всего австрийского Хеймвера князь Эрнст Рюдигер Штаремберг лишь около 1930 года сделал ставку на новое фашистское направление. При этом следует особо учитывать, что Штаремберг благодаря своей деятельности в вольном корпусе Оберланд и в национал-социалиснтических формированиях в Мюнхене в 1923 г. испытывал сильное идейное влияние Гитлера. Мощная поддержка, конторую Штаремберг получал от Муссолини, все больше пренвращала Хеймвер в политическую силу, которая в связи с предстоявшими в 1930 году выборами проявила себя и на парламентском уровне, когда Штаремберг сделал попытку выступить со своей партией, Блоком лРодина╗. Несмотря на поддержку Муссолини этот блок набрал всего 228 000 голонсов против почти полутора миллионов за социал-демокрантов и смог провести в парламент всего 8 депутатов²¹. Еще до этого, 18 мая 1930 г. на конференции главных вождей Хеймнвера в небольшом нижнеавстрийском городке Корнойбург была сделана попытка, торжественно объявив программу,

преодолеть внутренние противоречия. Эта знаменитая лКорнойбургская клятва╗ сыграла в истории Австрии столь же роковую роль, как и радикальная, часто неправильно понинмаемая Линцская программа австрийских социал-демокрантов. Процесс разработки этой программы тщательно исслендовал в своей работе Швейгер. Текст лКорнойбургской клятнвы╗ с его мешаниной немецких национальных, австрийских патриотических и фашистских идей заслуживает того, чтобы его воспроизвести:

лМы хотим до основания обновить Австрию!

Мы хотим создать Народное государство Союза защиты Родины.

Мы требуем от каждого товарища неустрашимой веры в Отечестве, неустанного участия в совместной работе и странстной любви к Родине.

Мы хотим завоевать власть в государстве и ради блага всенго народа обновить государство и экономику.

Мы должны забыть о собственной выгоде, мы должны непременно подчинить все партийные связи и требования целям нашей борьбы, так как мы хотим служить сообществу немецкого народа!

Мы отвергаем западный демократический парламентанризм и многопартийное государство!

Мы хотим заменить его самоуправлением сословий и сильным руководством, которое будет состоять не из преднставителей партий, а из ведущих деятелей больших сослонвий и самых способных и испытанных людей нашего народнного движения.

Мы боремся против разложения нашего народа марксистнской классовой борьбой и либерально-капиталистической экономикой.

Мы хотим, чтобы экономическое самоуправление осущенствлялось на профессиональной основе. Мы преодолеем классовую борьбу и установим социальное достоинство и справедливость.

Мы хотим повысить благосостояние нашего народа с понмощью крепкой экономики, приносящей всеобщую выгоду.

Государство это воплощение народа в целом, его руконводство следит за тем, чтобы сословия подчинялись нуждам. народного сообщества.

Каждый товарищ чувствует и осознает себя носителем нового немецкого государственного сознания, он готов отндать свое имущество и кровь, он признает лишь три силы: веру в Бога, свою собственную твердую волю и слово своего Вождя!╗²²

Объявленная программа была воспринята и самим Хеймнвером как вполне фашистская. Вождь хеймвера земли Штирия д-р Пфример, первый из авторитетных функционеров, который год спустя попытался устроить путч, чтобы осущенствить эту программу, заявил в тот же день в своей речи о Корнойбургской программе:

лПри этом была проявлена убежденность, что нас в Авнстрии мог бы спасти только фашизм (долгое, бурное ликонвание). Мы должны стремиться взять власть в этом государнстве и передать самоуправление в руки вождей нашего двинжения. Мы сегодня уже достаточно сильны и уже имеем вознможность превратить Австрию в народное государство╗²³.

Высокопарные заявления и попытка через выборы 1930 года стать мощным парламентским фактором не смогли понмешать тому, что Хеймвер все больше утрачивал внутрипонлитическое влияние. Умная политика федерального канцнлера д-ра Иоганнеса Шобера на переговорах об изменении Конституции, а также твердая позиция Шобера, который служил в австрийской полиции, по отношению к любым угнрозам путча Хеймвера отодвинули угрозу насильственного захвата власти. Раскол Хеймвера на отдельные группы с разнной идеологией становился все более явным. В Штирии, пол руководством д-ра Вальтера Пфримера и инженера Раутера. все больше брали верх идеи национал-социализма, и 13 сеннтября 1931 г. д-р Пфример попытался устроить путч, котонрый провалился благодаря проявленной правительством твердости²⁴. Политические последствия этого путча были разрушительными, так как выяснилось, что большая часть, прежде всего, хеймверы Нижней и Верхней Австрии вообще не хотели принимать в нем участия, и начались преобразонвания внутри всего движения. Часть Хеймвера, главным обнразом, сторонники Штаремберга, сблизились с Христианско-социальной партией, чтобы привлечь на свою сторону австрийские патриотические круги, а хеймвер Штирии обнрел союзника и будущего наследника в лице бурно развинвавшегося в Австрии национал-социализма. Когда в 1932 г. в Австрии разразился сильный экономический и политиченский кризис, некогда казавшееся неодолимым народное двинжение хеймверов раскололось на самые разные направления, и к числу особенно удачных тактических достижений феденрального канцлера доктора Дольфуса следует отнести то, что он привлек часть Хеймвера на свою сторону в борьбе против угрозы национал-социализма.

Поворотным пунктом стали выборы в апреле 1932 г., когнда в ландтаги Нижней Австрии, Зальцбурга, Каринтии, Штирии и Вены прошли представители бурно развивавшейся в Австрии национал-социалистической партии. Хотя большие партии, прежде всего, социал-демократы и несколько отставншая от них Христианско-социальная партия пока не боялись увеличения числа голосов, поданных за национал-социалистов, было явно заметно, что мелкие партии, такие как Великогерманская народная партия, Ландбунд и, прежде всенго, блок Родина (парламентское представительство Хеймвенра) утратили поддержку масс. Это вызвало еще более глубонкий кризис в Хеймвере, закончившийся переходом хеймвера Штирии во главе со своим вождем д-ром Вальтером Пфримером в ряды национал-социалистов. Он заключил боевой союз с австрийской НСДАП и вместе с ней был запрещен правительством 19 июня 1933 г. Ряд видных вождей Хеймвенра, такие как Каммерхофер и Раутер, получили после 1938 г. высокие чины в СС. Остальные группы Хеймвера, прежде всего, австрийские патриоты под руководством Штаремберга и вождя венского хеймвера майора Эмиля Фея, учитывая перспективу прихода Гитлера к власти в Германии, становинлись естественными союзниками федерального канцлера доктора Энгельберта Дольфуса, который в Национальном совете имел большинство лишь в один голос благодаря коанлиции Христианско-социальной партии, Ландбунда и блонка Родина. Эта ситуация, роль язычка весов, была очень вынгодна Хеймверу и его зарубежным покровителям, прежде всего, Муссолини. Федеральный канцлер Дольфус, который первоначально не имел намерения становиться диктатором Австрии, происходя из демократической среды Нижней Австрии, и короткое время даже казался социал-демократам возможным канцлером большой коалиции, стоял перед ужасным выбором: либо уступить нахрапу национал-социанлистов, либо поискать союзников там, где их еще можно было найти²⁵. Как нам известно из венгерских документов, венгерский премьер-министр Гёмбёш в конце 1932 - начанле 1933 года снова привлек внимание Муссолини к венгернской проблеме, так как Венгрия боялась создания в Австрии широкого демократического фронта под влиянием могущенственной социал-демократии. Тактически неумная оппозинция австрийских социал-демократов лозаннскому займу все больше склоняла Дольфуса к тому, чтобы поддаться давленнию Хеймвера и Муссолини и править с помощью чрезвынчайных законов²⁶.

17 октября 1932 г. слывший непримиримым противнинком социал-демократов вождь венского Хеймвера майор Эмиль Фей стал государственным секретарем по вопросам безопасности в правительстве Дольфуса и очень быстро нанряду с полицией и жандармерией превратил Хеймвер в воонруженную чрезвычайную полицию. Муссолини внимательнно следил за развитием событий в Австрии. Все более сильнный напор национал-социалистов после прихода Гитлера к власти 30 января 1933 г. сделал австрийскую проблему обнщеевропейской. Первой целью Дольфуса, в воле которого противостоять Гитлеру не приходится сомневаться, было сохранение независимости Австрии. За это выступала, с учентом политической ситуации в мире, Италия Муссолини, гонтовый к борьбе и хорошо вооруженный сосед Австрии. Афенра с оружием в январе 1933 г. уже показала мировой общенственности, что Италия, осуществляя обширные поставки оружия в Австрию и Венгрию, готова всеми средствами поддержать переход Австрии к авторитарному фашистскому курсу. Когда 4 марта 1933 г. скорее благодаря случайности, произошел т.н. самороспуск парламента в процессе голосонвания, вызванного отставкой трех председателей, Дольфус получил возможность править авторитарно, без контрольных органов. С этой роковой даты началось медленное сползанние к авторитарному курсу, который с помощью Хеймвера, продолжавшего формировать свою идеологию, привел ненпосредственно к т.н. сословному государству эры Дольфуса-Шушнига. Чрезвычайный закон, с помощью которого Гитнлер в 1933 г. передал неограниченную власть правительству, имел свой аналог в использованном правительством Дольфуса законе 1917 года о предоставлении чрезвычайных полнномочий правительству в области военной экономики, с помощью которого пытались править без назойливого коннтроля социал-демократов. Кроме шумных австрийских национал-социалистов, партийная организация которых вследствие кровавых эксцессов и покушений была запрещенна 19 июня 1933 г. был еще мощный блок австрийской социнал-демократии, поддерживаемый более чем 40% избиратенлей, который, с оружием наготове, ждал дальнейшего разнвития событий. Ударной силой на стороне Дольфуса, котонрый весной 1933 г. еще не имел ясного плана, был, несомненно, Хеймвер под руководством Штаремберга, который, по указанию Муссолини, полностью предоставил себя в раснпоряжение федерального канцлера для проведения экспенриментального авторитарного курса. Большая демонстрация Хеймвера в Вене 14 мая 1933 г. знаменовала собой союз межнду христианско-социальным политиком Энгельбертом Дольфусом, который по своему мировоззрению был гораздо блинже к христианскому социальному учению, чем к фашизму, и Хеймвером, поскольку он был готов поддержать австрийский курс против национал-социализма. Из этого союза между христианско-социальной традицией и нескрываемо фашистнской идеологией Хеймвера возник не только сильно недоноцененный не только социал-демократами блок противондействия национал-социализму: одновременно была созданна новая авторитарная организация - лОтечественный Фронт╗, которая до конца австрийской государственности в марте 1938 г. трансформировалась в тоталитарную госундарственную партию по образцу фашистской и национал-социалистической²⁷.

20 марта 1933 г. Дольфус решил, после того как он при посредничестве Гёмбёша и Штаремберга в ходе двух поезндок в Рим заручился поддержкой Муссолини, создать двинжение под названием Отечественный Фронт в противовес парламентским партиям, как единый фронт австрийских патриотов. Князь Эрнст Рюдигер Штаремберг утверждает в своих написанных в Лондоне записках, что именно он сразу после прихода Гитлера к власти обратил внимание Дольфуса на то, что террору национал-социалистов он должен протинвопоставить контртеррор и деятельность австрийских патнриотов. Основным содержанием призыва к созданию Отечественного Фронта от 21 мая 1933 г. было объявление войнны всем, кто угрожает безопасности Австрии. Он заканчинвался словами:

лВсе группы, все партийные организации, все союзы и объединения, которые хотят служить Отечеству, должны сомнкнуться в большую ударную армию, соединенную лишь однной великой общей целью: Австрия и ее право на жизнь, Авнстрия и ее обязанность жить ради выполнения своей миссии в Центральной Европе на благо всего немецкого народа.

Австрийцы! Австрийки!

Долг каждого честного австрийца вступить в Отечественнный Фронт. Все, союзы или отдельные лица, мужчины или женщины, старые или молодые, все, кто любит Австрию, вступайте в Отечественный Фронт. Хайль Австрия! Хайль Дольфус, наш Фюрер!╗²⁸

Найденная по окончании Второй мировой войны переписнка Дольфуса с Муссолини ясно показывает, что Муссолини, пользуясь одновременно Хеймвером как средством давления на еще колеблющегося Дольфуса, все в большей мере ставил своей целью преобразование внутриполитических отношений в Австрии на фашистской основе с подчеркнуто авторитарнным характером²⁹. В своей речи 11 сентября 1933 г. Дольфус, отрекшись от демократических, либеральных и марксистских идеологий прошлого, постарался пойти навстречу пожеланиням Муссолини. Постепенно начало сказываться и создание Отечественного Фронта; конкурируя с ним, Хеймвер частичнно выполнял вместе с ним роль контрольного органа станонвящегося все более авторитарным режима. Здесь действовал и образец немецкой НСДАП, и итальянский пример, но рандикальные намерения Хеймвера тормозились колебаниями Дольфуса, который создавал сословное государство скорее согласно папской энциклике лQuadragesimo Anno╗, чем фаншистским образцам³⁰. Давление Хеймвера привело к страшнным событиям 12 февраля 1934 г., как мы теперь знаем, под самым сильным нажимом со стороны Муссолини. Встроеннный в Отечественный Фронт Хеймвер в течение короткого времени обладал в нем перевесом, и вождь венского хеймвера майор Эмиль Фей, оттеснивший на задний план Штарембернга, казалось, превращается в лидеального диктатора╗ Австрии, который однажды может стать опасным и для Дольфуса и его христианско-социального окружения.

11 июля 1934 года, незадолго до того, как он был убит, ловкий федеральный канцлер, сместив Фея, попытался иснпользовать для своей выгоды его соперничество со Штарембергом. События 25 июля 1934 г. стали самым тяжелым понтрясением для едва возникшего режима. Политическая и военная защита Муссолини спасла Австрию от гибели. Гитнлеру после убийства Дольфуса пришлось временно отложить достижение своей политической цели.

Эпоха правления Шушнига характеризуется борьбой разнличных направлений внутри авторитарного режима. Отеченственный Фронт и Шушниг сумели в 1935-36 гг. оттеснить на задний план Хеймвер и более мелкие военные союзы и изолировать Штаремберга, который слишком полагался на свое искусство импровизации. Все требования создания авторитарного государства и сильной власти взял на себя Отечественный Фронт, и политическая армия, какой был Хеймнвер, не могла быть терпима рядом с новой государственной партией, чтобы в Австрии не случилось того же, что в Германнии 30 июня 1934 г., когда партия одержала победу над понлитической армией CA во главе с Рёмом. Концом воинственнного направления австрийского фашизма, воплощением которого был Хеймвер, курьезным образом стала последняя попытка Штаремберга, невзирая на обстоятельства, обеспечить себе поддержку Муссолини. По окончании войны в Эфиопии 13 февраля 1936 г. он направил Муссолини следунющую телеграмму по случаю взятия Аддис-Абебы:

лПринимая в силу фашистской солидарности самое глунбокое участие в судьбе Италии я от всего сердца поздравляю Ваше превосходительство от имени тех, кто сражается за фашистскую идею, и от своего собственного имени со славнной, великолепной победой итальянского фашистского оружия над варварством, с победой фашистского духа над демократическим бесчестием и лицемерием и с победой фаншистской готовности к жертвам и дисциплинированной реншимости над демагогической ложью. Да здравствует целенустремленный вождь победоносной фашистской Италии, да здравствует победа фашистских идей во всем мире!╗³¹

Федеральный канцлер д-р Шушниг, который по внешннеполитическим причинам не мог допустить такого униженния Лиги наций, в финансовой зависимости от которой нанходилась Австрия, и быстро сделал оргвыводы. Он убрал Штаремберга из правительства и Отечественного Фронта и, тем самым, в отличие от Дольфуса, стал единоличным обладателем политической власти. Хеймвер, некогда представлявший фашизм в Австрии, был без особого шума преобразован во лфронтовую милицию╗, подчиненную армии. Тольнко непосредственно перед роковыми событиями 12 февраля 1938 г. - переговорами Шушнига с Гитлером в Берхтесгадене - бывшие лзащитники Родины╗ проявили политическую ^: активность, но они больше не могли оказать, существенное влияние на трагический ход событий³².

 

Примечания

 

¹ Ulrich Eichstadt. Von Dollfuss zu Hitler. Wiesbaden, 1955. S.17.

² Ernst Nolte. Der Faschismus in seiner Epoche. M№nchen, 1963. S.41.

³ Адам Вандрушка. Политическая структура Австрии. В книге лGeschichte der Republik Osterreich╗. Wien, 1954.

⁴ Речь идет о работах моих учеников: Франц Швейгер. История нижнеавстрийского хеймвера 1928-30 гг. с особым учетом т.н. Корнойбургской клятвы (18 мая 1930), фил. диссертация. Вена, 1965; Ирмгард Бернталер. История и организация Отечественного Фроннта. К понимаю тоталитарных организаций, фил. диссертация. Вена, 1964; Ингеборг Мессерер Немецко-австрийское объединение фроннтовиков. К истории военных союзов в истории Австрии, фил. дисс.
Вена, 1963.

⁵ Лайош Керекеш. Италия, Венгрия и австрийский Хеймвер в 1928-1932 гг. // Osterreich in Geschichte und Literature. 1965. №9.

⁶ В докладе английского военного атташе полковника Каннингема от 8 июля 1919 г., напечатанном В лДокументах Британской внешней политики 1919-39 гг. первая серия, VI, том №22, с.37, уканзывается на особое политическое значение крестьянских ополченний и хеймверов на случай сдвига влево в Австрии (угрозы коммуннизма).

Согласно докладу от 30.11.1918 (Австрийский военный архив, перемирие и интервал, 1919-21 гг. B.M.f.L.V, секция 2), на момент составления доклада 13 ноября 1918 г. народным и гражданским ополчениям, предприятиям, железнодорожным службам, военным учреждениям и прочим было роздано следующее оружие: пулементов 1156, самозарядных винтовок 80 345, карабинов 13 627, кастентов 3967, холодного оружия 888, ружейных патронов 8 702 640, пулеметных патронов 72 891. Если вспомнить, что Сен-Жерменский договор определил общую численность австрийской армии в 30 000 человек плюс лишь частично вооруженные полиция и жанндармерия в количестве 10 000 человек, можно легко рассчитать, сколько оружия осталось у гражданского населения.

⁷ О ранней истории Хеймвера см. официальную работу: Heimatschutz in Osterreich. 2-е изд. Вена, 1935, и Hans Arthofer. 1918-1936, vom Sebbstschutz zur Frontmiliz. Wien, 1936.

⁸ Oberst Hiltl. Ein Gedenkbuch. Wien, 1931. S.79.

⁹ лДи нойе Фронт╗ (газета Объединения фронтовиков), 15-го года издания, выпуск 1 от 1 июня 1933 г. буквально воспроизвела по памяти основные принципы 1926 года.

¹⁰ Мессерер. С. 119 (по записям одного участника конференции 1926 г.).

¹¹ Мессерер. С. 101.

¹² Артхофер. С.39 (речь Игнаца Зейпель в Тюбингене 26 июля 1929 г.).

¹³ Ср. биографию Игнаца Зейпеля, написанную Иозефом А. Цёблем в книге Hugo Hantsch. Gestalter der Geschidce Osterreich. Innsbruck. Wien, 1962. S.598.

¹⁴ Цитата из названной статьи Лайоша Керекеша, с.З и послендующие: лЯ считаю необходимым, чтобы мы сначала обсудили синтуацию в целом и договорились о совместных целях, политических средствах и путях, которые мы хотим избрать. В этом плане можно было бы конкретизировать совместную деятельность Венгрии и Италии в двух направлениях. Первая цель: в Австрии правое правительство с помощью Хеймвера должно отобрать власть у нынешннего правительства, внешнеполитические цели которого не совпандают с нашими и которое проводит по отношению к Чехословакии и вообще к странам Малой Антанты дружественную политику, неприятную для венгерского правительства. Зейпель проводит, по моему мнению, политику, более или менее соответствующую иденям Бенеша. Будучи противником аншлюса, он хотел бы создать в бассейне Дуная если не конфедерацию, то хотя бы экономический блок. Эта политика делает его другом чехов. Сильная и независимая Венгрия, которую в этот блок можно было бы затянуть лишь силой, считает его для себя невыгодным. Правый режим, который пришел бы к власти с помощью Италии и Венгрии и опирался бы на эти две страны, был бы выгоден для Италии, потому что он меньше затрагивал бы тирольский вопрос и даже отсрочил бы аншлюс, потому что в области внутренней политики он представлял бы иное направление, нежели нынешнее германское правительство или то, которое после выборов могло бы сдвинуться еще дальше влево... Для Венгрии выгода была бы в транспортных связях с Италией и ввозе оружия.

По моему мнению, сегодня образовать правое правительство легче, потому что Хеймвер развил свои организации, установил связи с начальником венской полиции и армейским руководством, так что в том случае, если он приступит к действиям, он может раснсчитывать на благоволение этих организаций. По моей информанции, нужны 300 000 шиллингов, чтобы полностью развить его органнизации и кое-какая поддержка оружием. Я нахожусь с ними в свянзи, и получил известие, что они при соответствующей поддержке готовы в определенном случае приступить к действию. Оно преднложило мне стать посредником. Я считаю, Италия могла бы дать нужную поддержку и впредь рассчитывать на мое посредничество. В пятницу, 6 апреля, я снова встретился с Муссолини и получил точный ответ: "Я готов предоставить австрийским правым организациям через Вас 1 млн. лир сразу или по частям, и передать им через границу нужное оружие, если они обязуются в обозримом будущем взять власть; в этом случае я готов вести с таким правительством переговоры об улучшении положения немецкого меньшинства в Южном Тироле"╗.

¹⁵ Керекеш. Указ. соч. С.4 и далее.

¹⁶ О политической деятельности Муссолини в довоенной Австрии см. очень поучительную статью проф. Ганса Крамера (Инсбрук): ^: Речи Муссолини на собраниях в немецком Тироле в 1909 г. // Historisches Jahrbuch. 1955. №74. S.745.

¹⁷ Heimatschutz in Osterreich. S.181.

¹⁸ Альпенлендише Хайматвер. Май 1926. №5.

¹⁹ См. диссертацию Швейгера, с.225, и работу автора: К предынстории Корнойбургской клятвы // Osterreich in Geschichte und Literature. 1963. №7. С. 146.

²⁰ См. работу автора: Юлиус Рааб // Neue Osterreichische Biographie. XVI т. Вена, 1965. С.9.

²¹ Керекеш, с.9 и не напечатанные записки Штаремберга на немецком языке, с.33 (гектографический экземпляр в Австрийнском институте современной истории, Вена).

²² Перепечатано в Heimatschutz in Osterreich. C.43.

²³ Швейгер. С.210. Цитата из газеты Хеймвера лДер Пантер╗, №4, 24 мая 1930.

²⁴ Иозеф Гофман. Путч Пфримера. Публикация Австрийского института современной истории. Т.4. 1965.

²⁵ Gordon Shepherd. Engelbert Dollfuss. Graz, Wien, KЎln, 1961.

²⁶ О росте итало-венгерского влияния в Австрии см.: Керенкеш Л. Документы венгерского МИД о предыстории аннексии Авнстрии //Acta Historica. T.VII. №3-4. Будапешт, 1960; А Berlin-Roma TengelyKialakulasaEsAusztriaAnnexioja. 1936-38. Osszeallitotta is sajto ala rendezte Kerekes Lajos. Akademiai Kiado. Budapest, 1962.

²⁷ См. диссертацию Ирмгард Бернталер (прим.4).

²⁸ Артхофер. С.41.

²⁹ Тайная переписка Муссолини с Дольфусом, Вена, 1949. Осонбенно важно письмо Муссолини от 9 сентября 1933 г., в котором он рекомендует лфашизацию╗ Австрии как средство защиты от нацинонал-социализма.

³⁰ Александр Новотны. Профессионально-сословная идея в федеральной Конституции 1934 // Osterreich in Geschichte und Literature. 1961. №5. C.209.

³¹ Charles F. Gulik. Osterreich von Habsburg zu Hitler. Wien, 1948.S.442.

³² См. работу лКнязь Эрнст Рюдигер Штаремберг и политинческое развитие в Австрии весной 1938╗ в юбилейном издании к 70-летию Гуго Ханча лOsterreich und Europa╗. Wien, 1965, S.547.

 

Хью Сетон-Уотсон

ФАШИЗМ - СПРАВА И СЛЕВА

 

Спустя двадцать лет после уничтожения Третьего Рейнха суть фашизма все еще трудно определить. Сегодня есть миннимум два действующих правительства - в Испании и Портунгалии - которые и вправду можно назвать фашистскими. Пернвое из них было в большой мере обязано своей победой подндержке Муссолини и Гитлера, и обе страны пережили период, когда их официальные представители гордо отождествляли себя с фашизмом. Если не считать этого, коммунисты широко иснпользуют термин лфашист╗ как позорящий ярлык: он предназнначается не столько для обозначения чего-то явно фашистсконго, сколько лишь для дискредитации отдельных лиц или групп, которые по каким-то причинам мешают планам коммунистов. Кроме того, путаники ллевых╗ взглядов тоже часто используют это слово как ругательство, хотя многие из них весьма молоды, лично от фашизма не страдали и последствия фашизма не представляют для них серьезной угрозы.

Полемическое и неточное употребление этого слова ненизбежно вносит путаницу и в ряды ученых. Одни утвержданют, что правильно использовать его только применительно к одной единственной партии и одному единственному ренжиму, который играл хотя и ограниченную, но важную роль в истории одной единственной страны: Италии. Однако оснтается сложный политический и социальный феномен пернвой половины XX века, изучение которого - задача историнков. Кроме того, остаются лсемейные╗ связи между рядом движений, игравших определенную роль в 30-х - 40-х годах. Может быть, удачней всего назвать их нейтральным словом лнемарксистский тоталитаризм╗. Но мне все же кажетнся более целесообразным использовать слово лфашизм╗ несмотря на все связанные с этим субъективные и эмоциональнные элементы. В настоящее время мы не можем достичь научной точности, и сомнительно, что ее когда-нибудь можно будет достичь. Но чтобы осветить события исторического периода, несомненными признаками которого были непонследовательность, иррациональность и разгул страстей, можнно пойти более скромным путем: использовать сравнительнный метод.

Поэтому мы начнем не с определения, а с попытки огранничить тему дискуссии. По моему мнению, все фашистские движения, хотя и в разной мере, сочетали в себе реакционнную идеологию с современными методами организации масс. Пока их вожди находились в оппозиции, они восхванляли традиционные ценности, но обращались за поддержнкой к массам и использовали каждую форму недовольства масс. Их первоначальные представления часто были весьма сходными с представлениями старомодных консерваторов, но их методы борьбы и все их представления о политиченской организации были взяты не из идеализированного проншлого, а из современной эпохи. Их взгляды могли быть элинтарными, мечтательными, но как политическая сила они были скорее демократами, чем олигархами. Изучение фаншизма требует понимания как европейского консерватизма XIX века, так и социальных конфликтов в передовых промышленных обществах, с одной стороны, и в развивающихнся странах, с другой, которые сосуществовали в Европе в период между двумя мировыми войнами.

Есть обширная литература о европейском консерватизнме, которая описывает его идеи, его представителей и полинтические действия. Но одним сравнительным исследованинем все возможности еще не исчерпываются. Недавно вышедншая публикация по этому вопросу - большая заслуга симнпозиума на тему лЕвропейские правые╗. Ее издатели - пронфессора Ганс Роггер и Юджин Вебер из Калифорнийского университета в Лос-Анджелесе¹.

Хотя приводимые ниже аргументы не резюмируют ее сондержание и я согласен отнюдь не со всеми толкованиями учанстников этого симпозиума, я не могу не уделить внимания этой работе и рекомендую ее всем читателям данной книги.

Слово лреакционер╗, может быть, еще больше, чем слово лфашист╗, политическая пропаганда превратила в ругательство, но его четкого и узаконенного определения нет. лРеакционер╗ это человек, который хотел бы вернуть прошлое, и реакционнные идеологии основываются на картинах этого прошлого, обычно более мифических, чем реальных, и стремятся разверннуть политическую деятельность в настоящем. В отличие от них консерваторы хотят не возродить прошлое, а сохранить из трандиций то, что, по их мнению, имеет ценность и в нынешних условиях. На практике различие между реакционерами и коннсерваторами стирается. Сами реакционеры обычно называют себя консерваторами. В большинстве европейских стран на правом фланге есть реакционное крыло, которое лишь в отндельных случаях образует собственную партию, а чаще действунет внутри большой консервативной группы.

Те идеи европейских правых, которые имели значение для интеллектуальной ориентации вождей фашизма, имели, в основном, фантастический и реакционный характер. Мы рассмотрим их здесь в четырех главных аспектах: с точки зрения их отношения к религии, государству, структуре обнщества и нации.

Отождествление Церкви с реакционными идеями и теннденцию реакционных авторов, подчеркивать свое хорошее отношение к религии, а политических противников объявнлять врагами Бога и даже видеть в большинстве современных идей и учреждений дело Дьявола, можно, до определенной степени, считать почти повсеместными, но наиболее отчетливо они проявлялись в католических и православных страннах. В Англии государственная церковь была одновременно уважаемой и консервативной, но не реакционной. В Германнии лютеранская церковь, как и монархия Гогенцоллернов, была гораздо более реакционной, но как политический факнтор слишком шаткой, чтобы стать сильным бастионом реакнции. Наоборот, в Испании, Франции, Австрии и Италии цернковь была мощной реакционной силой, - разумеется, с ванриациями. Во Франции сильное меньшинство всегда выстунпало за католическую демократию, и задача католических ренакционеров усложнялось тем, что им приходилось решать, какую из враждующих светских реакционных групп поддернживать. Хотя с подъемом движения Карла Люэгера австрийский католицизм оставил путь олигархии и занялся демагогиней, это не означало, что он изменил свои реакционные полинтические устремления. Итальянский католицизм после 1870 года был в некотором смысле самым реакционным, поскольнку он враждовал с государством как таковым. В единственнном православном государстве, которое уже несколько веков было независимым, в Российской Империи, политическая позиция Церкви была преимущественно реакционной. Санмым выдающимся выразителем ее идей был, конечно, Побендоносцев. Но Церковь играла все менее значительную роль по мере того, как светские реакционеры не только теряли свою религиозную веру, но и уделяли все меньше внимания своему влиянию на народ. Кроме того, были инакомыслящие верунющие, которые отвергали существующую светскую социальнно-политическую систему. Их число было невелико, но к ним принадлежали люди такого масштаба как Владимир Соловьнев, Бердяев и Струве. В новых балканских государствах пранвославная Церковь не была реакционной. Причина заключанлась в том, что Церковь чувствовала, чем она обязана освобондительной борьбе против турок, неразрывно связанной с денмократическими идеями. В наименьшей мере это относится к Румынии, освобождение которой было больше результатом войны и дипломатии великих держав, чем собственных усинлий народа, и которая имела более жесткую и сильней завинсящую от олигархии общественную структуру, чем Сербия, Болгария или Греция.

Реакционеры преследовали цель возродить не только станрую политическую систему, но и религиозную веру. С этой точки зрения можно утверждать, что в Англии никогда не было реакционеров. Никто не хотел вернуться во времена парламента Симона де Монфора, восстановить деспотизм Стюартов или хотя бы отказаться от реформаторских законнов 1832 и 1867 годов. Правда, Мильнер, Честертон и Беллок испытывали антипатию к новым политическим партиням. Во Франции же, наоборот, долгое время сохранялось - хотя лишь у меньшинства - страстное желание сделать так, словно 1789 года не было, и вернуть королей, которые сденлали Францию великой. Карлисты в Испании и стороннинки Бурбонов на итальянском Юге оставили в обеих странах свои следы на политической сцене. В Пруссии и Австрии задача состояла скорее в том, чтобы сохранить привилегии и воспрепятствовать реформам, чем вернуть доброе старое время Священной Римской империи. В России мы сталкинваемся с тем парадоксом, что в XIX веке те, кто придержинвался чистейших реакционных взглядов на государство, были реформаторами, а те, кто защищал самодержавие - в какой-то мере новаторами. Ранние славянофилы хотели вернуться в мифическое прошлое, когда народ, представленный Земнским Собором, якобы жил, как они утверждали, в счастлинвом сообществе с царями. Созданная Петром Великим и его наследниками по немецкому образцу бюрократия должна быть ликвидирована, крестьяне освобождены от крепостной зависимости, а интеллигенция - от цензуры и политического надзора. В противоположность этому царские чиновнники, которые решительно противились любым свободам, реалистически осознавали необходимость интеграции Роснсии в современный промышленный мир и введения всеобнщей воинской повинности. Только в последние десятилетия Империи, когда чиновничье сопротивление охладило энтунзиазм славянофилов по поводу реформ, а их духовные нанследники были унесены волной русского национализма, постепенно стало проявляться новое реакционное сочетанние демагогии и самодержавия.

Реакционные отношения к социальной структуре опиранлось на два основных элемента: на отвержение промышленнной экономики и на веру в общий интерес, который объединняет старый господствующий класс с массами против капинталистов. Миф о веке буколической гармонии в прошлом был обычно важной составной частью подобных идеологий. Их проповедники часто были выходцами из высших слоев, но еще чаще - из сословий. Это были писатели, академики, солдаты или правительственные чиновники, которые часто, хотя и не всегда, принадлежали к низшему или поместному дворянству. Следует подчеркнуть силу традиционных антикапиталистических и антилиберальных ценностей, которые были еще долнго живы в системах воспитания и интеллектуальных элитах, когда господствующие позиции в экономике давно уже занял промышленный капитализм и даже когда возник и стал синлой социализм, который бросал вызов либеральным и капинталистическим ценностям с точки зрения основания социнальной пирамиды и постиндустриального общества. Клише сменяющих друг друга феодальной, капиталистической и сонциалистической эпох слишком сильно искажает историчеснкую действительность. Эти три эпохи взаимно пересекались. Сочетание двух видов антикапитализма, сверху и снизу, смотнрящих то в прошлое, то в будущее - важная тенденция сонвременной европейской истории, которую историки постонянно недооценивают, а условности западной демократии все больше затушевывают, имеет особое значение при изучении вопроса о происхождении фашизма. Даже в Англии, классинческой родине капиталистического этоса и буржуазных ценнностей, это сочетание имело важное значение. В том синтезе капиталистических и традиционных взглядов, который воснпитывался в викторианских закрытых средних школах для мальчиков, задачей которых было в конечном счете интегнрировать детей нуворишей в высший слой, отнюдь не ясно, какой элемент перевешивал. Идею общего интереса старой элиты и всего народа в общей борьбе против алчного материнализма мы встречаем в лМолодой Англии╗, у Дизраэли, у Мильнера и Г.К.Честертона, если называть лишь самые извенстные имена. Сходные явления наблюдались и в США, как в Новой Англии, так и на лСтаром Юге╗. Во Франции и Пруссии антикапитализм обоих видов был еще сильней, но ожеснточенная ненависть между классами препятствовала любому сотрудничеству. Воспоминания о 1793, 1848 и 1871 годах во Франции и презрение прусских юнкеров к лплебеям╗ были почти непреодолимыми препятствиями.

Кроме того, следует констатировать, что капитализм и промышленность повсюду в Западной Европе одерживали победу над докапиталистическими господствующими класнсами. Капиталисты богатели и завоевывали в результате обнщественность и политическую власть. Они составляли теперь значительную часть господствующего класса. Но, в оснновном, они были консерваторами, а не реакционерами. Они хотели только сохранить и укрепить свою собственную власть, а не вернуться в прошлое. Социальная программа реакционеров выглядела иначе. Они хотели ограничить инндустриализацию или даже начать обратный процесс и стронить на солидном фундаменте крестьянства, которое якобы наследует лучшие моральные и духовные ценности. Но здесь следует отменить одно важное различие. В преимущественнно аграрных странах Южной и Восточной Европы, где большинство население жило в деревнях, крестьянские пробленмы были одновременно проблемами масс и недовольство крестьян являлось возможной исходной точкой социальных революций. В промышленных странах, наоборот, восхваление интеллигенцией простых добродетелей крестьян было не чем иным, как социальной утопией. Для Англии это не имело значения, так как в ней этих проблем не существованло; то же самое можно сказать о трех западных романских странах, культурные традиции которых были преимущенственно городскими. Для Германии же, наоборот, это был фактор большой важности.

Непременным элементом реакционных идеологий с коннца XIX века был национализм. Идеология национализма является, в основном, плодом эпохи Просвещения и 1789 года. Ставить интересы нации превыше всего означает отвергать традиционные понятия легитимности и сужать притязания Бога и короля. Во времена Меттерниха реакционеры были противниками любого национализма. Но в десятилетия, конторые последовали за объединением Италии и Германии, они стали предъявлять собственные притязания на национальную идею. Не было больше смысла утверждать, что общество, в котором элита и народ объединяются против охочих до денег материалистов, не что иное, как общество королевских поднданных: правильным словом теперь было лнация╗. Убедительнней всего обосновывал этот тезис Шарль Моррас, интегральнный национализм которого стал образцом для интеллектуанлов-националистов во многих странах.

Имеет смысл подробней осветить некоторые аспекты национализма, зависевшие от ситуаций, в которых находинлись нации. Парадоксально, что именно во Франции, нацинональное единство которой возникло несколько столетий назад и национальной независимости которой ничто не угнрожало, было сформировано искусственное понятие нацинонализма. Объяснение можно искать в чувстве унижения после поражения в 1870 году. В другой стране традиционнонго национального единства, в Англии, никогда не существонвало повода для возникновения национального движения или национальной идеологии - их там никогда не было. В Италии и Германии после 1870 года смысл национального единства все еще оставался спорным, и понятно, что интелнлектуалы обеих стран чувствовали себя обязанными сделать на нем упор. Но есть большая разница между латинским слонвом лнация╗ с римской Церковью, римским правом и сонвременным просвещением на заднем плане и немецким слонвом лфольк╗ со скрытым в нем намеком на темные эмоции, родовые обязательства и немецкие леса. Но важно отметить сходство статуса обеих наций после 1870 года; оно еще более усилилось после поражения немцев и разочарования итальнянцев в 1918 году. Далее к востоку европейский национализм был более простой и более прямолинейной революционной силой. Там были нации, которые требовали независимости (поляки, чехи, словаки, хорваты, прибалты, финны и укранинцы) или требовали сделать более совершенной свою неполноценную независимость путем объединения с оторваннными от них братьями (греки, сербы, румыны и болгары). С другой стороны, там были нации, целью которых было воснпрепятствовать сепаратизму своих многонациональных поднданных, навязав им свою национальность. Это относится к венграм и русским, а также, в меньшей мере, - к пруссакам и австрийским немцам.

Особый случай это нации, которые достигли, по крайней мере, большей частью независимого статуса, однако постонянно чувствуют, что ими управляют чужаки. Особенно это касается аграрных государств Восточной Европы, где растунщая промышленность принадлежала большей частью либо иностранцам, либо членам экономически преуспевающих чужеродных меньшинств. В Румынии таким меньшинством были греки, в Венгрии - немцы, но гораздо большее значенние имели евреи. Нельзя просто выводить интенсивность аннтисемитизма из экономического могущества еврейского меньншинства. Моррас называл евреев и протестантов во Франции чужеродными телами, а дело Дрейфуса было сильнейшим всплеском антисемитизма в XIX веке, однако нельзя всерьез утверждать, будто евреи господствовали в культурной или эконномической жизни Франции. Зато о Венгрии вполне можно сказать, что до 1914 года венгерским евреям жаловаться было не на что. С 1867 года Венгрией правило зажиточное поместнное дворянство, руководители которого были воспитаны в либеральных традициях. Со временем этот либерализм убынвал, но не было повода лишить евреев тех свобод, которые им были первоначально предоставлены. Поместное дворянство хотело индустриализации Венгрии, но не хотело само занинматься этим делом. Выполнение этой задачи взяли на себя евреи. С другой стороны, евреи стали ярыми венгерскими патриотами. Враждебное отношение к евреям исходило от крестьян и от небольшого, но постоянно растущего числа их детей - особенно не венгерской национальности - которые стали участвовать в общественной жизни или овладели иннтеллектуальными профессиями. В Вене, где еврейское влиянние в общественной жизни и в этих профессиях было хотя и большим, но меньшим, чем в Будапеште, антисемитизм про являлся гораздо сильней. Причина заключалась в том, что немецкий средний класс в Вене - как деловые люди, так и интеллектуальные круги, был не только многочисленным, но и политически влиятельным и его интересы непосредственнно сталкивались с интересами еврейского среднего класса. В Германии процент еврейского населения, а также его экононмическое и культурное влияние были гораздо меньшими, чем в Вене, но этого оказалось достаточно, чтобы вызвать вражндебность немецких средних и высших слоев. Для фанатичных реакционных интеллектуалов евреи были очевидным пред метом антипатии, символом господствующей в городах материалистической коррупции, угрожающей добродетелям немецких крестьян, унаследованным от идиллического Среднневековья. Но больше всего антисемитизм был распространнен в том поясе плотных еврейских поселений, который тяннулся от Литвы через Восточную Польшу, Западную Украину, Словакию, Буковину и Молдову, от Балтийского до Черного морей. Большая часть этого пояса до 1917 года принадлежала Российской империи, отдельные части - Венгрии и Румыннии. Венгры и русские были не очень восприимчивы к антинсемитизму, тогда как среди поляков, украинцев, словаков и : румын он был очень силен².

Искусственная общественная структура еврейских обнщин, исключенных из областей сельского хозяйства и государственной службы, и ограничивавшихся торговлей, своими интеллектуальными профессиями, занятием ремеслом и работой на фабриках, еще больше увеличивала пропасть между евреями и их соседями. Для крестьян еврей это был лавочник, отнимавший у них последние копейки, для чинновников - лишенный корней полуобразованный фанатик, разносчик новых идей, а для отечественных мелких капиталистов - удачливый конкурент, который мешал им утвердиться в общественной жизни. Для правительства же это был самый активный элемент недовольного городского пролетариата. Поэтому в Восточной Европе было возможным объединение деспотических правительств, реакционных идеологов, недовольных крестьян, а в определенной мере и промышленных рабочих на почве ненависти к евреям и возложение на чужеродных эксплуататоров и ниспровергателей вины за все, чего они боятся и от чего страдают.

Реакционные идеологии и политические программы, разнличные смеси религиозной нетерпимости, исторических мифов, социальных утопий, национализма и антисемитизнма были в 1914 году представлены в большинстве европейснких стран. Однако фашизм это нечто большее, чем только реакционная идеология; это движение, которое опирается на вескую поддержку масс. Все значительные фашистские движения начали с оппозиции господствующему режиму; всем им приходилось бороться за власть, а некоторые поднвергались жестоким преследованиям. Все они рассматриванли свои победы (иногда весьма кратковременные) как тринумф революционной идеи. Ни одно из этих движений не думало о возрождении прошлого. Хотя их идеологии были, в основном, реакционными, их нельзя назвать лконтрревонлюционными╗ в строгом смысле слова, потому что они не стремились снова установить то, что было сметено предындущей революцией. Это почти всегда были революционные движения. Тот факт, что их цель и их политика были в моих глазах отвратительными, хотя и дает мне право называть их злокачественными революциями, но не позволяет отрицать их революционный характер.

30-е и 40-е годы были временем фашистских успехов, понэтому фашистскую политику и фашистские учреждения иминтировали другие. Примеру Германии следовала Венгрия при Гёмбёше, Югославия при Стоядиновиче и Румыния при конроле Кароле. Но в этих случаях фашистской революции не было. Существующие режимы менялись лишь поверхностно, и даже антиеврейские меры были сравнительно мягкими. Но настоящие фашисты не позволили себя обмануть. лСкрещеннные стрелы╗, усташи и Железная Гвардия ждали своего часа, и когда они наконец пришли к власти, они показали своими кровавыми оргиями, что они люди совсем иного типа.

Есть несколько крайних случаев. Режим Дольфуса в Австнрии был копией итальянского образца, однако он был устанновлен сверху, без насильственного захвата власти и, кроме того, ему так и не удалось добиться искренней поддержки масс. Несомненно, режим Дольфуса был реакционным, но я затрудняюсь назвать его фашистским. Неясен и случай Иснпании. Во время гражданской войны революционные фашинсты были на стороне Франко, но после победы они утратили большую часть своего влияния. По крайней мере, в 60-х годах Испания Франко произвела впечатление не столько фашистнской, сколько старомодной военной диктатуры, поддерживанемой чиновничеством и капиталистами. Что же касается Итанлии, то можно высказать такой парадокс, что она была лменнее фашистской╗, чем какой-либо другой режим. Четко установлено, что он никогда не достиг того тоталитарного соверншенства, которое Муссолини объявил своей целью.

О гитлеровском режиме в Германии здесь можно сказать лишь одно: его нельзя описать с помощью одной простой формулы. Хотя Гитлер получал деньги от немецких капитанлистов, как только он пришел к власти, он подчинил их своей воле, он позволил им получать хорошие прибыли. Среди его сторонников были не только лмелкие буржуа╗ (кого бы ни понимать под этим словом) и крестьяне, но и сотни тысяч рабочих (даже если при этом речь шла о меньшинстве по сравннению с рабочим классом в целом). У Гитлера не было плана социальной революции, но установленный им тоталитарный режим не только истребил сотни тысяч немецких евреев (и миллионы евреев вне Германии), но и преобразовал жизнь каждого человека в отдельности и каждого слоя немецкого народа. Отказывать этому колоссальному процессу в названнии лреволюционного╗ было бы принципиально неверным.

Фашизм по-разному повлиял на структуру общества в Вонсточной Европе. В Румынии, Венгрии и Хорватии он стал могущественной силой, в Польше и Словакии - немаловажнным фактором. В 30-х годах господствующим классом в этих странах было чиновничество. В Венгрии и Польше очень влинятельными были также крупные помещики. Во всех пяти нанзванных странах все большую власть обретали капиталисты и к ним принадлежала большая часть евреев. Массу населения составляли очень бедные крестьяне. В некоторых промышнленных центрах существовал очень тонкий слой квалифицинрованных рабочих, тогда как из перенаселенных сельских местностей устремлялся в город все более широкий поток ненквалифицированных рабочих. В общем, ситуация напоминанла ту, которая была в России на пороге XX века. Как и в Роснсии, политическими движениями, бросавшими вызов режинму, руководили интеллигенты - студенты, профессора, адвонкаты и журналисты, в меньшей степени - учителя. Неверно говорить о лсреднем сословии╗: было три четко отличавшихнся друг от друга средних сословия, каждое из которых представляло собой группу в себе: чиновничество, коммерсанты и образованный слой. Первая из этих трех групп была серднцевиной режима, вторая либо поддерживала режим, либо была политически нейтральной, третья составляла, в основном, оппозицию. Это был замкнутый класс, который играл свою особую политическую роль. Он не принадлежал к буржуазии, так как в этих странах не было культурно однородной буржуазии в западноевропейском смысле слова. Образованный класс поставлял вождей для всех радикальных и революцинонных движений, а массовая поддержка исходила от крестьнян и неквалифицированных рабочих. Квалифицированные рабочие, например, печатники, и часть образованного слоя в Венгрии оставались верны социал-демократии, тогда как в Польше почти весь слой промышленных рабочих был на стонроне социалистов³. В Венгрии и в балканских странах полонвину неквалифицированных рабочих составляли коммуниснты, а другую половину - фашисты.

В Венгрии и Румынии фашизм был мощным массовым движением. Можно спорить, оставалось ли большинство крестьян в этих странах лояльным по отношению к демокрантическим партиям, но четко установлено, что очень большое, меньшинство венгерских крестьян, которые требовали разндела крупных поместий, и румынских крестьян, которые хонтели избавиться от ужасающей нищеты - следствия пережитых тяжелых лет, тянулось к фашизму. Оба фашистских двинжения нашли сторонников и среди рабочих. Рудники в облансти Печ были цитаделью лСкрещенных стрел╗, а заводы Малакса в Бухаресте - цитаделью Железной Гвардии. Хорватнские усташи и словацкая Народная партия довольно сильно отличались друг от друга. Движущей силой последней был чистый национализм, а нее входили представители почти всех слоев населения, но почти совершенно отсутствовали рабончие. Усташи специализировались на убийствах из-за угла и, когда они пришла к власти, они устроили такую кровавую баню, которую можно сравнить только с преступлениями Гитнлера. Хотя область их деятельности была небольшой, число жертв в процентах от общей численности населения уступает, вероятно, только числу жертв в оккупированной Польше и на Украине. В Польше убежденные фашисты (в отличие от консервативных политиков, которые только бессмысленно повторяли фашистские лозунги) были многочисленны, прежнде всего, среди образованной молодежи, но фашизму не уданлось обеспечить себе поддержку крестьян и рабочих. Руковондящие кадры румынского фашизма состояли не только из боевиков, но также из порядочных и интеллигентных молондых людей. Фашистское народное движение в Румынии напоминает лхождение в народ╗ в 70-х годах XIX века в России. Этот феномен я смог наблюдать в конце 30-х годов частично также в Румынии и Югославии. Молодые сербские лнароднники╗ были марксистами, некоторые из них - правовернынми членами Компартии, а молодые румынские лнародники╗, наоборот, были фашистами и некоторые из них - правовернными членами Железной Гвардии. По социальному типу и эмоциональному поведению они были очень похожи, а их разную ориентацию объяснить нетрудно. Румыны боялись России, а капиталистический враг в их среде часто был евренем. Поскольку Третий Рейх воевал как против их внутренненго, так и внешнего врага, Гитлер был для них защитником, и они проглотили его идеологию. Сербы же, наоборот, боялись Германии и любили Россию, и еврейский вопрос в их стране не стоял. Марксизм предлагал решение их трудностей и, кроме того, за ним стояла мощь большого славянского брата. Оба направления пошли разными путями. Все таланты и весь иденализм одной группы израсходовались в низких преступлениях и репрессиях и закончились поражением страны. Такие же спонсобности молодых сербов принесли им славу и победу в освободительной войне, и выжившие строят теперь новую Югонславию. Легко глумиться над погибшими румынами или воснхвалять югославов за их лучшую способность к суждению, но и те, и другие были в значительной мере жертвами среды. От историков требуется более глубокое понимание, я же лично с одиннаковой симпатией вспоминаю моих друзей в обеих странах.

Характерным признаком фашизма, на который часто не обращают должного внимания и который, может быть, никогда не удастся целиком объяснить, является наличие харизматического вождя. Муссолини, Дегрель и Хосе Антонио Примо де Ривера были, несомненно, людьми с необыкновенными способностями. Салаши и Кодряну были сложнынми личностями, беспощадность сочеталась у них с причудливыми проявлениями благородства характера. Гитлер же до сих пор не поддается анализу. Хотя верно, что он происхондил из лмелкой буржуазии╗, это еще не объяснение. Более важно, что он принадлежал к населению большого города, лишенному моральных и культурных корней и основ. Не пройдя строгой школы систематического воспитания или принадлежности к организованному классу, какой-либо пронфессии или церкви, гонимый честолюбием и одержимый смутными чувствами ненависти, он шел к своим целям с неумолимой последовательностью и с неустанным напряжением. В самой пропаганде ненависти не было ничего новонго, но Гитлер не ограничился словами, он пошел дальше, уничтожил шесть миллионов евреев и готовился к тому, чтонбы депортировать и уничтожить еще многие миллионы понляков, украинцев и русских. Это уже было нечто новое. Пренступления религиозных войн и те, что были связаны с завоеванием Южной и Центральной Америки, были меньшими по размаху, а Чингисхан совершал массовые убийства, не ; ссылаясь при этом на современную науку. Эти жестокости исходили от незначительного, маленького, неудачливого венского художника, которого при этом поддерживали друнгие столь же бесцветные и лишенные корней личности, от Гиммлера до комендантов концлагерей. Здесь следует коннстатировать, что и другой великий организатор массовых убийств нашего времени был полуобразованным, деклассинрованным и оторванным от корней человеком. Обстановкаав Тифлисе и Баку была несколько иной, чем в Вене, и упрощенный марксизм отличался от австрийской смеси реакцинонной идеологии и антисемитизма, но у Гитлера и Сталин было много общего, и этот вопрос заслуживает серьезного исследования. Хотя можно надеяться, что фигуры, подобные этим двум людям никогда больше не возникнут, достаточно достоверно то, что оторванные от корней, деклассированные и безликие массы больших городов Европы и Америки вынашивают для нас других чудовищ.

О фашизме мы все еще знаем недостаточно; по сути, м едва начали его изучать. Но это задача не одних академиков. Остается мучительный вопрос: лЕсть ли у фашизма будущее?╗ или, выражаясь более конкретно: лКакие социальные и политические движения современности или ближайшего будущего можно будет лучше понять благодаря более точному знанию фашизма?╗

Испанский и португальский режимы, несомненно, содержат в себе элементы фашиста, но оба они уже миновали свою кульминацию и ни один из них ничем не привлекателен для других стран. Единственный сильный фашистский режим после падения Третьего Рейха возник в Аргентине. На протяжении десяти лет, пока Перон оставался у власти, он пользовался мощной поддержкой рабочего класса и в результате длительного процесса развития превратил старомодную латиноамериканскую военную диктатуру в приспособленный к современным условиям тоталитарный режим. В конечном счете, Церковь и армия оказались сильней, чем он, но его личный миф и его тип фашиста все еще пользуются массовой поддержкой. На Среднем Востоке лбратья-мусульмане╗ с их сочетанием религиозного правоверия, терроризнма и коллективизма имеют сходные черты с румынской Женлезной Гвардией ее начального периода. лСвободные офицеры╗ Насера в период заговора, несомненно, не были фаншистами, но режим, который Насер создал за последние 10 лет, имеет нечто общее с фашистским тоталитаризмом. Нельзя не заметить, что президент Сукарно постоянно поднражает личному стилю Муссолини, повторяет его лозунги, имитирует церемонии. Но в Индонезии нет фашистской организации: единственными дисциплинированными силанми были Компартия и национальная армия. В Японии на правом фланге есть тенденции, которые могут привести к возрождению в несколько видоизмененной форме революнционного терроризма 30-х годов⁴. Новые африканские диктатуры хвастаются тем, что они лсоциалистические╗. Но тот факт, что они повторяют марксистские тезисы и ищут дружнбы Советского Союза или Китая, в принципе, не столь ванжен, как кажется на первый взгляд. Революционные национналистические режимы, которые используют технику мобинлизации масс, подмешивают к своим псевдосоциалистическим идеологиям изрядные дозы расизма и исторической мифологии и все больше склоняются от простой диктатуры к тоталитаризму, так что в один прекрасный день они могут оказаться ближе к Третьему Рейху, чем к советскому или китайскому образцу. Что же касается их вождей, то, например, у Кваме Нкрумы больше от истерики Гитлера и от тщеславия Муссолини, чем от холодного ума Ленина. Антисемитизм в современной мировой политике не является главной проблемой. Тем не менее, учитывая определеннные вариации, можно указать на явные аналогии. Евреи были лучшим примером сообщества коммерчески и умственно оданренных людей, которые жили посреди больших и отсталых народов. Они стали символом эксплуатации инородцами и духовного разложения и служили идеальным козлом отпущения для демагогов. Есть и другие подобные сообщества: гренки и армяне в арабских странах, образовавшихся после раснпада Оттоманской империи, китайцы в Юго-Восточной Азии, индийцы в Бирме и некоторых еще существующих британских островных колониях, ливанцы в Западной Африке - самые яркие примеры. Но это сравнение можно распространить на все общины белых деловых людей или техников в Азии и Африке. Идеология лнеоколониализма╗ умышленно концентрирует ненависть на этих козлах отпущения, которые всегда под рукой. Вину за все, что плохо в этих новых государствах, демагоги могут легко свалить на них, как все, что было плохо в Венгрии и Румынии, некогда сваливали на евреев. Этот аргумент тем сильней, чем больше в нем доля истины: действинтельно, европейские капиталисты и сегодня еще господствунют в определенной мере в новых государствах Азии и Афринки, как капиталисты США - в старых государствах Центральнной и Южной Америки, подобно тому, как еврейские капитанлисты - румынские и иностранные подданные - контролировали большую часть румынской экономики.

В западных демократиях сегодня почти нет симптомов фашизма. Конечно, есть люди - евреи и неевреи - ментанлитет которых можно сравнить только с менталитетом расонвых экспертов Гитлера, которые утверждают, будто немцы от рождения или по своим наследственным задаткам на все времена обречены быть агрессорами, тоталитаристами и юдофобами. К счастью, действительность сегодняшней Гернмании дает этим людям мало поводов для нападок. Во Франнции устранена опасность фашистского движения, опорой которого были вернувшиеся на родину алжирские колониснты и ушедшие в подполье остатки сторонников Дарнана и тому подобных людей. В США маккартизм совпал с больншими социальными сдвигами и привел к потрясающему отнкрытию, что Америка перестала быть неуязвимой. Почти то же самое происходит в Англии: небольшие, но важные сонциальные сдвиги совпадают с распадом Британской импенрии и постоянным уменьшением мирового значения Ангнлии⁵. Но пока это не имело более опасных последствий, чем лсердитая╗ литература и лсердитая╗ журналистика. Более тяжелыми последствиями может быть чреват своего рода негритянский фашизм в северных штатах США или развинтие в тоталитарном направлении франко-канадского нацинонализма. Злополучное давление на белых жителей ЮАР, которые, несмотря на свою озлобленность, создали демокнратическое общество, неудержимо толкает их в объятия свонего рода фашизма.

Данные рассуждения не преследовали цель предложить определение или дать окончательные ответы; целью было только показать различные аспекты тех движений, которые до сих пор предпочитают называть фашистскими. Сравнинтельное исследование фашизма сегодня настоятельно ненобходимо не только для того, чтобы заполнить пробелы в исторических познаниях, но и для того, чтобы предостенречь новые поколения от старых опасностей, прежде чем они вернутся.

 

Примечания

 

¹ The European Right: a historical analysis. Издатели - Ганс Роггер и Юджин Вебер, Беркли, 1965. В определенной мере книга страдает от разного подхода к теме, что неизбежно, когда авторов несколько - в данном случае денсять. Различие между традиционалистами и современными лпранвыми╗, между классическим консерватизмом и лправым радиканлизмом╗ не всегда однозначно. Одни авторы ограничиваются иденями эпохи до появления фашистских движений, другие дают сконрее обзор политической истории, чем политический или социологический анализ. Отличны, на мой взгляд, три статьи професнсора Вебера: общее введение и главы о Франции и Румынии. Кронме того, я хотел бы упомянуть статью о Венгрии, написанную Диком. Может быть, она не столь глубока, как статьи профессора Вебера, но написаны очень ясно.

² Российский антисемитизм в действительности ограничивалнся Украиной и Бессарабией, и хотя его вожаки сами себя называли русскими, они были в большинстве своем украинского, польского или румынского происхождения. В Москве, сердце России, антисемитизм был гораздо слабей.

³ Среди польских рабочих было меньшинство, которое принаднлежало к нелегальной Компартии, но фашистами польские рабончие никогда не были.

⁴ Можно ли называть праворадикальных террористов фашинстами - вопрос спорный. См. статью и достойную восхищения кнингу лДвойные патриоты╗ Ричарда Сорри, а также лИдеи и действия в современной японской политике╗ Macao Маруямы. Правда, я выннужден признать, что меня несколько разочаровали очерки этого выдающегося японского специалиста по фашизму. Они научно обонснованы и информативны, когда речь идет о Японии, но Маруяма, похоже, теряет ориентацию, когда он переходит к обобщениям. Прежде всего, он, по моему мнению, не понял сущность гитлеровнского национал-социализма, хотя, несомненно, внимательно изунчал немецкие источники.

⁵ Большие социальные сдвиги неизбежно вызывают озлобленнность у тех, кто внезапно попал в элиту, но не получил общественнного признания. Эта проблема существовала в Англии еще в начанле XIX века. Однако в стране, которая находилась на вершине своней экономической и политической мощи, парвеню быстро ассинмилировались. Неспособность послевоенной элиты после Второй мировой войны принять новый приток парвеню отравила атмосферу общественной жизни в сегодняшней Англии и объясняется тем, что этот процесс пришелся на время, когда Англия быстро утнрачивала свои позиции мировой державы и свое значение.

 

 

Дмитрий Жуков

ЕВРОПЕЙСКИЙ ФАШИЗМ У ВЛАСТИ

 

Сложности типологии

Проблема типологии фашизма является для историнка своеобразным лкамнем преткновения╗. В самом деле, как можно привести к единому знаменателю весь тот хаос идей, мнений, практических решений, под которые подводится термин лфашизм╗ и, шире, тоталитаризм?

Тем не менее, такие попытки неоднократно предпрининмались. Увы, желание втиснуть проблему в прокрустово ложе той или иной концепции неизбежно приводит к примитивинзации, упрощению феномена фашизма. На деле,' мировой фашизм уместно сравнить с калейдоскопом, в котором кажндый раз даже при строго определенном наборе составных чанстей комбинации будут не похожи друг на друга. Действительнно, при якобы очевидном сродстве, скажем, итальянского фашизма, германского национал-социализма, румынского гвардизма, бельгийского рексизма и т.д., все эти разновиднонсти и ответвления от мирового фашистского древа были зачанстую настолько самобытны, что при любой попытке постронения некой общей схемы, та или иная составляющая послендней выпадает, приводя исследователя почти в отчаяние.

Попытаемся весьма кратко обрисовать самые основные точки зрения на сущность этого явления.

Одной из наиболее распространенных трактовок фашизнма заключается в попытке объяснить его появление болезнненным общественным сознанием. Эта гипотеза особенно характерна для английских и американских исследователей либерального направления. Впрочем, у ее истоков находились и левые авторы. Так, венгерский марксист Д.Лукач еще в 1930-е годы объявил фашизм результатом длительного пронцесса идеологического лотравления╗ немецкого народа, конему способствовала специфическая атмосфера, нивелируюнщая позитивизм и моральные ценности.

Однако надо помнить, что элементы такой лдуховной атнмосферы╗ можно без труда найти не только в истории Гернмании или, скажем, Италии, но и в истории других, в том числе, англо-саксонских стран. Кроме того, то, что теперь почти всеми однозначно трактуется как лболезнь╗ и лпроявнление дурного тона╗, еще в первой половине прошлого стонлетия опять таки почти всеми воспринималось как вполне нормальные, или терпимые явления (нелишне упомянуть, что такие, казалось бы, лродовые пятна╗ фашизма, как рансовая сегрегация, евгеника и стерилизация были впервые опробованы и довольно широко практиковались в США).

Либеральным исследователям присуща и еще одна типичнная ошибка, о которой надо упомянуть. Они склонны олицентворять фашизм с тоталитаризмом и, очень часто, объединять фашизм и коммунизм под общим понятием тоталитаризма. Но этот путь весьма уязвим. То, что подразумевается в современнной политологической науке под термином лтоталитаризм╗, возможно, имеет отношение к коммунизму и его ответвлениням (сталинизм, маоизм, левацкие режимы черной Африки, полпотовская Кампучия и т.д.), однако мало применимо к евнропейским режимам первой половины XX века, относимым к лфашистским╗. Действительно, ни фашизму, ни национал-социализму так и не удалось ликвидировать идеологическое инанкомыслие даже в рядах правящих партий (не говоря уже о государственных институтах и обществе в целом), а ведь это является главным признаком тоталитаризма. Никакого лтотального контроля╗ над личностью в этих государствах фактически не существовало. Показательным является тот факт, что в гитнлеровском государстве армия была отделена от партии (военнослужащим запрещалось вступать в НСДАП), что было совершенно немыслимо, скажем, в Советском Союзе. При этом, разумеется, нельзя отрицать, что фашистские идеологи всегда противопоставляли фашизм демократически-парламентским институтам. Однако то же самое делали и вовсе не связанные с фашизмом режимы, как то: традиционные монархии, некоторые военные диктатуры и т.д.

Марксисты и их последователи традиционно рассматринвают фашизм как выражение интересов конкретных (имунщих) социальных групп. В классическом виде формула подобнной трактовки была изложена на VII Конгрессе Коминтерна в 1935 г. Согласно ей, фашизм реализует интересы и устремленния наиболее агрессивных фракций монополистического капитала. Существовали и иные гипотезы, относящиеся к левой традиции. В целом, марксисты использовали сам термин лфаншизм╗ как ругательство и крайне упрощенно обобщали под ним все антидемократические и антикоммунистические явнления (Ленин, к примеру, сопоставлял итальянских фашистов с черносотенцами). В 1930 гг. это привело к курьезу: к фашистнскому лагерю были отнесены даже социал-демократы.

Уязвимость марксистов заключается в том факте, что фаншизм поддерживали отнюдь не только крупные финансовые и промышленные круги (к слову, в ряде стран подобные свянзи либо вовсе не наблюдались, либо были столь незначительнны, что не сыграли решающей роли). В фашистских организациях с массовой базой (в Германии, Италии, Испании и ряде других стран) были широко представлены средние слои. В этих организациях активно действовали и представители всех друнгих слоев общества: рабочие и служащие, чиновники и лица свободных профессий, офицеры, дворяне. И их было иногда значительно больше, чем ллавочников╗.

Более объективна гипотеза, отрицающая родовое понятие фашизма и рассматривающая его частные проявления как отдельные явления, не связанные друг с другом. Фашистские партии и установленные ими режимы обладали большим нанциональным своеобразием. Германский национал-социализм отличался от итальянского фашизма. Оба они не были похонжи на испанский фалангизм, на фашистские и профашистнские партии и движения в межвоенной Восточной Европе, в Скандинавии, в Латинской Америке. Таким образом, фашизм как общий феномен представляет собой всего лишь жупел и пропагандистский фантом. В действительности же, согласно этой гипотезе, в разных странах в определенное время вознинкали партии, движения и режимы, имевшие мало общего межнду собой, но объединенные враждебным отношением к больншевизму, лчужеродным╗ этническим группам, ценностям, провозглашенным Великой Французской революцией и т.д. Все они политически сблизились лишь вследствие конъюнкнтурного совпадения интересов.

Строго говоря, противникам этой точки зрения, при всем желании, никак не удается ее развенчать.

Существует, помимо прочего, и огромное число других (назовем их частными) трактовок фашизма. Для примера соншлемся на идею немецкого социолога Армина Молера. Поснледний всегда выступал противником коммунистической тезы о несовместимости фашизма и революции. Для Молера (как некогда - для представителей движения лконсервативной революции╗) фашизм - всегда революционен. Критерием этой революционности служит стиль, жест, поведение. Исследователь указывает на то, что слово лфашизм╗ в Третьем Рейхе было ругательством, адресованным лотступникам╗, танким как Отто Штрассер (лидер оппозиционного Гитлеру национал-большевистского лЧерного фронта╗), Готфрид Бенн (поэт-экспрессионист, исключенный из Имперской палаты писателей) и Эрнст Юнгер (консервативно-революционный писатель и мыслитель, ушедший лво внутреннюю эмиграцию╗). Но дело, конечно, вовсе не в том, что эти фигуры отоншли от ортодоксального национал-социализма, а в том, что они были лфашистами╗ по своему мироощущению и стилю. По мнению Молера, лфашисты легко смиряются с теонретическими несоответствиями, ибо восприятия они добинваются за счет самого стиля╗. Этот специфический стиль всегда предшествует и теории, и практике фашизма. Более того, он становится некой самоцелью и самоценностью (Готнфрид Бенн провозглашал: лСтиль выше истины!╗).

В целом, методику Молера можно вполне назвать оправданной. Стиль - единственное, что роднит столь разные по теории и практике лфашистские╗ режимы Европы.

Однако, для того, чтобы прийти к собственным выводам, в любом случае придется взять на себя труд проанализиронвать историю фашистских движений и режимов. Ниже мы попытаемся всего лишь в общем приближении рассказать о ряде из них, хронологически не выходя за послевоенный период, а географически - за границы Европы.

В первую очередь следует рассмотреть опыт Италии и Гернмании, на который так или иначе ориентировались лидеры и идеологи всех прочих европейских фашистских движений. Во-вторых, мы расскажем о тех странах Европы, в которых местнным фашистам удалось прийти к власти (самостоятельно или при внешней помощи). Речь идет об Испании (диктатура Франко до конца войны), Франции (режим Виши), Норвенгии (диктатура Квислинга), Венгрии (после прихода к власти Салаши и до конца войны), Словакии (диктатура Тисо), Хорнватии (усташеский режим). Во всех упомянутых государствах, по нашему убеждению на определенном этапе существовали национальные режимы, которые по совокупности характеринстик можно без особой натяжки назвать лфашистскими╗.

Некоторые другие европейские страны причисляются к лфашистским╗ лишь по недоразумению. В их числе, например, Болгария, которая была на деле самой обычной традиционной монархией, Румыния Антонеску, Польша Пилсудского и Веннгрия регента Хорти (лклассические╗ военные диктатуры), Финнляндия, Эстония, Литва и Латвия (демократические респубнлики). Разумеется, во всех этих государствах можно найти элементы фашизма (в основном речь шла об эстетических мотивах, или о лстиле╗), но они выступали здесь лишь как конъюнктурные элементы и, так сказать, лзнаки эпохи╗.

Нелишне сказать и о том, что коллаборационистские ренжимы не всегда были лфашистскими╗: немецкая или итальнянская оккупация не везде означала приход местных фашинстов к властным рычагам. Зачастую политическая ситуация в том или ином государстве просто не позволяла подражатенлям дуче и фюрера одолеть властный Олимп. Пример Дании (где оккупанты не стали менять существовавшее социал-денмократическое правительство) свидетельствует о том, что даже в условиях военной оккупации нацисты могли отканзаться от идеи привести во власть своих последователей. Практически то же самое можно сказать и о Голландии, где особенности немецкой оккупации практически лишали влансти местного фашистского лидера Муссерта (который, впрончем, был провозглашен лвождем голландского народа╗). Поэтому, в данной работе мы не будем касаться истории фаншистских движений в этих государствах.

 

Италия

 

Само понятие фашизм происходит от итальянского слонва лfascio╗. В Древнем Риме этим термином обозначалась связка прутьев с топором посередине - так называемая фаснция - носимая ликторами (представителями исполнительнной власти) как символ Государственной власти. Этот римнский символ (как и многие другие) стал символом и эмбленмой фашизма, а словом лfascio╗ Бенито Муссолини назвал Итальянские боевые дружины: лЯ назвал эту организацию лфашио╗. В этом жестком, металлическом слове заключена вся программа фашизма, как я его представлял, как я его хотел, как я его создал╗.

Доктринальную сущность фашизма определить нелегко. Сам Муссолини отмечал: лФашизм не был во власти зараннее выработанной за столом доктрины; он родился из понтребности действия и был действием╗. Тем не менее, он же заявил: лТеперь Итальянский фашизм под страхом смертнной казни или, хуже того, под страхом самоубийства, должен создать основу доктринальных положений... указать оснновные направления для повседневной политической и личнной деятельности╗.

Главной лзаслугой╗ фашизма, пожалуй, было выдвиженние на первый план воинского стиля и фигуры воина. Поснледний - не просто человек, участвующий в войне, но осонбое состояние духа. Можно быть воином и в мирное время. Его поведение диктуется, прежде всего, ощущением реальности смерти, постоянной готовностью умереть в нужный момент. Благодаря этому возникает и особое восприятие мира. Подобный тип человека безусловно не является гуманнистом; человек не может оставаться высшей ценностью, когда стоишь лицом к лицу со смертью. Превыше всего для него стоят честь, дисциплина, умение приказывать и подчинняться. Он способен признать авторитет, распознать в друнгом существе (под условным названием человек) высший тип и свободно (понимая свободу как внутреннее, а не внешнее понятие) и добровольно подчиниться ему. Не случайно, что ряды фашистской партии в Италии (как и аналогичные движения в других странах) пополняли именно фронтовики, ветераны Первой Мировой Войны.

Следует отметить, что фашизм противопоставлял себя как либерально-демократическим, так и коммунистическим двинжениям. Это было движение принципиально нового типа. Муссолини провозглашал: лМы представляем в мире новое начало; чистую, категорическую, окончательную антитезу всему миру демократии, плутократии, масонства╗. По сути своей как западная демократия, так и восточный коммунизм воспринимались фашистами как различные проявления однного и того же зла, той же болезни, поразившей существовавншие ранее традиционные общества. Зарождение этих идеонлогий произошло на основе идей Великой Французской Ренволюции, на принципах Свободы, Равенства и Братства.

Основу фашистской идеологии составляла концепция Гонсударства. Именно этим она принципиально отличалась от немецкого национал-социализма, в основе которого лежало понятие нации и расы. Фашистское Государство было основанно на иерархическом принципе. То есть оно открыто признавало и утверждало принцип неравенства. Муссолини говорил о Государстве как о лсистеме иерархий╗, высшим воплощенинем, вершиной которых является элита. Он же писал: лФашизм утверждает, что неравенство неизбежно, благотворно и благодеятельно для людей╗. Государство имело приоритет переданацией или народом. Лишь при условии существования Государства народ способен обрести истинное сознание, единую форму и волю. лБез Государства нет нации... Не нация создает Государство, наоборот нация создается Государством╗.

Что же касается конкретного политического устройства, то в фашизме существовало два периода: монархический и республиканский. Безусловно, с точки зрения принципе первый является более естественным для фашизма. Сам Муснсолини говорил о монархии как о лвысшем синтезе национнальных ценностей╗ и лосновополагающем элементе национнального единства╗. В реальной практике фашистского режима существовала так называемая диархия, т.е. сосуществование монархии и диктатуры. Подобная система имела ананлоги в древнем мире и в частности в Древнем Риме, который, как известно, был для фашистов идеалом Государства. Муссолини называли лдуче╗, по латыни dux. Это звание давалось человеку, обладающему особыми качествами, которому в ненспокойные для Государства времена для решения специальнных задач доверялись чрезвычайные полномочия, так как санмому монарху, символизирующему чистый сакральный приннцип авторитета и господства, подобная роль была не свойнственна по самому характеру высшей инстанции.

Итак, 23 марта 1919 года в Милане редактор газеты лПополо д'Италия╗ (лНарод Италии╗) Муссолини (в годы войнны - капрал берсальеров) провел учредительное собрание новой организации лФашио ди комбаттименто╗ (лСоюз борьбы╗). Соратниками Муссолини стали в частности мянтежные солдаты - выходцы из элитных частей итальянской армии - лардити╗ (лотважные╗, аналог лкоммандос╗), знанмя которых украшал череп с костями. Была создана боевая группа, призванная сражаться на улицах с радикальными противниками Муссолини.

Тактика фашистов была, на первый взгляд, абсолютно противоречива. Чернорубашечники умело использовали сонциальную риторику и апеллировали к традиционным ценнностям, им удалось завоевать симпатии либеральных эконномистов и анархо-синдикалистов, рабочих, крестьян и выснших сословий. К началу 1920-х годов политическими враганми фашистов являлись интернационально настроенные сонциалисты и коммунисты (при этом фашистская Италия была первым государством, которое признало СССР), клерикальнные партии (при этом при Муссолини были подписаны Латеранские соглашения, в результате которых Ватикан получил статус независимого государства), профсоюзы (при этом дуче значительно поднял уровень жизни рабочих).

Визитной карточкой фашистских лсквадристов╗ (от итанльянского слова лсквадра╗ - отделение, отряд) стала черная рубашка. Черный цвет Муссолини позаимствовал у анархинстов, довольно популярных в Италии. Кроме того, он явно хотел, чтобы его чернорубашечники ассоциировались с краснорубашечными партизанами Джузеппе Гарибальди, воевавншими в середине XIX века против австрийских оккупантов. Вместе с этим возрождался и лдревнеримский дух╗: целый ряд внешних церемоний и ритуалов шел в русле лимперсконго стиля╗ (салютование поднятием вверх правой руки, римнский боевой клич лэйя-алала╗, дикторский топор-фасция). Провозглашалось, что лфашизм - есть гений возрожденной расы, латинская традиция, неизменно действенная в нашей тысячелетней истории, возвращение к романской и однонвременно христианской идее государства, синтез великого прошлого с лучезарным будущим╗.

Первая громкая акция сквадристов состоялась спустя всего лишь месяц после основания лСоюза борьбы╗. Около 200 черннорубашечников, вооруженных дубинками и пистолетами, атанковали колонну социалистов на улице Деи Мерканти. Рассеяв толпу своих врагов, фашисты устремились к редакции социанлистической газеты лАванти╗ (лВперед╗) и подожгли ее. Так было продемонстрировано, что новая организация не намеренна останавливаться в своей борьбе ни перед чем. Полиция неонднократно проводила в помещениях фашистов обыски и понстоянно изымала оружие, в том числе гранаты. Наряду с воонруженными нападениями на митинги своих противников, фаншисты использовали и такой оригинальный лспособ борьбы╗, как вливание в рот недругу касторового масла.

Уже к октябрю 1919 года лФашио ди комбаттименто╗ насчитывали 17 тысяч человек, сгруппированных по 56 боевым отрядам. Копируя армейский организм, лСоюз борьбы╗ имел свой главный боевой штаб, боевую и резервную армии, мобилизационный план, а Италия была разделена на двеннадцать зон (наподобие военных округов). Каждому фашисту внушалась идея орденского служения, строжайшей диснциплины и сплоченности. Одним из элементов партийной программы стало требование создания в стране милиции для противодействия лкрасной угрозе╗.

Экономический кризис и постоянные забастовки левых укрепили ряды фашистов. Они часто выступали в роли лштрейкбрехеров╗, параллельно с этим громя митинги и штаб-квартиры социалистов по всей Италии. В 1921 году Муссолинни изменил свои прежние антиклерикальные убеждения и из популистских соображений заявил о том, что чернорубашечнники отныне будут защищать церковь (во многих городах странны левые оскорбляли, избивали и даже убивали священнинков, поджигали храмы). В сентябре 1921 года фашистские отнряды под командованием Итало Бальбо и Дино Гранди органнизовали марш на Равенну. Оккупировав город, Бальбо понтребовал от муниципальных властей предоставить в распорянжение его отрядов грузовики и бензин. После этого сквадристы разгромили рабочие клубы и дома профсоюзов.

В декабре на съезде чернорубашечников в Риме лСоюз борьбы╗ был преобразован в Национальную Фашистскую Партию. К весне 1922 года в ней насчитывалось 320 тысяч человек, летом - 470 тысяч, а осенью число фашистов доснтигло миллиона. В Уставе организации значилось: лФашистская партия, как таковая, является милицией. Фашистский воин имеет свою собственную мораль. Законы общепринянтой морали в области семьи, политики, общественных отнношений - ему чужды╗. О том, что представляла собой эта лсобственная мораль╗, дает представление следующий случай. В апреле 1922 года командир одного из чернорубашечных отрядов Сандро Кароси вместе со своими вооруженными соратниками явился в рабочее кафе, где собирались ленвые. Кароси вынул пистолет и, желая продемонстрировать свое искусство стрельбы, заставил одного из присутствуюнщих встать с чашкой кофе на голове возле стены. Однако пуля попала в голову, и социалистический активист был убит. Местная газета сообщила об этом событии под заголовком лЗлополучный Вильгельм Телль╗, а полиция решила лне свянзываться╗ и Кароси не понес никакого наказания.

Муссолини сделал ставку на вооруженный захват власти. В мае-июле 40 тысяч сквадристов Итало Бальбо заняли Фернрару. Затем были захвачены Ровиго, Болонья, Андрия, Витербо, Кремона, Алатри, Маджента, Павия и Бьелле. Во всех этих городах фашисты разгромили очаги сопротивления левых, буквально наводнив рабочие кварталы. Впоследствии пропагандисты режима так характеризовали эти месяцы: лТолько фашистам должна быть приписана честь избавления страны от монгольского кнута╗.

25 сентября 1922 года Муссолини констатировал: лФаншизм всюду одерживает верх. Наши противники не в состоянии бороться. Карабинеры нам сочувствуют, а армия будет сохранять доброжелательный нейтралитет. У депутатов парнламента только одно на уме - быть с нами в хороших отношениях╗. Выступая против либерального государства, дуче, однако, не спешил объявлять войну королю, зная о попунлярности монархических идей в народной среде (сам он всегда оставался республиканцем).

24 октября в Неаполе открылся съезд Фашистской партии, на который со всей страны прибыли десятки тысяч чернорубашечников. Речь Муссолини была фактически ульнтиматумом правительству: он призвал распустить парламент, реформировать избирательную систему и провести новые выборы, потребовал включить в состав правительства ненскольких фашистов. В случае невыполнения этих условий Муссолини пригрозил направить свои отряды на Рим.

Не дожидаясь ответа, уже на следующий день дуче пронизвел мобилизацию фашистских формирований и приказал начать марш на столицу. 26-тысячную армию возглавил квадриумвират (лидер сквадристов Итало Бальбо, генерал Эмилио де Боно, Чезаре Мариа де Веки и генеральный секретарь партии Микеле Бьянки). Штаб восстания расположился в Перудже, в отеле лБруфани╗, напротив префектуры. Были сформированы три колонны, наступавшие на Рим с севера. К 27 октября лвечный город╗ был окружен черной арминей Муссолини. Фашистское военное командование выпустило требование об отставке правительства. Премьер Луиджи Факта ввел в стране чрезвычайное положение и направился к королю с проектом ареста лидеров фашизма и начала боевых действий против сквадристов силами римского гарнизона (28 тысяч человек). Однако король отказался поднписать проект, отправил Факту в отставку и 29 октября нанправил Муссолини телеграмму с приглашением сформиронвать новое правительство. На следующий день дуче с триумнфом прибыл из Милана в Рим, а затем явился на аудиенцию к Виктору Эммануилу III.

В течение следующих нескольких дней чернорубашечнинки праздновали свою оглушительную и почти неожиданную победу. Они маршировали по Риму, распевая свои боевые гимнны и скандируя: лДа здравствует Италия! Да здравствует дуче!╗. 28 октября 1922 года Муссолини стал главой правительнства, но его положение казалось крайне шатким. Из 535 депутатов парламента лишь 35 принадлежали к Национальной фашистской партии, к которой, впрочем, с начала 1923 года присоединилась Националистическая партия. Муссолини пришлось пойти на коалицию, в которую вошли, кроме уже упомянутых националистов, также либералы и демократы. Впрочем, стараясь сплотить эту весьма неоднородную коанлицию, он мог не только сталкивать ее членов между собой, но в любой момент угрожать им применением своей внепарламентской силы. Силу эту составляла его партийная армия, не распущенная, а преобразованная в милицию, формально подчиненную военному командованию, но в действительнности, в отличие от государственной армии, присягнувшую не королю, а фашистскому дуче.

Выборы 5 апреля 1924 года привели к тому, что фашисты вместе с либералами, выступавшими общим списком с ними, получили почти две трети всех мест и теперь бесспорно госнподствовали в парламенте. Так Муссолини добился своей цели. Он был избранным и легитимным главой правительнства, и сверх того ему, по-видимому, удалось укротить тех низших фашистских лидеров, которые недвусмысленно принзывали к так называемой лвторой революции╗.

Дуче не раз демонстрировал свою способность натравлинвать друг на друга противников и в конечном счете выводить их из строя. Он предостерегал короля, церковь и промышленнные круги, что поражение его фашистского правительства монжет привести к новому подъему социалистического движения. В то же время он уволил некоторых фашистских политиков, особенно известных своим радикализмом, и заставил свою милицию присягнуть королю. К своим внутрипартийным кринтикам и конкурентам Муссолини применил подобную же двойнную стратегию, состоявшую из уступок и угроз.

Выполняя требования, выдвинутые радикальными фашинстскими лидерами, он преобразовал всю государственную и общественную жизнь в фашистском направлении, все бонлее ограничивая при этом влияние непримиримых предстанвителей провинциального фашизма. Эта политика принеснла ему успех. Он вернул себе поддержку монархии, армии и промышленности, устранил своих внутрипартийных конкунрентов и разбил антифашистскую оппозицию.

Парламентская система была заменена диктатурой постенпенно. 2 октября 1925 года были учреждены фашистские корпорации, соединявшие работодателей и работников. В начале ноября 1925 года последовали законы, расширившие власть главы правительства за счет парламента, который был отныне полностью подчинен исполнительной власти. Дальнейшими законами были распущены городские собрания депутатов, отменена свобода собраний и объединений, свонбода печати и были уволены политически неблагонадежные служащие. После покушения на Муссолини 9 ноября 1926 года был издан лзакон о защите государства╗, по которому были распущены все партии, кроме фашистской, запрещенны все оппозиционные газеты и учреждены специальные суды для политических противников режима. В начале 1928 года был установлен новый избирательный закон, по котонрому лбольшой фашистский совет╗ составлял перед выбонрами единый список кандидатов, а избиратели могли тольнко принять или отвергнуть его в целом.

Власть Муссолини основывалась, с одной стороны, на порученной ему королем должности главы правительства, а с другой - на подчиненной ему как дуче фашистской партии с ее милицией и многочисленными зависящими от нее органнизациями. Муссолини был весьма озабочен тем, чтобы сонхранить это свое двойное положение главы государства и партии. Партия не была включена в государство и подчиненна ему, как этого требовали консервативные партнеры Муссолини, но и государство не было подчинено руководству и управлению партии, как этого хотели радикальные фашиснты. Равновесие между параллельными аппаратами государнства и партии было установлено Муссолини сознательно. В значительной степени сохранились власть и влияние монарнхии, армии и церкви (они вообще не были отождествлены с фашизмом, хотя и были его союзниками). Католическая цернковь получила по Латеранскому договору, заключенному в феврале 1929 года, гораздо больше власти и влияния, чем прежде. Наряду со значительными государственными дотанциями она выговорила себе далеко идущие права вмешательнства и контроля в области воспитания и семейной жизни.

В первой фазе фашистского режима, длившейся примернно до 1930 года, наблюдался значительный экономический подъем. Это определялось не только благоприятной миронвой конъюнктурой. Фашистская экономическая политика в этот период характеризовалась соединением либеральных и интервенционистских факторов. Сюда относятся, с одной стороны, переход к политике свободной торговли, реприватизация некоторых государственных служб и учреждений и либерализация акционерного права, а с другой стороны, уснтановленное и контролируемое государством замораживание заработной платы, поддержка дефицитных предприятий, а также государственное стимулирование некоторых отраслей промышленности и программ внутренней колонизации.

Интервенционистская экономическая политика государнства усилилась, когда с 1929 года на Италии начали сказынваться воздействия мирового экономического кризиса. Чиснло безработных, превысившее в 1934 году миллион человек, пытались снизить введением укороченного рабочего дня. некоторым снижением заработной платы, и другими меранми по поддержке занятости и созданию рабочих мест. Так как все это не принесло быстрого успеха и национальный доход вернулся к уровню 1929 года лишь в 1939 году, госундарственные меры по поддержке промышленности были еще усилены. Впрочем, с момента начала в октябре 1935 года абиссинской войны, на которую Лига Наций ответила эконномическими санкциями, экономическая политика принянла вытекавший из военных соображений автаркический ханрактер. С другой стороны, с нападения на Абиссинию начанлась политика внешней экспансии, оправдываемая идеолонгической целью восстановления Римской империи.

Во внутренней политике националистические эмоции, подогретые военными успехами в Эфиопии, Испании и Алнбании, привели к сплочению широких кругов населения. Сверх того, чтобы привлечь их к режиму, были введены понсобия для детей и оплачиваемые отпуска. Армию, не отожндествлявшую себя с режимом, можно было теснее привязать к нему военными действиями, по крайней мере пока они были успешны. Вследствие перехода к политике автаркии и к военной экономике вмешательство государства в экононмику настолько усилилось, что влияние промышленников заметно ослабело.

Однако усилению и большей самостоятельности фашистнского режима во внутриполитической области препятствовал тот факт, что фашистская Италия все больше впадала во внешннеполитическую и военную зависимость от своего усиливавншегося союзника - национал-социалистической Германии. Подъем национал-социализма и его приход к власти вызывал у Муссолини смешанные чувства. С одной стороны, он гордился тем, что в Германии подражают его образцу. Но, с друнгой стороны, Муссолини энергично выступил против стремнления национал-социалистов аннексировать Австрию. Когнда австрийские наци устроили в 1934 году путч, жертвой конторого пал канцлер Дольфус, Муссолини демонстративно подвел войска к пограничному Бреннерскому перевалу.

Но после нападения на Эфиопию западные державы своими экономическими санкциями сами подтолкнули Италию на союз с Рейхом, который обеспечивал своего южного сонседа необходимым сырьем (в особенности углем) и промышленными товарами. Сотрудничество обеих фашистских дернжав укрепилось в 1936 году в результате их общего вмешательства в гражданскую войну в Испании. Затем в ноябре того же года была провозглашена лОсь Берлин-Рим╗.

В сентябре 1938 года на Мюнхенской конференции Муссонлини удавалось еще играть роль лчестного посредника╗ между Гитлером и главами правительств Франции и Англии, но это не могло уже воспрепятствовать тому, что Гитлер, одерживавнший в своей внешней политике одну победу за другой, опреденлял ход европейских политических событий. Тем более Муссонлини старался в 1939 году предотвратить немецко-польскую войну и сохранить свой нейтралитет. Это не помешало ему воснпользоваться возникшей ситуацией, чтобы захватить в том же году Албанию, а годом позже напасть на уже разбитую немецнкими войсками Францию, чтобы получить свою долю добычи. Таким образом, Италия окончательно была втянута в войну, которую затем должна была вести как неравноправный союзнник Германии. Когда итальянские солдаты все еще воевали в России, выполняя функции вспомогательных войск, армии американцев и англичан, высадившиеся в Сицилии 10 июля 1943 года, встретили незначительное сопротивление, подойдя к самой столице страны. Их продвижение прямо и косвенно привело к развалу фашистского режима.

25 июля 1943 года король Италии уволил Муссолини в отставку, и он сразу же был арестован. Устранение Муссолинни было делом рук короля, некоторых офицеров и различнных деятелей фашистской партии. Естественно, этот путч, которым руководил маршал Бадольо, мог удаться лишь блангодаря присутствию в Италии американских и английских войск. Косвенной предпосылкой успеха переворота была специфическая структура фашистского режима. Поскольку армия, церковь и король после установления фашистской диктатуры в значительной мере сохранили свои позиции, они даже в 1943 году располагали достаточными механизманми власти, чтобы свергнуть Муссолини.

В фашистской Италии не было интенсивного террора, нанправленного против политических оппонентов. Муссолини легко смог почти полностью одолеть антифашистскую опнпозицию. Тем антифашистам, которые не бежали и не былиаарестованы, вначале было очень трудно скрываться от тайнной полиции и находить поддержку населения. Как известнно, благодаря своей широко рекламируемой социальной экономической политике режиму удалось приобрести неожинданно большую популярность, в том числе и среди рабочих.

Последней стадией итальянского фашизма стала так нанзываемая лреспублика Сало╗, учрежденная в условиях немецнкого военного присутствия, фактически - оккупации.

После того как Бадольо провозгласил 8 сентября 1943 года подписанное за пять дней до этого перемирие с союзниканми, немецкие войска вступили на еще не занятые союзнинками области Северной и Средней Италии.

С бывшими союзниками обращались теперь как с побежнденным врагом. Южный Тироль и Венеция были аннексинрованы, захваченные территории были прочесаны гестапо в поисках евреев и политических противников. В этих услонвиях Муссолини, освобожденный из-под ареста 12 сентября 1943 года немецкими парашютистами, провозгласил через одиннадцать дней Итальянскую социальную республику.

Устроив свою резиденцию в Сало, на озере Гарда, дуче провозгласил оттуда обширные социальные реформы, взынвая к патриотизму своих соотечественников и призывая их бороться бок о бок с немецкими оккупационными войсканми против врагов отчизны и реакционных сил, отнявших у него власть. Эти призывы имели мало успеха, хотя лреспубнлика Сало╗ была все же не только марионеточным правинтельством: многие фашисты считали, что должны сохранить верность Муссолини до конца. Но инициатива все больше переходила к союзным войскам и партизанам. На территонрии все более слабой фашистской лреспублики Сало╗ начанлись забастовки, нападения на фашистов и на немецких окнкупантов, другие всевозможные насильственные действия. Все это, а также последовавшая оккупация страны союзнынми войсками вскоре привели к краху фашизма.

 

Германия

 

Национал-социалистическая рабочая партия Германии (Nationalsozialistische Deutsche Arbeiterpartei, НСДАП) вознникла в условиях экономического и общественного кризиса послевоенных лет. Впрочем, она выросла в массовую партию лишь в годы мирового экономического кризиса. Гитлер смог захватить власть лишь через 13 лет, но затем, пользуясь этой властью, сумел в течение шести месяцев устранить все вражндебные ему или соперничавшие с ним силы. Таким образом, история роста НСДАП существенно отличается от развития фашистской партии в Италии. Несомненно, это объясняетнся разными условиями, в которых находились эти партии.

Германия была гораздо более развитой индустриальной страной, чем Италия. У нее не было аграрной проблемы; сравнимой с итальянской. Большая часть немецкого рабончего движения осталась под руководством социал-демокрантической партии (СДПГ) на реформистских позициях и активно участвовала в подавлении революционных инициатив левых социалистов и коммунистов. Позже демократическим правительствам удалось преодолеть экономический кризис, вызванный переходом от военного производства к мирному и выплатой репараций. В первое время удалось даже сдернжать националистический реваншизм после проигранной войны, еще более сильный в Германии, чем в Италии. За послевоенным кризисом с его экономическими, социальнынми и политическими проблемами наступило видимое, но весьма обманчивое успокоение. Кризисные явления, с самого начала присущие Веймарской республике в экономинческой, социальной и политической областях, оживились и усилились, когда разразился мировой экономический кринзис. И все же, с учетом различных временных факторов, в предпосылках германского и итальянского фашизма обнанруживаются общие структурные черты.

История, структуры, программы и политическая практика НСДАП, наряду с идеологией, также в известной мере напонминают ее итальянский прообраз. Не случайно, а с достаточнным основанием уже в 1922 году национал-социализм полунчил название лфашизм╗, и с ним боролись, обозначая его этим словом. Немецкая рабочая партия (Deutsche Arbeiterpartei), с 24 февраля 1920 года именовавшая себя Национал-социалиснтической рабочей партией Германии, в первой фазе своего развития, до 1923 года, рекрутировала своих членов главным обнразом из бывших участников войны и средних слоев городсконго и сельского населения. Рабочие определенно составляли в ней меньшинство по сравнению с офицерами, ремесленниканми, служащими, чиновниками и крестьянами. Но эта мнимая рабочая партия всячески старалась привлечь к себе также и пролетарские слои. Этой цели служили различные социальные требования, такие, как национализация трестов, конфисканция военных доходов, земельная реформа и, по выражению программы из 25 пунктов, принятой 24 февраля 1920 года. луничтожение процентной кабалы╗. Эти антикапиталистичеснкие цели дополнялись другими пунктами программы, однонзначно антисоциалистического и националистического содернжания. Но в центре программы стоял антисемитизм, составнлявший в некотором роде общую рамку националистических, антикапиталистических и антисоциалистических требований. В разных разделах программы евреи рассматривались и облинчались не просто как национальное меньшинство - требованлось не только выселить проникших в Германию лвосточных евреев╗, но и перевести немецких ассимилированных евреев, живших в Германии в течение столетий, в положение линостнранцев╗. Более того, все евреи вообще демонизировались и объявлялись подлинными виновниками поражения Германнии, ответственными также за опасность марксизма и отринцательные стороны капитализма. Этот антисемитизм, мотинвируемый прежде всего, но не исключительно, расистской идеологией, с самого начала отличает национал-социалистов от итальянских фашистов.

Сходство между фашизмом и национал-социализмом вил но не только в социальной и идеологической области, но такнже во внешнем облике и в политической практике. НСДАП была также организована и построена по военному образцу, также опиралась на одетые в мундиры и частично вооруженные подразделения. Организация штурмовиков (CA, Sturmabteilungen), основанная 3 августа 1921 года, в ноябре 1923 года насчитывала уже 15 000 человек. лШтурмовые отряды╗, состоявшие преимущественно из мелкобуржуазных элементов, рекрутируемые из молодежи и имевшие подчеркнуто мужской характер, не отличались в этих отношениях от фашистских лсквадристов╗. Но хотя CA также подражала в своей организанции и поведении военным образцам, она отличалась от созданнной Муссолини армии гражданской войны двумя существеннными чертами. Национал-социалистические штурмовики иснкали и провоцировали насильственные столкновения со своинми политическими противниками, но их схватки в залах сонбраний и уличные сражения никоим образом не достигали маснштабов итальянского террора. Другое различие состояло в том, что, в отличие от лсквадристов╗ итальянского аграрного фаншизма, поддерживаемых и организуемых в кадровом и материальном отношении аграриями, штурмовики никогда - даже в ранний период - не могли рассматриваться как орудие крупнных землевладельцев и предпринимателей.

Денежные пожертвования, которые Гитлер получал от ненкоторых мелких и средних предпринимателей, были относинтельно незначительны. В то время как в Италии фашистское движение вначале напоминало армию гражданской войны, которую содержали аграрии и промышленники, хотя она нинкогда полностью от них не зависела, НСДАП с самого начала пыталась расширить и укрепить ряды своих членов и стороннников главным образом путем активной пропаганды - речей, собраний, шествий и т.п. На первых порах эта постоянная пронпагандистская деятельность имела успех. НСДАП удалось, нанчав с Мюнхена и Баварии, найти точки опоры и в других ненмецких землях и организовать там местные группы. Но еще в конце 1923 года центр тяжести партии, безусловно, находился в Баварии. Там НСДАП превратилась в политическую силу, с которой приходилось считаться ведущим политикам и в Мюннхене, и в Берлине. Сознавая относительную и региональную ограниченность своего влияния, Гитлер все же почувствовал себя достаточно сильным, чтобы предпринять 8 ноября 1923 года, по образцу Муссолини, лпоход на Берлин╗.

Нельзя сказать, что этот авантюристический план был заранее обречен на неудачу, как можно было подумать после его полного поражения. В октябре 1923 года возник конфнликт между центральным правительством и генеральным комиссаром Баварии фон Каром, которого поддерживала баварская группа рейхсвера во главе с командующим военнным округом фон Лоссовом. Это столкновение привело к тому, что баварское и центральное правительства перестали признавать друг друга. Гитлер попытался использовать это неустойчивое положение в своих целях. В ночь на 9 ноября 1923 года он захватил в свои руки фон Кара и фон Лоссова, побуждая их поддержать его путч против центрального пранвительства. Но вскоре фон Кар и фон Лоссов отмежевались Гитлера и отдали полиции приказ разогнать демонстрацию национал-социалистов, назначенную на 9 ноября. Монбилизованное для этой цели баварское подразделение полиции повиновалось. Полицейские открыли огонь по нацинонал-социалистическим путчистам во главе с Гитлером и Людендорфом, убив шестнадцать человек. Колонна рассеянлась, Людендорф был арестован сразу же, а Гитлер - через два дня. Таким образом, задуманный путч провалился.

НСДАП была запрещена во всей Германии. Но, несмотнря на это полное поражение, Гитлеру удалось снова поднятьнся. Сам путч и процесс, завершившийся 1 апреля 1924 года оправданием Людендорфа и осуждением Гитлера на смехотнворно легкое наказание - недолгое заключение в крепости, которому придали вдобавок почетный характер, - привели к тому, что Гитлер стал известен во всей Германии и открыто восхвалялся своими сторонниками и поклонниками. НСДАП окончательно превратилась в лгитлеровское движенние╗, как ее часто и называли публично. После освобожденния из заключения, где он написал свою программную кнингу лМоя борьба╗, Гитлер сумел провести во вновь созданной 27 февраля 1925 года НСДАП свой лфюрерпринцип╗ - лпринцип вождизма╗.

Это вовсе не получилось само собой, поскольку те нацинонал-социалистические фюреры низшего ранга, которые не были арестованы, примкнули тем временем к Германской народной партии свободы (Deutschvolkische Freiheitspartei), получившей целых 32 места в рейхстаге на выборах 4 мая 1924 года, из коих, впрочем, на следующих выборах, 7 декабря 1924 года, она уже потеряла 18. Эта партия, образовавшаяся в конце 1922 года из правого крыла расколовшейся Германнской национальной народной партии (Deutsche Nationale Volkspartei), не была простой калькой НСДАП. У нее были опорные пункты главным образом в Северной Германии, где НСДАП до гитлеровского путча была очень слабо представлена, и она вовсе не так радикально отвергала парламентнскую систему, как это делала НСДАП. Между национал-сонциалистическими и лнародно╗ настроенными членами этой партии происходили резкие столкновения, которые привенли к ее расколу и к образованию различных новых лнароднных╗ и национал-социалистических группировок.

Гитлер, как авторитетный для всех арбитр в этих спорах, сумел перетянуть большинство своих конкурентов во вновь учрежденную НСДАП. Остальные лнародные╗ группировнки, ослабев, потеряли всякое значение. Но это никоим обнразом не было концом разногласий по поводу политичеснкой тактики и идеологических установок.

Разногласия возникли в особенности по двум тесно свянзанным вопросам: должна ли НСДАП придерживаться своей прежней путчистской тактики и следует ли ей, для привлеченния рабочих, выдвинуть революционно действующие цели. Гитлер, прежде всего опасавшийся помешать легализации НСДАП, после освобождения из заключения решил отказатьнся от путчистской тактики фашистского образца и придать своему образу действий хотя бы видимость парламентской политики. Он намерен был разрушить демократию лишь с помощью власти, достигнутой парламентским путем, - поснле чего, как он открыто предупреждал, лполетят головы╗. Одннако это временное притязание на легальность не исключало насильственных действий по отношению к политическим противникам; впрочем, происходившая в Берлине и других больших городах борьба за лприсутствие╗ на улицах, в местах общественных собраний и в рабочих кварталах была не самонцелью, а средством для достижения других целей. С одной стороны, эта пропаганда действия, осуществляемая также насильственным путем, привлекала к партии молодежь и в особенности составляла притягательную силу CA; с другой стороны, беспорядки, обличаемые и в значительной мере сонздаваемые самой НСДАП, давали повод утверждать, что лишь сильный человек, фюрер, способен положить конец этому хаосу и водворить порядок.

Преодолеть все виды сопротивления было нелегко, но Гитлеру удалось убедить своих оппонентов, особенно гауляйтеров северной и западной Германии, в правильности этой тактики, медленно, но верно ведущей к власти. Далее, критики этого легального курса, объединившиеся под руководством братьев Штрассеров в лСообщество северных и северо-западных окрунгов НСДАП╗, придерживались мнения, что, несмотря на все неудачи, НСДАП должна прежде всего добиваться поддержки рабочего класса. Поэтому они делали ставку на антикапиталистические пункты партийной программы, в то время как Гитнлер, напротив, стремился ослабить их, подчеркивая национанлистические, антисоциалистические и прежде всего антисемитские цели. Столкновения по поводу этих тесно связанных пронблем привели к тому, что в конце концов в 1930 году Отто Штрассер вышел из партии. В конце 1930 и в начале 1931 года вновь произошел внутрипартийный кризис, вследствие которого все организации CA Восточно-Эльбской области под руководством Вальтера Стеннеса взбунтовались и отказались понвиноваться берлинскому гауляйтеру Геббельсу.

Этот кризис удалось преодолеть лишь с трудом, при личнном вмешательстве Гитлера. Еще опаснее были в глазах нанционал-социалистских руководителей переговоры Грегора Штрассера с генералом фон Шлейхером, но они не привели ни к какому результату, так что угрозы партийного раскола удалось избежать.

Эти внутрипартийные столкновения не достигали таких масштабов, как в Италии, где лидеры провинциальных фашистов занимали весьма независимое положение, несравннимое с положением немецких гауляйтеров. Но они указывали на тот основной факт, что национал-социалистская партия фюрера вовсе не была столь единой и сплоченной, как она старалась представить себя внешнему окружению. Эти внутрипартийные разногласия были преодолены актинвизмом постоянных предвыборных боев - в буквальном смысле этого слова - и вскоре последовавшими успехами.

На выборах в рейхстаг 20 мая 1928 года НСДАП получила лишь 2,6% голосов и 12 мест. Это было все еще на два места меньше, чем получила лнародная╗ партия за четыре года до того, на декабрьских выборах. Но возраставшее число членнов НСДАП указывало уже на ее подъем. Рабочие по-пренжнему были в ней мало представлены, но, наряду с ремеснленниками, мелкими предпринимателями, служащими и студентами, в нее удавалось привлечь все больше предстанвителей академических профессий, чиновников и главным образом крестьян. Это был результат пропаганды, особенно усилившейся в сельских местностях, а также в малых и среднних городах. В 1929 году на выборах в различные муницинпальные органы и ландтаги НСДАП получила значительно больше 10% мест. Еще более впечатляющих успехов добилнся Национал-социалистический союз немецких студентов на выборах в Общие студенческие комитеты университетов и высших школ. Уже в 1929 году он получил в среднем более 30% поданных голосов. О несомненном подъеме НСДАП свидетельствовал и тот факт, что в 1930 году она насчитыванла уже 240 000 членов - почти исключительно мужчин. И все же значительная часть общественности была поражена огромным успехом НСДАП на выборах в рейхстаг 14 сеннтября 1930 года, получившей 18,3% голосов и 107 мест и сранзу превратившейся во вторую по силе партию после Социнал-демократической партии Германии (СДПГ). Двумя годанми позже, на выборах в рейхстаг 31 июля 1932 года, НСДАП удвоила число своих депутатов, доведя его до 230.

Этот скачкообразный рост был, прежде всего, прямым, но также и косвенным следствием мирового экономического кринзиса. При этом за НСДАП голосовали преимущественно представители средних слоев, которым приходилось мириться со снижением доходов и которые с большим или меньшим оснонванием опасались обнищания; между тем промышленные ранбочие большею частью продолжали сопротивляться, хотя все же, по новым подсчетам, рабочие доставили национал-социалистам почти 20% полученных ими голосов. Однако успех НСДАП на выборах объяснялся не только экономическими проявлениями кризиса, влияние которых было к тому же не столь прямолинейным. Это подчеркивается уже тем обстоянтельством, что безработные, в конечном счете, сильнее всего затронутые последствиями экономического кризиса, в подавнляющем большинстве голосовали за Коммунистическую партию Германии (КПГ). Кроме того, успехи НСДАП не везде были одинаково велики. Они были крайне малы в сельских местностях с католическим населением, между тем как в сельнских областях протестантского севера и северо-востока они были особенно велики. Различное поведение избирателей в областях со сходной социально-экономической структурой следует объяснить, прежде всего, позицией обеих церквей по отношению к национал-социализму. Католическая церковь, по крайней мере, до 1933 года, резко критиковала НСДАП по понводу религиозных представлений, высказанных некоторыми ее представителями, особенно Альфредом Розенбергом, не без успеха побуждая верующих голосовать за Партию центра. Межнду тем представители евангелической церкви, расколотой на 28 церквей отдельных земель, хотя и отвергали неоязыческие взгляды людей вроде Розенберга, в то же время более или меннее открыто сочувствовали националистическим, антисоцианлистическим, антикапиталистическим, а также антисемитским целям национал-социализма.

Наконец, тот факт, что успехи НСДАП были особенно велики в пограничных восточных областях, прежде всего объясняется особенно ядовитым в этих местах национализнмом, усиленным к тому же экономическими и религиознынми факторами.

В целом можно прийти к выводу, что члены НСДАП и ее электорат состояли преимущественно, но вовсе не исклюнчительно, из представителей среднего класса, то есть мелнкой буржуазии.

И все же по разным основаниям НСДАП нельзя рассматривать как мелкобуржуазную партию. НСДАП никогда не считала себя преимущественно, и тем более, исключительнно, партией мелкобуржуазной ориентации; более того, она : никогда не отказывалась от притязаний привлечь к себе и представлять все слои населения, в том числе рабочих, внанчале мало податливых на ее пропаганду. Избирательными успехами она была обязана не только социальным требованниям и намеренно туманным экономическим целям своей программы. Столь же привлекательными оказались национналистические и антисемитские пункты этой программы, а также стиль ее политики, отвечавший эмоциям людей из всех социальных слоев. Многих привлекала к НСДАП не ее пронграмма, а внешний образ этой партии, отождествляемый с силой, сплоченностью и специфической мужественностью. В особенности это касается молодежи мужского пола. В санмом деле, часто упускают из виду, что НСДАП, подобно НФ П (Национальной фашистской партии Италии) и другим фаншистским движениям, была в своем активном ядре чисто мужским союзом, представлявшим привлекательные в то время добродетели - товарищество, юность и подчеркнуто солдатское, агрессивное поведение.

Столь же односторонним и столь же неверным, как тезис мелкобуржуазности, был другой взгляд, распространенный в то время и даже в наши дни, согласно которому НСДАП преднставляла собой не что иное, как орудие, оплачиваемое и нанправляемое ведущими промышленниками. В этом утвержденнии, высказанном некоторыми марксистскими теоретиками фашизма, есть и доля правды, поскольку НСДАП, как и друнгие партии, получала от отдельных промышленников пожертвования, отчасти покрывавшие весьма значительную стонимость ее пропагандистских и избирательных кампаний. Но о размерах этих пожертвований до сих пор нет надежных и достаточно полных данных. Впрочем, многое говорит за то, что лсамофинансирование╗ НСДАП, т.е. поступления от членнских взносов и входных билетов на различные национал-социалистические мероприятия, было значительнее, чем пожертвования. Напротив, твердо установлено, что вклады промышленности были скорее следствием, чем причиной избирательнных успехов национал-социалистов.

Для подъема национал-социализма решающее значение имели не кризисные явления в экономике и в общественнной жизни, не восприимчивость значительной части мелнкой буржуазии и не готовность отдельных ведущих промышнленников оказывать НСДАП материальную поддержку - гораздо важнее были ошибки нефашистских и антифашистнских общественных сил и партий Германии.

Коммунистическая партия Германии (КПГ) и Социал-демократическая партия Германии (СДПГ) оказались неспонсобны извлечь уроки из ошибок братских итальянских партий, безуспешно пытавшихся помешать подъему и принходу к власти фашизма. И хотя они могли и должны были знать по итальянскому опыту, что ждет их в случае победы фашизма, обе немецкие рабочие партии, глубоко враждебнные друг другу, не сумели преодолеть разделявшие их пронграммные различия и построить единый оборонительный фронт против фашизма.

Исходя из чисто функционального определения фашизнма, лидеры КПГ считали лфашистскими╗ не только все бурнжуазные партии и правительства, но даже СДПГ и боролись против них под этим лозунгом. Они оправдывали такую линнию авантюристическим, хотя и формально логичным довондом, будто буржуазные и социал-демократические политики, защищая парламентско-демократическую систему, по меньншей мере, косвенно поддерживают капитализм. лСоциал-фаншизм╗ СДПГ отличается от лнационал-фашизма╗ НСДАП, говорили они, лишь применяемыми методами. Если лнационнал-фашизм╗ выступает как прямая агентура капитала, то лсонциал-фашисты╗ своей приверженностью к парламентской демократии поддерживают капитализм косвенным образом, поскольку демократия - всего лишь замаскированная по необходимости форма капиталистического господства.

Несмотря на некоторые призывы к единому фронту, аднресованные почти исключительно не к руководству, а к ряндовым членам СДПГ и Всеобщего объединения германских профсоюзов (ВОГП) и имевшие целью, в конечном счете, лишь побудить их перейти в КПГ и подчиненные ей органинзации, КПГ не могла решиться ни на защиту демократии, ни на совместные действия с СДПГ. КПГ чувствовала себя достаточно сильной, чтобы бороться и с СДПГ, и с НСДАП. При этом она колебалась между чисто насильственной такнтикой под лозунгом лБей фашиста, когда его увидишь!╗ и стремлением, переняв националистические требования, побудить сторонников НСДАП к переходу в КПГ. Эта тактика, названная по имени перешедшего из НСДАП в КПГ лейтенанта рейхсвера лкурсом Шерингера╗, увенчалась провозгнлашенной в 1930 году коммунистической лПрограммой нанционального и социального освобождения германского народа╗. Эта националистическая лстратегия объятий╗ и тезис лсоциал-фашизма╗ привели даже к тому, что КПГ заключанла некоторые частичные и кратковременные соглашения с НСДАП. Так обстояло дело в случае референдума, совместно организованного обеими партиями летом 1931 года, конторый привел к роспуску прусского ландтага и к падению социал-демократического правительства земли Пруссия; и точно так же - при забастовке рабочих Берлинского транснпортного общества осенью 1932 года.

Социал-демократы видели в таких явлениях дополнительнное оправдание своих сомнений, следует ли начинать серьезнные переговоры о союзе с коммунистами, поскольку и нацинонал-социалисты, и коммунисты одинаково стремились разнрушить созданную и защищаемую ими демократию. Они понлагались в своей защите на убедительность своих аргументов, которые они пытались - без особого успеха - противопоснтавить национал-социалистской пропаганде, а также на занвоеванные и укрепленные ими политические позиции. К их числу относился, прежде всего, руководимый социал-демонкратами союз лИмперское черно-красно-золотое знамя╗ (лReichsbanner Schwarz-Rot-Gold╗), насчитывавший 2 миллинона членов и составлявший противовес CA. Если бы национнал-социалисты попытались насильственно захватить власть, по примеру итальянских фашистов, этот союз должен был прийти на помощь полиции, которая - по крайней мере, в Пруссии - находилась под влиянием СДПГ. Но когда рейхснканцлер фон Папен 20 июля 1932 года, явно нарушив закон, сместил руководимое социал-демократами правительство земли Пруссия, не встретив при этом сопротивления, антинфашистская концепция СДПГ потеряла свою опору. лСоюз государственного флага╗ ни разу - ни 20 июля 1932 года, ни 30 января 1933 года - не был приведен в действие. Это отступление без борьбы указывает на фундаментальную ошибнку в антифашистской стратегии СДПГ. При защите демокрантии она применяла только демократические методы и ошинбочно рассчитывала, что и противники демократии в правых партиях, в чиновничестве, в экономике и в армии, несмотря на свою открытую враждебность республике, будут придернживаться демократических правил игры. Она слишком поздно и слишком слабо реагировала на тот факт, что и другие денмократические партии Веймарской республики шаг за шагом разоружались и покидали демократию. Чтобы лизбежать худншего╗, то есть захвата власти фашистами, который они боязнливо представляли себе лишь в насильственной форме путча по итальянскому образцу, социал-демократические лидеры допустили в конечной фазе Веймарской республики посягантельства на социальные завоевания 1918 года и даже терпели выхолащивание основных демократических прав и свобод. Так и возник тот лвакуум власти╗, который национал-социалиснты смогли использовать для своего захвата власти╗.

Но, конечно, эта критика антифашистской стратегии КПГ и СДПГ никоим образом не оправдывает поведение лидеров буржуазных партий, а также представителей армии, промышленности и сельского хозяйства. Эти силы были ответственны не только за строго дефляционную экономическую политику, увеличивавшую безработицу с ее опустошительными социальными и политическими последствиями, но также и за политический курс кабинетов Брюнинга, фон Палена и фон Шлейхера, которые, не располагая парламентским большиннством, подрывали конституцию и постепенно разрушали и без того непрочную демократическую систему. И хотя на выбоpax в рейхстаг 6 ноября 1932 года НСДАП потеряла 34 места и оказалась в кризисе, который мог бы привести к ее упадку, по инициативе руководящих деятелей германской крупной пронмышленности и сельского хозяйства и при поддержке неконторых политиков из окружения президента фон Гинденбурга был свергнут рейхсканцлер фон Шлейхер и было образовано коалиционное правительство во главе с Адольфом Гитлером. В кабинет, законным образом сформированный 30 января 1933 года, кроме самого Гитлера, входило всего два других национал-социалиста: Вильгельм Фрик стал министром внутренних дел, а Герман Геринг был назначен министром без портфеля, но одновременно в качестве министра внутренних дел Пруссии распоряжался полицией этой крупнейшей из германнских земель. Сверх того национал-социалисты, со своей миллионной партией и организованными по военному образцу, отчасти вооруженными подразделениями CA и СС, располагали такими средствами власти, с которыми и до 30 января 1933 года едва могли справиться демократические правительнства и местные власти. Поэтому были более чем близоруки, а в свете итальянского опыта просто несерьезны намерения консервативных партнеров Гитлера интегрировать и контронлировать массовое движение НСДАП, передав национал-сонциалистическим фюрерам вместе с руководством полиции значительную часть государственной власти. В действительнности национал-социалисты воспользовались переданной им 30 января 1933 года властью, чтобы с помощью своих партийнных организаций подавить политических противников и вынтеснить консервативных партнеров. Так называемый лзахват власти╗ национал-социалистами был не единичным актом, а процессом, впрочем, в основном завершившимся в течение каких-нибудь шести месяцев. Итальянским фашистам для этого понадобилось более шести лет.

Сразу же после назначения Гитлера рейхсканцлером был распущен рейхстаг и объявлены новые выборы. В последонвавшей за этим избирательной борьбе национал-социалиснты могли не только использовать пожертвования промышнленников - излившиеся теперь мощным потоком - но и без стеснения эффективно использовать свою позицию силы. Для этого они располагали средствами - государственнной властью и партийной армией, к тому же наполовину принявшей государственный характер. В Пруссии двумя приказами (11 и 22 февраля) 40 000 штурмовиков и эсэсовцев были включены во вспомогательную полицию. 17 февнраля Геринг потребовал от них безжалостно преследовать политических противников, применяя огнестрельное орунжие. В ночь поджога рейхстага (27 февраля 1933 года), в контором обвинили коммунистов, были арестованы тысячи комнмунистических активистов по заранее составленным списнкам. Днем позже эта беспримерная волна арестов была заднним числом легализована так называемым лРаспоряжением рейхспрезидента о защите народа и государства╗, вследствие чего потеряли силу важнейшие права, гарантированные Вейнмарской конституцией. Тем самым члены КПГ были фактинчески поставлены вне закона, хотя их партия могла еще приннять участие в выборах в рейхстаг 5 марта. Она получила 81 место, но 13 марта ее мандаты были аннулированы.

На этих выборах в рейхстаг, которые вследствие преследонваний коммунистов и социалистов уже нельзя было считать свободными, НСДАП получила 43,9% поданных голосов. Танким образом, национал-социалисты не добились абсолютного большинства, к которому стремились. Поэтому для них было большим пропагандистским и политическим успехом, когда лЧерно-бело-красный боевой фронт╗, возникший из объединнения Германской национальной народной партии и лСтальнного шлема╗ и получивший 8% голосов, согласился поддержать Гитлера. Террор против коммунистов и социалистов продолнжался, штурмовики и эсэсовцы отправляли их в лдикие╗ коннцентрационные лагеря, где их избивали и нередко пытали до смерти - при невмешательстве государственных учреждений, полиции, правосудия и рейхсвера; и одновременно с этим продолжалось систематическое подчинение и устранение политинческих противников и союзников НСДАП. Немедленно после выборов в рейхстаг 5 марта все правительства земель, не возглавляемые национал-социалистами, были смещены и на их место поставлены так называемые рейхскомиссары. 31 марта был издан закон ло равноправии земель и рейха╗, по которому парламенты земель были сконструированы по результатам выборов в рейхстаг 5 марта без всяких местных выборов. За вонсемь дней до этого, 23 марта, лзакон о прекращении народного и государственного бедствия╗ фактически устранил рейхстаг, поскольку национал-социалистическому правительству предонставлялось право издавать законы без согласия и даже без учанстия рейхстага и государственного совета. Этот лзакон о полнномочиях╗ был принят квалифицированным большинством в две трети, так как его отвергли только еще не арестованные и не бежавшие депутаты социал-демократической партии. После унификации и очистки парламента законом о лвосстанновлении корпуса гражданских служащих╗ от 7 апреля были изгнаны из всех учреждений политические противники и те евреи, которые не пользовались защищавшим их некоторое время статусом членов лФронта╗. 2 мая были распущены профсоюзы, их здания захвачены, а их имущество было, в конце концов, передано национал-социалистскому лГерманнскому рабочему фронту╗. 22 июня была также запрещена СДПГ и арестованы ее деятели, которые не сидели еще в лдинких╗ концентрационных лагерях или не эмигрировали. Поснле того как в июне и июле все еще остававшиеся буржуазные партии самораспустились, закон от 14 июля 1933 года объянвил НСДАП единственной партией Германии. Этими метондами, применяемыми сверху и снизу, более или менее завершился процесс захвата власти.

С этого времени кроме НСДАП только армия и церковь обладали еще, по крайней мере потенциально, политичеснкой и моральной властью. Хотя оба эти учреждения никогда не были полностью унифицированы, они были в значительнной мере лишены влияния. Армия уже разделила вину и объективно стала сообщницей насильственной власти нанционал-социалистов, хотя бы своим благожелательным нейнтралитетом во время их террористического похода против политических противников и своим пассивным поведенинем во время так называемого лпутча Рема╗ 30 июня 1934 года. Жертвами этой расправы пали, наряду с разными руководителями CA, также некоторые консервативные политики, в том числе бывший рейхсканцлер генерал фон Шлейхер. Даже когда в 1938 году военный министр фон Бломберг и верховный командующий армией фон Фрич были смещены со своих постов. Большинство офицеров с большим или меньшим энтузиазмом участвовало в перевооружении Германии, а потом в победоносных походах начала войны; более того, они считали себя связанными принесенной Гитлеру присягой даже тогда, когда стали очевидны и приближавшееся катастнрофическое поражение, и беспредельные преступления нанционал-социалистического режима. Однако сопротивление некоторых военных кругов указывает на уже упомянутый факт, что национал-социалистам не удалось полностью унифицировать и подчинить себе армию.

Еще сложнее было положение в Третьем Рейхе обеих церкнвей. Поспешному приспособлению многих церковных деянтелей противостояло здесь сопротивление некоторых, правнда, относительно немногочисленных, групп и отдельных лиц. И приспособление, и сопротивление обосновывались при этом как религиозными, так и политическими мотивами, которые в этих христианских исповеданиях не были тождественнны. Руководство католической церкви, до 1933 года резко отнрицательно относившееся к национал-социализму, затем очень быстро сменило эту позицию на благожелательную симнпатию. Это определялось конкордатом между курией и Трентьим рейхом, предложенным Гитлером сразу же после вступнления в должность и заключенным уже 20 июля 1933 года. Этот договор был весьма выгоден для католической церкви, так как он не только признавал, но и ставил под защиту закона конфессиональные школы, так же как существование многих католических объединений - светских, профессиональных, женских и юношеских. Впрочем, католическая церковь донрого заплатила за это, пожертвовав Партией центра, одобривншей лзакон о полномочиях╗ и вскоре после этого распущеннной. Католическая церковь приняла на себя не только это, но и выразила в связи с конкордатом чрезвычайно важное в понлитическом и пропагандистском отношении признание и уванжительное отношение к Третьему рейху, надеясь избежать танким образом унификации своих обществ и союзов. На пернвых порах эти надежды, казалось, оправдывались: национал-социалисты терпимо относились к росту католических обнществ в 1933 и 1934 годах и даже содействовали возрастанию числа верующих и открытию католических церковных школ. Что касается евангелической церкви, то, если не считать относительно малочисленных групп либеральных теологов и верующих социалистов, подавляющая часть ее одобрительно, а порой даже с энтузиазмом отнеслась к разрушению демокрантии и установлению национал-социалистического режима. Это объяснялось не только традиционной в евангелической церкви политически и религиозно аргументируемой покорностью начальству, но также ее религиозно окрашенным превозношеннием немецкой нации и презрением к социализму и демокрантии. Однако попытки организационной унификации 28 еваннгелических церквей отдельных земель, предпринятые некотонрыми национал-социалистами в начале 1933 года, не достигли цели. лГосударственный комиссар по делам земельных евангенлических церквей╗ Август Егер, назначенный на эту должность уже 24 июня 1933 года, был отозван с нее, когда некоторые священники, объединившиеся в лдвижение молодых реформатонров╗, и прежние руководящие учреждения церкви заявили пронтест против такой тотальной формы унификации, вызвавшей даже критику президента фон Гинденбурга.

Впрочем, этот конфликт завершился весьма выгодным для национал-социалистов компромиссом, поскольку была достигнута договоренность, что вопрос о форме и устройнстве евангелической церкви в Третьем рейхе должны решать сами общины.

На церковных выборах, срочно организованных 23 июля и поддержанных всем аппаратом пропаганды НСДАП, лНенмецкие христиане╗ получили значительно больше 60% понданных голосов. Казалось, таким образом внутри евангелинческой церкви завершился захват власти лснизу╗, поскольку основанное лишь в 1932 году национал-социалистское двинжение лНемецких христиан╗ (которые часто сами себя нанзывали лштурмовиками Иисуса Христа╗) имело теперь больншинство голосов в церковном руководстве почти всех ненмецких общин. Это движение последовательно использованло свое большинство, чтобы унифицировать отдельные евангелические церкви не только в организационном, но и в идеологическом отношении. В церквях различных земель - например, 5 сентября в Старопрусском союзе - был принят ларийский параграф╗, предусматривавший исключение лненарийских╗ священников и церковных служащих. 27 сентябнря Людвиг Мюллер, доверенное лицо Гитлера, был выбран лимперским епископом╗, то есть верховным главой всех евангелических церквей. Но когда 13 ноября 1933 года лНенмецкие христиане╗, собравшиеся в берлинском Дворце спорта, потребовали, чтобы с этого момента более не починтались Ветхий Завет и послания апостола Павла, как прондукты еврейского духа, то даже консервативные и лнационально мыслящие╗ протестанты не согласны были принять после политической унификации еще и эту лтеологическую аризацию╗. Возникло движение протеста, мотивируемое снанчала чисто теологически, которое было выражено основаннным уже 11 сентября 1933 года лЧрезвычайным союзом свянщенников╗ и, наконец, воспринято и организовано лЦерковью исповедания╗. Отсюда возникло церковное Сопротивнление, принявшее у некоторых представителей лЦеркви иснповедания╗ сознательно политический характер, - что у других произошло скорее против их воли.

Если отвлечься от сопротивления немногочисленных цернковных и военных кругов, а также отдельных лиц, то можно прийти к выводу, что церкви и вермахт хотя и не были полнонстью унифицированы, все же были настолько приспособленны к режиму или сами к нему приспособились, что, по существу, не представляли никакой опасности для внутреннего состояния Третьего рейха. Они были скорее союзники, чем конкуренты, а тем более противники национал-социализма. Поэтому многое говорит в пользу тезиса, выдвинутого отнюдь не только национал-социалистическими пропагандистами, по которому в Третьем рейхе была монолитно сплоченная дикнтатура фюрера, способная исключить или унифицировать все враждебные и конкурирующие силы. лГосударство Гитлера╗ было также гораздо более жестким, чем фашистская Италия, но и оно имело черты многовластия.

Между отдельными группами и лицами в партии, пронмышленности, вермахте и бюрократии постоянно происхондили конфликты по поводу компетенции. Даже на регионнальном и местном уровне члены партии боролись за власть и влияние друг с другом и с государственными чиновниканми. Хотя важно учитывать эти постоянные конфликты, конторые здесь не могут быть описаны подробно, однако следунет предостеречь от переоценки этих поликратических черт Третьего рейха. Упомянем лишь, что авторитарная власть Гитлера и его компетенция принимать решения не огранинчивалась, а только усиливалась этими пререканиями по понводу компетенции, поскольку Гитлер с самого начала умел противопоставлять друг другу, в духе политики лразделяй и властвуй╗, эти враждующие группы и личности внутри нанционал-социалистического синдиката власти. Прибавим - и это обстоятельство надо непременно учитывать, - что масштабы и характер национал-социалистического террора нинкоим образом не ограничивались и не смягчались этими беснспорно поликратическими чертами. Споры о компетенции не мешали установлению и эффективности национал-социалистической системы террора и не задерживали ее развинтия, поскольку у групп и отдельных лиц, боровшихся за власть и влияние, не было никаких принципиальных раснхождений в отношении преследования политических пронтивников и меньшинств. Чтобы понять это обстоятельство, надо хотя бы вкратце рассмотреть развитие и функционирование национал-социалистической системы террора. В течение 1933 года уже описанный лдикий╗ террор CA и СС, большей частью лоправдываемый╗ ссылкой на лраспонряжение по поводу поджога рейхстага╗ от 28 февраля 1933 года, постепенно сдерживался, так как руководящие национал-социалисты опасались, что не смогут удержать его под контронлем. Его заменил бюрократически контролируемый и санкционированный государством террор гестапо, возникшего из подразделения 1А Берлинского полицейского управления. 30 ноября 1933 года служащие этого учреждения, еще назынвавшегося тогда лПрусским ведомством тайной государственной полиции╗, получили далеко идущие полномочия. Их мероприятия нельзя было ни обжаловать, ни преследовать в судебном порядке. При этом гестапо, возглавляемое Герингом, столкнулось с сильным конкурентом внутри партии. Это был Генрих Гиммлер, к весне 1934 года соединивший под своей властью политическую полицию всех земель, кроме Пруссии. Хотя Геринг вовсе не симпатизировал возвышению Гиммлера с его СС, он больше всего опасался CA под командой Рема. Поэтому 20 апреля 1934 года он заключил с Гиммлером нечто вроде соглашения, по которому тот в качестве заместителя прусского премьер-министра (то есть Геринга) становился инспектором прусского гестапо, которое объединялось с полинтической полицией остальных земель и расширялось, преврантившись в общегерманское гестапо.

Двумя месяцами позже гестапо и СС нанесли удар по CA, устранив этого нежелательного конкурента, а заодно и друнгих подлинных или только потенциальных врагов режима. Гиммлер был щедро вознагражден за свои услуги при подавлении мнимого лпутча Рема╗. Части СС, которыми он конмандовал как лрейхсфюрер╗, были выделены из состава CA и прямо подчинены Гитлеру. Им были поручены вместо CA руководство и охрана концентрационных лагерей, которые теперь были лпризнаны государством╗ и широко развернунты по образцу концентрационного лагеря Дахау. Они слунжили не только для преследования и запугивания политических противников режима, но сверх того стали ядром и исходным пунктом экономической империи СС, которая с 1938 года принялась эксплуатировать также рабочую силу людей, заключенных в лагеря по политическим и расовым мотивам. Впоследствии лрейхсфюреру СС╗ Генриху Гиммленру удалось подчинить своему контролю и все другие репреснсивные органы национал-социалистического режима, объендинив их в Главное имперское управление безопасности.

В это управление, созданное 27 сентября 1939 года, вошнли, с одной стороны, уголовная и политическая полиция, уже с 1936 года соединенные с гестапо, а с другой стороны - так называемая Служба безопасности (СД, Sicherheitsdienst). СД представляла собой основанный еще в 1931 году орган тайнной полиции НСДАП, развернутый с 1933 года параллельно гестапо под руководством Гиммлера и его заместителя Гейдриха. В то время как отделения и учреждения гестапо занинмались арестами и ежемесячно направляли в Берлин обзонры состояния всего рейха, где они подвергались оценке, зандача СД состояла в выработке общих принципов надзора и преследования политических противников и расовых жертв режима. Прежде всего, это касалось депортации, а затем локончательного решения еврейского вопроса╗.

Впрочем, организация СС, составлявшая ядро Третьего рейха, не контролировала отправление правосудия, котонрое уже в 1933 году было в значительной степени очищено от судей и прокуроров, нежелательных в политическом или расовом отношении. Национал-социалистам этого было недостаточно. К этим мерам прибавилось значительное ужесточение наказаний за лполитические преступления╗. Сюда относилось, например, чрезвычайное постановление лпротив предательства немецкого народа и происков госундарственной измены╗ от 28 февраля 1933 года, изменившее некоторые положения уголовного кодекса, чтобы облегчить процедуру наказаний. Сюда же относилось, далее, изданнное 21 марта постановление о лзащите от вероломных нанпадок на правительство национального возрождения╗, понзволявшее наказывать всех, кто решался хотя бы критиковать национал-социалистическое правительство. К этим и другим существенным изменениям уголовного и процеснсуального права, применявшимся с грубой последовательнностью множеством угодливых судей, прибавилось учрежндение 24 апреля 1934 года лНародного суда╗, означавшее также организационное изменение и расширение немецнкой юстиции.

лНародный суд╗, начавший свою деятельность уже 14 июля 1934 года, был ответом национал-социалистов на исход пронцесса о поджоге рейхстага, завершившегося в высшей степен
ни сомнительным в правовом отношении смертным пригонвором предполагаемому поджигателю ван дер Люббе и оправнданием обвиненных вместе с ним, коммунистов. Задача лНародного суда╗ состояла в быстром и безжалостном наказании политических противников режима. С этой целью были изменены в ущерб обвиняемому и его защитнику различные процессуальные нормы, а также затруднены возможности возражения против судебного приказа и обжалования пригонвора. Судьи и заседатели лНародного суда╗, большей частью выбранные из фюреров CA и СС, оправдали надежды национнал-социалистов. Они действовали с крайней быстротой - если в 1935 году было вынесено ллишь╗ 210 приговоров, то в 1944 году их было уже свыше 2 000, - а сверх того, их пригонворы носили драконовский характер и не выдерживали нин какой критики в правовом отношении. Всего с 1934 по 1944 год было вынесено почти 13 000 смертных приговоров, большинство из которых было исполнено.

Наряду с политическими противниками системы, сопротивление которых никогда не было полностью сломлено, менроприятия национал-социалистических карательных органов были прежде всего направлены против меньшинств. В первую очередь это касалось, конечно, евреев, которые стали жертванми клеветы, бесправия, были исключены из лнационального сообщества╗, ограблены, подвергнуты преследованиям и в конце концов уничтожены. Преследование евреев национал-сонциалистами, которое здесь не может быть рассмотрено в поднробностях, проводилось разными учреждениями, разными ментодами и оправдывалось разными мотивами.

Самые заметные, хотя и не обязательно самые важные действия предпринимались при этом вполне открыто акнтивистами партии и подчиненных ей учреждений; они прентендовали на выражение лволи народа╗, не имея для этого оснований, так как большинство населения было пассивнно. Сюда относится бойкот еврейских торговцев, врачей и адвокатов, объявленный 1 апреля 1933 года, сожжение в Берлине и в других университетских городах лантинемецких сочинений╗ 10 мая 1933 года и особенно погром 9 нoнября 1938 года. Дело не ограничилось тем, что были разбиты стекла и разграблены еврейские магазины, а также разнрушены почти все синагоги, - сверх того 26 000 евреев было отправлено в концентрационные лагеря и был убит 91 челонвек еврейского происхождения.

Еще важнее этих и многих других безобразий, не только терпимых, но провоцируемых и проводимых национал-сонциалистами, были сотни антисемитских законов, постановнлений и дополнений, опять-таки часто мотивируемых лвонлей народа╗, которую представляли сами национал-социанлисты. В этой связи следует упомянуть увольнение служанщих еврейского происхождения по закону ло восстановленнии гражданской службы╗ от 7 апреля 1933 года, коснувшенмуся с сентября 1935 года также тех служащих, которые пользовались вначале весьма ненадежной защитой парагранфа о членах лФронта борьбы╗. Далее, был введен профессиональный запрет, распространенный с 1938 года на всех евнреев-врачей, адвокатов, ремесленников и работников физинческого труда. Были приняты и другие чрезвычайные законны, по которым евреям запрещалось посещение общественнных школ, университетов, кино, театров, концертов, выстанвок и купален и, наконец, покупка и содержание автомобинлей, телефонов, газет, определенных предметов одежды и ценных вещей, даже домашних животных. Все это обоснонвывалось ссылкой на нюрнбергские законы от 15 сентября 1935 года, лишавшие евреев гражданских прав и запрещавншие им вступать в брак или в половые сношения с ларийцанми╗. Эти формы клеветы и преследования со стороны партии и государства дополнялись разграблением имущества немецнких евреев, которое под названием ларизации╗ проводилось не только государственными учреждениями, но также отндельными фирмами и частными лицами.

Значительная часть мелкой буржуазии тоже прямо или косвенно выиграла от национал-социалистической экононмической политики, хотя национал-социалисты и не выполннили обещаний 1933 года, а, напротив, стимулировали коннцентрацию и модернизацию экономики. И все же улучшинлось положение не только служащих и чиновников, но такнже мелких ремесленников и крестьян. Это объясняется и общим оживлением конъюнктуры, и другими мероприятинями режима. Сюда относится, например, устранение евреев из профессиональной жизни и ограбление их имущества, что также прямо или косвенно привело к повышению доходов многих нееврейских врачей, адвокатов и ремесленников. Что касается крестьян, то они не только превозносились национнал-социалистической пропагандой, но также получили по лгосударственному закону о наследственном крестьянском дворе╗ от 29 сентября 1933 года весомые материальные пренимущества. Согласно этому закону, крестьянские дворы венличиной не менее 7,5 гектара не могли быть проданы или принудительно отчуждены за долги. Впрочем, это не ознанчало общего снятия долгов.

Наконец, и не в последнюю очередь, национал-социалинстическая экономическая политика была полезна предприннимателям; они не должны были больше сражаться с притянзаниями и требованиями чуждых им профсоюзов, и доходы их, вследствие конъюнктуры вооружения, чрезвычайно бынстро росли. Далее, они в значительной степени выигрывали от грабительских и агрессивных войн, от ограбления немецнкими войсками побежденных и оккупированных стран, а также от беспощадной эксплуатации линостранных рабочих╗ и лагерных рабов. Однако это не значит, что они были отнветственны за начало и ход войны, которая перешла в тонтальную хищническую и расовую войну и неизбежно должнна была завершиться полным поражением.

За исключением отдельных вмешательств, обусловленнных автаркией и войной, национал-социалистическое госундарство отказалось от далеко идущих изменений капиталинстической собственности; но все же в этом национал-социналистическом государстве предприниматели были, как правило, не в состоянии превратить оставшуюся у них экононмическую власть в политическую. Предприниматели могли еще участвовать в планировании и проведении войн, но им не было дозволено сколько-нибудь существенно влиять на расовую войну. Освенцим невозможно объяснить и не слендует объяснять вульгарно-марксистским тезисом об экононмической выгодности. Так же обстояло дело и с тотальным способом ведения войны, примененным национал-социанлистами и приведшим к полному поражению, к потере и разнрушению также и большой части (24%) частных производнственных мощностей.

Уже в 1933 году многие антифашисты в Германии и за рунбежом заявляли: лГитлер идет к войне!╗ Но государственные деятели Западной и Восточной Европы повторили в области внешней политики ошибку тех консервативных политиков Германии, которые полагали, будто можно сдержать развинтие национал-социализма политикой умиротворения и упорядочения. Они не только более или менее пассивно наблюданли за разрушением демократии в Германии и преследованием политических противников и евреев, но также терпели и приннимали такие акты Гитлера, как вступление в демилитаризинрованную Рейнскую область и так называемый аншлюс Авнстрии, шаг за шагом уничтожавшие постановления Версальнского договора. Высшей, но еще не конечной точкой этой политики лумиротворения╗ была аннексия Судетской обласнти, явно одобренная Англией и Францией на Мюнхенской конференции 29 сентября 1938 года. Лишь после того, как Гитлер разгромил также лостаточную Чехию╗ в марте 1939 года и оккупировал принадлежавшую Литве Мемельскую область, британское и французское правительства нашли в себе силу гарантировать 31 марта 1939 года независимость Польши, конторая была очевидным ближайшим объектом национал-сонциалистической агрессивной политики.

Тем самым завершился период западной политики уминротворения. На смену ей пришла политика, проводимая Советским Союзом, который заключил 23 августа 1939 года пакт о ненападении с Германией и создал, таким образом, важную предпосылку для немецкого нападения на Польшу. И в самом деле, 1 сентября 1939 года немецкие войска вторнглись без объявления войны в Польшу, продвинувшись тольнко до линии, предусмотренной секретным дополнительным протоколом к пакту Гитлера - Сталина. Советские войска оккупировали, кроме восточной части Польши, также часть Румынии и суверенные балтийские государства Эстонию, Латвию и Литву.

Несмотря на этот странный союз между фашистской Гернманией и коммунистической Россией, длившийся до напандения на Советский Союз 22 июня 1941 года, Вторая мировая война была также с самого начала войной мировоззрений: она была вызвана, прежде всего, идеологическими представленинями Гитлера, а затем уже - политическим и экономическим расчетом. Это не значит, что отдельные фазы и стадии войны протекали по лрасписанию╗, изложенному Гитлером в книге лМоя борьба╗ и в других его программных высказываниях. Так, например, временный союз с Советским Союзом был, конечно, столь же мало предусмотрен им, как и война с Ангнлией, которой Гитлер лна самом деле╗ хотел бы избежать. Нападение на Данию и Норвегию не объяснялось ни расистской, ни антикоммунистической идеологией, а только военно-странтегическими и экономическими требованиями флота и пронмышленности. Так же обстояло дело с походами в Грецию, Югославию и Северную Африку, тоже не запланированными, а возникшими вследствие непредвиденных военных и политических событий - слабости итальянских войск, провала пронацисткого путча в Югославии и т.п.

Но уже действия лайнцатцкоманд╗ в Польше, следовавнших непосредственно за сражающимися войсками, чтобы наряду с подлинными или потенциальными политическинми противниками захватить и уничтожить также евреев и представителей польского правящего класса, показали, что национал-социалисты с самого начала имели в виду нечто большее, чем империалистическую завоевательную войну.

Хотя немецкий и итальянский фашизм сравнимы между собой в их идеологии (за исключением расистски мотивинруемой идеологии антисемитизма), в их внешнем облике и

социальном составе, между ними были количественные различия - в масштабах, в унификации и в совершенстве тернрористического аппарата. Это проявилось в преследовании меньшинств, не говоря уже об уничтожении евреев. Эти конличественные различия в унификации и гораздо более эфнфективная в Германии система террора, в конечном счете, привели к тому, что немецкое Сопротивление не смогло добиться таких успехов, как итальянское.

 

Испания

 

В 1920-е годы в Испании, раздираемой внутриполитическими конфликтами между правыми и левыми, возникло сранзу несколько фашистских партий. К ним относилось, например, движение, называвшее себя лСоюзами национально-синдикалистского наступления╗, основанное в феврале 1931 года в Мадриде студентом философии Рамиро Ледесмой Рамосом. В нее входили, наряду со студентами, офицерами и служащими, также и некоторые рабочие, вышедшие из анарxo-синдикалистского движения. Рамос в самом деле пыталнся соединить националистические идеи с синдикалистскинми. Кроме того, у испанских анархистов был перенят метод борьбы, называемый лпрямым действием╗, то есть индивиндуальный террор. Эта форма политического конфликта вскоре привела к первым жертвам.

Вторая фашистская партия, скорее католическо-традиционалистской окраски, была создана в Вальядолиде в июне 1931 года юристом Онесимо Редондо Ортегой и называлась лКастильскими союзами испанского действия╗. В октябре 1931 года партия Ортеги объединилась с партией Ледесмы Рамоса. Объединенная таким образом партия продолжала борьбу против анархистов, социалистов и сепаратистов, вынзывавшую жертвы с обеих сторон. Но ей не удалось изменнить свое призрачное существование политически незначинтельной сектантской группы.

То же относилось и к третьей фашистской группировке, лИспанской фаланге╗, основанной 29 октября Хосе Антонио Примо де Ривера. Она привлекла большее внимание общественности по той причине, что ее лидер приобрел ненкоторую известность как депутат парламента от одной из монархических партий, опубликовавший несколько полинтико-философских статей. 13 февраля 1934 года Хосе Антонио Примо де Ривера удалось объединить три сектантских фашистских группы в лИспанскую фалангу союзов национнально-синдикалистского наступления╗. Фаланга, как ее стали называть, организовала обмундированную и отчасти вооруженную партийную милицию; в идеологическом отноншении она также ориентировалась на фашистскую Италию. Сюда относились ее националистические цели, касавшиеся главным образом внутренней политики - борьбы с сепарантистскими тенденциями басков и каталонцев; сюда же отнносились и ллевые╗ пункты ее программы, куда входило ограничение экономического влияния иностранцев, учреждение лхозяйственных синдикатов╗ и отчуждение крупных предприятий, а также неиспользуемых или недостаточно используемых земель крупных помещиков. Последнее тренбование было, однако, недостаточно радикально для Рамонса, настаивавшего на отчуждении всей крупной земельной собственности; он вышел из партии. Первоначальные синндикалистские требования были ослаблены, а входившие в программу СНСН антиклерикальные пункты были почти полностью устранены; но, несмотря на это, в фалангу по-прежнему входили, наряду с интеллигенцией, студентами, офицерами и служащими, также и некоторые рабочие. В целом же фаланга сохраняла свой сектантский характер.

По этой причине она не была принята в избирательный союз правых, добившийся На выборах 19 ноября 1933 года большого успеха - 217 мест в парламенте, тогда как левые получили всего 93, а центр - 163 места. Фаланга не получинла ни одного места, но она воспользовалась поляризацией политической жизни Испании. Снова и снова вспыхивали забастовки и восстания, такие, как восстание 1934 года в Астурии, которое гражданская гвардия и армия смогли подавить лишь после длительных и кровавых боев. После того как правое правительство распалось вследствие внутренних конфликтов, Народный фронт, объединивший левые партии и либералов, одержал на выборах 16 февраля 1936 года решинтельную победу. Правые получили всего 132 места, центр - 32, а Народный фронт - 277 мест. Сильнейшей партией были социалисты - 90 депутатов, - к которым принадлежал такнже ставший премьер-министром Асанья. Коммунисты пронвели в парламент 16 депутатов.

Победе на выборах Народного фронта больше всего сондействовало решение анархистов отказаться от прежнего бойкота выборов, чтобы поддержать Народный фронт в его борьбе против лфашизма╗. Но единственной группировкой, которую в самом деле можно было назвать лфашистской╗, была фаланга, не получившая в парламенте ни одного меснта. Столь же неоправданным был доходивший до паники страх правых перед будто бы приближавшейся большевистнской революцией. В действительности и Асанья, избранный в конечном счете президентом Испанской республики, и премьер-министр Касарес Кирога, и министр по социальным вопросам Ларго Кабальеро - как его часто называнли, лиспанский Ленин╗ - были заинтересованы не в ревонлюции, а в общественных реформах. Это - взаимное недонверие все больше разжигало конфликт, имевший, как и прежде, главным образом внутриполитический характер, понскольку влияние мирового экономического кризиса в Иснпании было относительно невелико. Кризисную ситуацию больше всего использовали фалангисты, которым всевознможные забастовки и насильственные действия сторонников Народного фронта давали повод бороться с правительнством и его представителями методами индивидуального террора. После ряда покушений фашистов на республиканских политиков и служащих полиции 13 июля 1936 года полицейские убили лидера монархистов Кальво Сотело. Это дало повод нескольким генералам во главе с Франсиско Франко начать давно уже задуманный и тщательно подгонтовленный военный путч.

Этот военный путч, начавшийся 18 июля 1936 года, был не везде успешен. Республиканское правительство сумело сохранить или вернуть себе контроль над большей частью страны, причем его поддержали также некоторые верные республике офицеры, в особенности из военно-воздушных сил. Для восставших военных большая трудность состояла в том, что Франко был переведен правительством Народного фронта на Канарские острова. Правда, он сумел добраться оттуда до Испанского Марокко и подчинить своему команндованию размещенные там марокканские войска и испаннский Иностранный легион. Но он не мог переправить эти войска на континент, потому что не имел достаточного количества самолетов и судов. В этой ситуации он обратился к правительствам фашистской Италии и национал-социалинстической Германии с просьбой доставить ему самолеты и другое военное снаряжение. Гитлер и Муссолини готовы были ему помочь и послали вначале самолеты и оружие, а в дальнейшем, поскольку военное положение мятежников все еще оставалось тяжелым, также и войска. Таким образом, военный путч Франко превратился в гражданскую войну, которую враждующие стороны вели под знаком фашизма и, соответственно, антифашизма.

Антифашисты едва ли не из всех европейских стран и из Соединенных Штатов устремились в Испанию, чтобы защинтить от фашизма республиканское правительство. Тезис, по которому испанская гражданская война была глобальным конфликтом между лфашизмом╗ и лантифашизмом╗, был и остается весьма проблематичным. Главная цель, с которой Гитлер и Муссолини послали в Испанию сухопутные и возндушные силы, состояла вовсе не в том, чтобы лфашизировать╗ эту страну извне. Гораздо важнее идеологических мотивов были военные - испытание германской военной авиации, экономические - овладение испанскими источниками сырья и рынками сбыта и политические - ослабление демократических государств, Англии и Франции. Прежде всего это относится к политике Третьего рейха. Не случайно немецкий посол Фаупель, пришедший из партийного аппарата НСДАП и пытавшийся, без особого успеха, усилить фалангу в полинтическом и организационном отношении, вызвал энергичное сопротивление Франко, возражавшего против такого вмешантельства во внутреннюю политику и идеологию, после чего Фаупель был заменен лнормальным╗ профессиональным дипнломатом. Таким образом, нет оснований утверждать, будто Италия и Германия вмешались в испанскую гражданскую войнну, чтобы экспортировать в Испанию фашизм.

Тезис, по которому испанская гражданская война была глобальным конфликтом между фашизмом и антифашизнмом, вызывает сомнение еще и по другой причине. В начале военного путча фаланга все еще была относительно слабой сектантской партией. Все ее руководство, в том числе Хосе Антонио Примо де Ривера, было арестовано республиканнскими властями и вскоре расстреляно. Но по сравнению со всеми другими правыми партиями фаланга имела одно пренимущество: у нее была партийная милиция, сразу же присонединившаяся к восставшим войскам генерала Франко. Правнда, она насчитывала только 4 000 человек, но это побудило Франко к дальнейшему призыву добровольцев, поскольку выяснилось, что восстание, задуманное как простой военнный путч, превратилось в гражданскую войну, заставившую привлечь и военные, и политические средства. Фаланга иснпользовала этот неожиданный шанс, чтобы увеличить чиснло своих членов и сторонников. В несколько месяцев она превратилась в важную политическую и военную силу. Хотя мы не располагаем конкретными количественными даннынми, можно не сомневаться, что после начала гражданской ; войны фаланга сумела приобрести массовую базу. За исклюнчением карлистов в Наварре, также доставивших Франко свою партийную милицию, все остальные консервативные и монархические партии потеряли свое значение, между тем как фаланга стала политической силой, и перед лицом провозглашенной республиканским правительством народной войны Франко вынужден был сотрудничать с этой силой. Поэтому 19 апреля 1937 года Франко объявил фалангу единственной государственной партией. Полное название этой партии было теперь лИспанская фаланга традиционалистов и союзов национально-синдикалистского наступленния╗. Ее партийной эмблемой было ярмо с пучком стрел, заимствованное из герба католических королей Испании, и эта эмблема стала теперь новым государственным гербом. Руководство новой государственной партией, в которую добровольно вошло также много чиновников и военных, принял на себя командующий восставшими войсками Франко. Это вызвало ожесточенную критику со стороны старых фанлангистов. Выразителем этого протеста лстарых борцов╗ фаланги стал преемник Примо де Ривера - Эдилья. Франко распорядился сместить его и приговорить к смертной казни. Но вследствие вмешательства уже упомянутого германнского посла Фаупеля приговор не был приведен в исполненние. Отсюда можно видеть, что при поддержке армии и церкнви, уже и раньше резко отвергавших антиклерикальные тренбования фаланги, Франко сумел в значительной степени подчинить себе эту партию.

В этом отношении события в Испании развивались вовнсе не так, как в Германии, где Гитлер и НСДАП, напротив, в значительной степени подчинили себе церковь и военных. Но антифашисты в Испании и других странах не заметили этих структурных различий. Беспощадный террор фаланги и армии Франко во время военных действий и после их оконнчания, направленный против коммунистической, социалинстической и демократических партий, а также партий национальных меньшинств - басков и каталонцев, - по-видинмому, укрепил их убеждение в том, что режим Франко был фашистской диктатурой. И в самом деле, в гражданской войнне погибло 500 000 человек из общего населения Испании, составлявшего около 25 миллионов, и многие из них были жертвами контрреволюционного террора фалангистов. Но при этом нельзя упускать из виду, что и революционный тернрор вызвал немалые жертвы. Впрочем, характеристика франнкистской Испании как фашистского государства опирается не только на описания применения террора, но и на внутнреннюю структуру этого режима.

Фаланга осталась официальной государственной партиней, в то время как все другие партии были запрещены; ее рунководителем был Франко, который назывался теперь лкаудильо╗, что равносильно немецкому званию лфюрер╗. Сверх того, он остался в должности лгенералиссимуса╗, то есть вернховного главнокомандующего испанских вооруженных сил. В качестве главы государства он не только ввел по фашистснкому образцу лкорпоративную систему╗, но 17 июня 1942 года установил, что лдепутаты╗ испанского парламента (корнтесов) больше не будут выбираться, а будут назначаться им самим, а также отдельными синдикатами, общинами, торговыми палатами и научными учреждениями. Одновременнно с полным устранением парламента были отменены гражнданские права и введена цензура печати - в первое время очень строгая. Режим с непреклонной суровостью подавлял социалистические и демократические силы, а также сепарантистские стремления национальных меньшинств Бискайи и Каталонии. Первоначальные антикапиталистические пуннкты программы фаланги все более ограничивались, несмотнря на критику старых фалангистов; но антисемитские устанновки отсутствовали. Впрочем, после изгнания евреев инквизицией лишь незначительное число их вновь поселилось в Испании. Франко не выполнил и без того достаточно сдержанных националистических и реваншистских требований фаланги, хотя после германской победы над Францией вполнне мог это сделать. В апреле 1939 года Испания вступила в Антикоминтерновский пакт; но в 1940 году на встрече с Гитлером в Андэ Франко отверг его ультимативные требования вступить во Вторую мировую войну на стороне Германии. Отправка на фронт одной дивизии имела лишь символичеснкий характер. Для германской военной экономики очень важны были, впрочем, поставки разных видов сырья. Ненмецкое самолетостроение нуждалось в испанском вольфранме. Столь же важен был экспорт в Германию нефти, котонрую сама Испания импортировала из США.

Хотя франкистская Испания избежала военной оккупанции союзников, после 1945 года она однозначно характеринзовалась и Востоком, и Западом как фашистское государнство и подвергалась систематическому бойкоту.

 

Франция

 

Еще в XIX веке Франция породила почти все идеи, из которых позднее вышел фашизм, в том числе национализм (Моррас и Баррес), расизм (Гобино), расовый антисемитизм (Дрюмон). Несмотря на это, собственно фашизм не сумел одержать победу в этой стране с помощью собственных сил. Лишь режим маршала Анри Петэна (1940-44 гг.) можно уснловно назвать фашистским. Однако это довольно краткое пребывание консервативных националистов и антиреспубнликанцев у власти стало возможным лишь в результате воненного поражения Франции.

Наиболее известным протофашистским движением было лАксьон Франсез╗ (лФранцузское действие╗), зародившееся в конце XIX века в разгар дела Дрейфуса, которое раскололо страну на два лагеря. Офицера еврейского происхождения Дрейфуса обвинили в шпионаже в пользу Германии, его осундил военный трибунал республики. На помощь Дрейфусу понпытались прийти влиятельные еврейские круги. Сбор матенриалов, показывающих невиновность Дрейфуса, сопровожндался сомнительными денежными махинациями, подкупом журналистов и влиятельных лиц. С этого момента дело принобрело политический характер. Либерально настроенная часть общества настаивала на полном оправдании Дрейфуса, нациноналисты требовали подтверждения приговора. Массовыми стали антисемитские настроения. Хотя новый военный суд подтвердил виновность офицера, Дрейфус был помилован новым президентом республики Э.Лубэ. Победа сторонник) Дрейфуса имела следствием приход к власти радикалов, которые начали проводить откровенно антикатолическую политику. Радикализировался и националистический лагерь.

Еще в ходе процесса несколько молодых интеллектуалов основали лАксьон Франсез╗. Интеллектуальное влияние этой организации со временем вышло далеко за пределы страны. Идеология лАксьон Франсез╗ представляла собой т.н. линтегральный национализм╗, выступающий за децентрализованную традиционную монархию и корпоративный общественный строй, а также отстаивающий антисемитизм и германофобию. Идеологи лАксьон Франсез╗ подвергали радикальной критике либеральную систему и полностью отвергали марксизм.

По окончании Первой мировой войны, во Франции станли возникать различные лиги ультраправого толка, направнленные на противодействие коммунизму. В 1917 г. была осннована Гражданская лига, в 1919-м - Лига офицеров запаса, в 1924-м - Национально-республиканская лига. Ни одна из этих групп не была фашистской, хотя они во многом подранжали фашистам.

В 1925 г. во Франции возникла специфически фашистнская группа, стремящаяся привлечь ветеранов войны - лФэсо де комбаттан э де продюктёр╗ (лСоюз фронтовиков и производителей╗, калька с названия движения Муссолини), которая выделилась из лАксьон Франсез╗. Ее главным руконводителем стал Жорж Валуа, бывший анархо-синдикалист, который долго сотрудничал с Моррасом. Эстетически групнпа подражала итальянскому образцу (название, введение униформы и римского салюта).

С 1927 г. группа Валуа эволюционировала в сторону сонциализма, что привело к уходу вождя правого крыла партии Марселя Бюкара, а также к расколу (образованию Революнционной фашистской партии Филиппа Ламура). Валуа нанчал критиковать итальянский режим как реакционный и в 1928 г. распустил свое движение. Впоследствии Валуа оконнчательно отошел от фашизма и окончил свои дни как военннопленный в немецком концлагере.

Большого успеха в мобилизации бывших фронтовиков достигла организация под названием лОгненные кресты╗ (лКруа де Фё╗), насчитывавшая в своих рядах несколько сот тысяч последователей. Основанная в 1927 г., эта лига отлинчалась своим элитаризмом: чтобы вступить в нее, надо было иметь какую-нибудь воинскую награду. Политической деянтельностью она стала заниматься с 1929 г., когда во главе ее встал полковник де ла Рок. Была расширена база организации, созданы молодежные и женские секции. Организация имела сугубо военную структуру, проводила массовые минтинги, агитировала за организацию лпохода на Париж╗.

Отстранение правых от власти в 1933 г. неизбежно вызванло активизацию антимарксистских организаций. Одной из них стала лСолидарите Франсез╗ (лФранцузская солидарнность╗), которая во внешних своих чертах сознательно поднражала фашистам и проповедовала ярый антисемитизм. Большее значение приобрела и организация Бюкара, однонго из бывших руководителей лФэсо╗. Практически все эти группы финансировались крупным фабрикантом парфюмернной промышленности Франсуа Коти.

Значительный интерес к фашизму проявляли французские интеллектуалы. Вокруг редакции газеты лЖе сюи парту╗ обранзовалось фашистское течение учеников Морраса, главными выразителями которого были Бразильяк и Ребате. Фашистские идеи высказывали писатели Дрие ла Рошель и Селин.

На судьбу французского фашизма значительно повлиянли события вокруг т.н. лДела Ставиского╗. Финансист евнрейского происхождения Ставиский организовал множество крупных афер, пользуясь при этом полной безнаказанноснтью благодаря поддержке парламентариев и руководителей радикально-социалистической партии, находившейся тогнда у власти. После того, как махинации Ставиского вскрынлись, фашисты назначили на 6 февраля 1934 г. демонстранцию протеста. Демонстрация быстро переросла в мятеж, пронзвучали призывы к штурму парламента. Полиция отреагинровала жестко: были десятки убитых, сотни раненых и ареснтованных. Левые обвинили организаторов в лфашистском заговоре╗ против республики, в подготовке лпохода на Париж╗. Для французского фашизма эти события стали символом рождения во Франции социального и революционнного национализма как массового движения.

В ответ на лфашистский заговор╗ левые назначили на 9 февраля большую демонстрацию, в ходе которой фактически родился Народный фронт, победивший на парламентских выборах в середине 1936 г. До этого триумфа левых во Франции произошла значительная фашизация французского, крестьянского движения. В 1935 г. был создан лКрестьянский фронт╗ во главе с братьями Доржер. Это была первая французская фашистская группа, которая имела широкую социальную опору среди трудящихся. У нее была милиция в зеленых рубашках и молодежные организации. Но через полнтора года это движение утратило почти все свое значение.

Одной из первых мер, принятых Народным фронтом поснле прихода к власти, был роспуск фашистских организаций: Лиги Французского действия, лПатриотической молодежи╗, лФранцузской солидарности╗, лОгненных крестов╗ и Франсистской партии. Некоторые из них быстро реорганизованлись под новыми названиями: движение де ла Рока было преобразовано во Французскую социальную партию, лПатнриотическая молодежь╗ Теттенже - в Социально-национнальную республиканскую партию, лфрансисты╗ - в Единную французскую партию национал-социалистического дейнствия. Ни одна из этих политических сил не достигла таких успехов, как до победы Народного фронта.

Летом 1936 г. началось бурное развитие Французской нанродной партии (ППФ), основателем и вождем которой был бывший коммунист и деятель Коминтерна Жак Дорио. ППФ была партией чисто фашистского стиля, попыткой преодонлеть старые схемы правых и левых. Впервые французский фашизм получил неоспоримую народную поддержку. ППФ была значительной массовой организацией, которая в зенинте своего влияния насчитывала почти 150 тыс. членов.

Накануне всеобщих выборов 1937 г. ППФ предложила создать лФронт свободы против коммунизма╗, к которому примкнули лАксьон Франсез╗, лКрестьянский фронт╗, лРеснпубликанская федерация╗ и некоторые другие организации. Партия де ла Рока осталась в стороне от этого блока, котонрый не достиг на выборах своих целей. В 1938 году движение Дорио поддержало политику умиротворения, которая принвела к Мюнхенскому соглашению.

В том же году, что и ППФ, была создана подпольная групнпа лТайный комитет революционного действия╗, известная также под названием лКагуль╗ (лкапюшон╗), под руководством Эжена Делонкля. В нее вошли бывшие члены лАксьнон Франсез╗ и лОгненных крестов╗, считавшие, что их рунководители вели себя слишком трусливо по отношению к коммунизму и Народному фронту. лКагуль╗ был реакцией самозащиты, так как после победы Народного фронта комнмунистическая угроза стала осязаемой и реальной. лКагуль╗ вербовал, прежде всего, военных и имел милитаризованную структуру. лКагулярам╗ приписывали ряд покушений, совершенных в 1937 г. (в списке лприговоренных╗ наряду с левынми политиками фигурировали Теттенже, де ла Рок и Дорио), после чего полиция изъяла большое количество оружия. Рунководство лкагуляров╗ было большей частью арестовано и освобождено лишь когда началась война с Германией.

В отличие от других стран Западной Европы, фашистские движения после начала войны во Франции запрещены не были, за исключением Французской унитарной партии (лфрансистов╗). Однако их политическая сила, и без того ослабленная, стала еще меньше в результате массового призыва в армию их руководителей, редакторов и активистов.

Правительство Третьей республики, неспособное органинзовать отпор немецким войскам, поручило руководство странной маршалу Петэну, герою обороны Вердена. Он обратилнся к немцам с просьбой прекратить военные действия и поднписать перемирие. Немецкие войска оккупировали север Франции и побережье в силу необходимости продолжать войну против Англии. Остальная часть страны, где не было оккупационных войск, осталась под властью правительства Петэна, резиденцией которого стал небольшой городок Виши. Петэн и его соратники хотели сделать Францию спонсобной вписаться в лновый порядок╗, навязанный Германиней и Италией. Речь шла о модернизации французских учнреждений, об их лфашизации╗, но это делалось в основном из политического оппортунизма. В силу этого, фашистские силы, которые не могли официально действовать в свободнной зоне, в связи с запретом политических партий, сосредоточились в оккупированном Париже и стали критиковать лпсевдофашизм Виши╗.

Режим Петэна создал многочисленную милицию, которая стала его опорой - лЛегион ветеранов и добровольцев нацинональной революции╗. Были введены антисемитские законы, провозглашено создание лкорпоративного государства╗.

Полную моральную поддержку новому лФранцузскому государству╗ оказал Моррас, который надеялся на реализанцию своих политических идей. Эту поддержку он, в отличие от фашистов, оказывал до самого последнего момента, подндерживая также скрытую антинемецкую политику Виши.

Политика Виши не во всем вдохновлялась фашистской идеологией, лсотрудничество╗ определялось фактом немецнкой военной оккупации; двойственную позицию Петэна и его режима лучше всего назвать лвыжидательной╗: официнально говорилось о сотрудничестве с Германией и странами Оси, внутренняя самоорганизация проводилась в псевдофашистской и фашистской форме, а фактически оказывалась помощь союзникам путем саботажа любыми средствами ненмецких военных усилий.

После подписания перемирия с Германией начали вознрождаться французские фашистские партии, почти прекрантившие существование, так как война разбросала их кадры. Дорио занялся воссозданием своей партии в оккупированнной зоне. В свободной зоне Виши его организация была замаскирована под лДрузей лЭмансипасьон╗ (официальный орган ППФ). Немцы относились к нему неблагожелательно из-за его прежних воинственных выступлений против Гернмании, а в Виши с большим подозрением смотрели на бывншего коммуниста.

В Париже было основано множество мелких организанций, которые идеологически колебались между Виши и фаншизмом: лНационал-коллективистская французская партия╗, лМолодой фронт╗, лФранцузская гвардия╗, лФраннцузская национал-социалистическая партия╗, лСвободный фронт╗. Сравнительно важную политическую роль играло лСоциал-революционное движение╗ старого лидера лкагунляров╗ Эжена Делонкля.

Конкурентом Дорио был лнеосоциалист╗ Деа. Бывший депутат-социалист, бывший член лКомитета бдительности интеллектуалов-антифашистов╗ после поражения Франции эволюционировал в сторону фашизма. Деа создал лНародное национальное объединение╗, которое стало едва ли не главнной коллаборационистской силой свободной зоны и на канкое-то время поглотило партию Делонкля. лФрансистская партия╗, реорганизованная под своим первоначальным названнием в оккупированной зоне, так и осталась партией меньншинства. Бюкар заявлял о себе как о твердом стороннике лсонтрудничества╗ и признавал лпревосходство европейского сонциализма над французским национализмом╗. Одновременно возникли другие мелкие группы того же направления: лГрупнпа сотрудничества╗, лМолодежь Новой Европы╗, лМолодежь Маршала╗, лАнтибольшевистский комитет╗, лФранцузская партия╗, лФранцузский союз╗, лФранцузская лига╗... Среди национальных меньшинств также возникли группы, которые пытались использовать ситуацию в своих политических ценлях. Так, бретонские националисты создали нечто вроде фаншистской партии и делали ставку на немцев в надежде, что они в будущем дадут им независимость.

Фашистские и филофашистские журналисты и писатели отстаивали идею лНового европейского порядка╗ в больших парижских печатных органах: Жорж Суарес в лОжурдюи╗, Бразильяк и Ребате в лЖе сюи парту╗, П.А. Кусто в лПари Суар╗, Анри Лебр в лЛе кри дю пёпль╗, Жан Люшер в лЛе Нуво Тан╗, Альфонс де Шатобриан в лЛа Жерб╗, Стефан Лозанн в лЛе Матэн╗.

Начало войны против СССР было единственной причинной, которая объединила, хотя и ненадолго, партии и групнпы лпарижского фашизма╗. Представители всех перечисленнных политических партий создали комитет, который органнизовал лЛегион французских добровольцев против большевизма╗, сражавшийся на протяжении всей кампании в Роснсии вместе с немцами на Восточном фронте. Из политичеснких вождей в России воевал только Дорио.

Благодаря растущему престижу Дорио, ППФ стала подунмывать о взятии власти. Чтобы воспрепятствовать этому, Деа объединил все коллаборационистские силы оккупированной зоны в лНационально-революционный фронт╗, который пользовался поддержкой различных мелких групп" и печатнных органов, а также лфрансистов╗ и лСоциал-революцинонного движения╗ Делонкля.

В свободной зоне наиболее радикальные элементы и стонронники национальной революции объединились в лЛегинон ветеранов и добровольцев╗, т.н. лСлужбу легионерского порядка╗ во главе с Дарнаном. С января 1943 года они стали именоваться Французской милицией, а позже распространнились на бывшую оккупированную зону (к тому времени уже вся Франция была оккупирована немцами), фактичеснки поглотив различные милиции коллаборационистских партий. В том же году, когда была создана Французская минлиция, начала формироваться бригада французских добронвольцев войск СС, позже усиленная элементами из лЛегионна добровольцев╗ и французскими добровольцами, служивнших в разных видах немецких войск, от НСКК (Национал-социалистический мотомеханизированный корпус) до военнно-морского флота. Так образовалась лДивизия Карл Велинкий╗ (лШарлемань╗), которая приняла участие в битве за Берлин и в защите бункера Гитлера.

Лишь в 1944 году ультра-коллаборационисты вошли в сонстав кабинета Петэна: Деа как министр труда, Дарнан как отнветственный за внутреннюю безопасность. Вскоре после этого Петэн перестал считаться главой государства и превратился в пленника немцев, в то время как англо-американские войснка после высадки в Нормандии и в Провансе оккупировали Францию. В Германии, в Зигмарингене, было создано правительство в изгнании.

Освобождение Франции сопровождалось массовым изнбиением фашистов и коллаборационистов. Число убитых без суда и следствия оценивается в 100 тысяч. К этому следует добавить официальные репрессии: заключенных было столько, что концлагерей, созданных еще немцами, не хвантило и пришлось создавать новые. Стали действовать осонбые трибуналы, отличавшиеся своей жестокостью. Расстренлы коллаборационистов продолжались до 1954 года.

 

Норвегия

 

В Норвегии долгое время не было фашистских организанций. Газета лТиденс Тек╗ весьма благожелательно относилась к Муссолини, но Италия была слишком далеко, чтобы оканзывать влияние в Норвегии. Немецкие национал-социалиснты пытались распространять свою идеологию через личные контакты. Эти попытки были более удачными ввиду тесных связей между Германией и Норвегией. Самым значительным было основанное в 1925 году антимарксистское националинстическое движение лФедреландслаг╗ (лОтечественная Лига╗), которое достигало численности в 100 тысяч человек. К концу 30-х годов это движение частично потеряло свое значение. Профашистские элементы присутствовали также в Крестьянской партии и в лХейре╗ (партия лправых╗).

В марте 1931 г. министр обороны Норвегии Видкунд Квислинг создал движение под названием лПробуждение нордического народа╗, которое в мае 1933 г. было преобранзовано в партию лНашунал Самлинг╗ (лНациональное единнение╗). На идеологию Квислинга значительно повлияла победа Гитлера. Партия прославляла нордическую расу, проповедовала корпоративизм и яростный антикоммунизм. В программе движения упоминалось о принципе вождизма, требовались ликвидация партий и парламента, установление лнастоящего социализма╗ и объявление марксизма вне занкона. Организация обладала собственными штурмовыми отрядами, известными под названием лХирт╗.

Квислинг попытался разжечь в рядах своих сторонников антисемитские настроения, что было не очень просто, понскольку в Норвегии проживало очень мало евреев. В области международной политики Квислинг выступал за блок евнропейских государств под эгидой нацистской Германии, где было бы отведено почетное место норвежцам, как представителям нордической расы.

Кроме лНационального единения╗ существовала еще малочисленная лНационал-социалистическая партия трудящихся Норвегии╗.

На парламентских выборах лНациональному единению╗ ни разу не удалось достичь сколько-нибудь внушительных результатов, что объяснялось созданием широкого фронта оппозиции, возникшего в результате спланированной акции, в которой приняли участие все, от коммунистов до правых.

Тем не менее, в 1939 г. Партия Квислинга насчитывала 15 тыс. зарегистрированных членов, а число ее приверженцев достигало 200 тыс., что составляло те 10%, которые выстунпали за сотрудничество с Германией.

После начала Второй мировой войны, когда Норвегия еще оставалась нейтральной (до ввода немецких войск) Квислинг заявлял, что необходимо оказать сопротивление попыткам союзников оккупировать страну, причем единнственный выход он видел в оккупации Норвегии вермахтом.

В условиях вакуума власти и беспорядка (после того, как правительство и король бежали из страны) Квислинг 9 апнреля 1940 г. захватил власть. Немецкие оккупационные органны сначала смирились с этим, как со свершившимся факнтом, но, увидев, что узкая социальная база лНационального единения╗ компрометирует их цели и может быть помехой для оккупации, уже 14 апреля попросили Квислинга уйти.

На следующий день был образован Административный совет, выполнявший функции правительства. В совет вошнли: председатель верховного суда П.Берг, директор норвежнского банка Торкилдсен, полицмейстер Осло К.Велхавен, председатель городской коммуны Осло Нильсен, бургомистр Осло П.Хартман. Во главе департаментов Административнного совета были поставлены: Г.Яан (департамент финансов и труда), Бахе-Вииг (департамент торговли и снабжения), Д.Сейп (департамент по делам церкви и просвещения), О.Харбек (департамент юстиции), Морк (департамент по делам земледелия), А.Диесен (департамент по социальным вопросам). Во главе Административного департамента был поставлен фюлькесман (губернатор) Осло И.Кристенсен. Первое же обращение Административного совета к норвежнскому народу, зачитанное Крисенсеном по радио, раскрывало стремление Совета активно сотрудничать с немцами и спонсобствовать прекращению сопротивления.

В числе мер, предпринятых в период правления Административного совета, можно назвать ведение особого социального обеспечения рабочих и служащих, занятых на строительстве немецких военных объектов. Были и мероприятия по экономической помощи Германии и укреплению позиций немцев в Норвегии. Даже Квислинг заявил Кристенсену, что лсейчас вы возглавили правительство Норвегии на немецких условиях... Вы превратились в послушного слугу
вермахта. Вас принудят грабить свой народ, и когда это будет сделано, то ваши новые хозяева выбросят вас. Именно этого вы и заслуживаете╗.аааааааааааааааааааааа

Одной из самых основных задач Административного совета являлось любыми методами препятствовать и бороться против актов саботажа. В принципе, с этой задачей коллабонрационисты успешно справились. В период существования Административного совета норвежцы проявляли относительнное спокойствие, а в экономике страны не возникло хаоса. В этом была и заслуга немецких оккупационных властей, котонрые формально оставили в силе норвежские законы, конституцию, позволили легально действовать всем партиям и издаваться всем газетам (Коммунистическая партия была запренщена лишь 16 августа 1940 г.). Не была даже введена цензура. Разрешалось, как и в довоенное время, открыто проводить профсоюзные и партийные съезды, конференции и другие собрания. При этом гитлеровцы пытались выставить себя роли спасителей норвежского народа от лнеминуемой агрессии╗ со стороны Англии и Советского Союза. Пропагандистский апнпарат оккупантов совместно с квислинговцами развернул среди населения широкую кампанию о родстве немцев и норвежцев как представителей нордической расы. Солдатам и офицерам вермахта строго предписывалось быть с норвежцанми вежливыми и любезными.

25 сентября 1940 г. германский рейхскомиссар Йозеф Тернбовен выступил по радио с изложением новой политики немнцев в Норвегии. Он объявил о запрещении всех партий, за исключением лНашунал Самлинг╗, и призвал всех норвежнцев вступать в движение Квислинга (в докладных записках Тербовен называл лНациональное единение╗ лпрорастающим семенем национал-социализма в Норвегии╗). Король был объявлен лишенным престола, стортинг (парламент) распунщен. Административный совет заменялся 13 комиссарами, которые подчинялись непосредственно Тербовену. 9 комиснсаров были членами лНационального единения╗. Вскоре были распущены или реорганизованы городские и муниципальные управления, а их функции перешли к членам партии Квиснлинга. Последний, хотя и не получил официального поста, но был провозглашен лруководителем норвежского народа╗.

Лишь с этого момента был дан старт установлению лнонвого порядка╗ в Норвегии. Фашизацию общества нацисты и квислинговцы решили начать со школ и молодежных спортивных союзов. В ноябре 1940 г. школьным инспектонром был назначен Ерген Баке. В своем программном заявнлении он сказал: лУчителя школы должны с самого начала воздействовать на молодежь таким образом, чтобы она станла достойным членом национал-социалистического общества в Норвегии... Необходимо поставить под политический контроль школу╗. Губернатор провинции Румерике предъявил всем учителям ультиматум: или они немедленно вступят в лНациональное единение╗ или сразу же будут уволены с работы. В обязанности учителей вменялось пресекать и донносить о каждом враждебном отношении или попытке к санботажу против лнового порядка╗ со стороны учеников и колнлег по работе. 5 февраля 1941 г. было объявлено об обязантельном участии мальчиков и девочек в возрасте от 10 до 18 лет в фашистских лмолодежных дружинах╗ и об организанции Союза учителей Норвегии.

Попытки преподавателей саботировать все эти меропринятия властей носили иногда довольно драматические форнмы, однако к моменту начала войны Германии с СССР факнтически сошли на нет. Аналогичная ситуация складывалась и в области спорта. Должность комиссара по вопросам спорта и труда занял квислинговец Аксель Странг. 22 ноября 1940 г. Странг объявил о роспуске всех прежних спортивных организаций (насчитывавших к этому времени 350 тыс. человек) и образовании Норвежского спортивного союза. Вместо выборных руководителей спортивных ассоциаций назначанлись лфюреры╗ того или иного вида спорта, которые должнны были нести полную ответственность за лояльность и понлитическую благонадежность своих подчиненных, а также вести нацистскую пропаганду среди спортсменов.

Определенных успехов оккупантам и квислинговцам удалось достичь в деле фашизации крестьянского движения. 12 октября 1940 г. к лНашунал Самлинг╗ присоединился влинятельный лСоюз норвежских крестьян╗, после чего было объявлено о создании единого лСоюза крестьян Норвегии╗, одной из целей которого стала фашизация сельских районнов страны.

Большое значение при осуществлении своих планов нанцисты уделяли культуре. 25 сентября 1940 г. департамент культуры возглавил квислинговец Гулбранд Лунде. Государственные библиотеки, радио, издательства сразу же были поставлены под полный контроль оккупационной админинстрации и сторонников лНашунал Самлинг╗. Радио и кино стали рупором пропаганды фашистской идеологии. На должности директоров национальных театров были назначены лояльные властям люди. Самым выдающимся достижением нацистов на поприще фашизации культурной жизни стало привлечение к активному сотрудничеству нобелевского лануреата Кнута Гамсуна, вступившего в лНациональное единение╗ и не устававшего пропагандировать лновый порядок╗.

Начало войны Германии с Советским Союзом было с эннтузиазмом воспринято сторонниками Квислинга. Была объявнлена мобилизация в норвежский легион для боевых действий на Восточном фронте. В крупных норвежских городах были открыты вербовочные пункты и к концу июля 1941 г. первые триста норвежских добровольцев отправились в Германию. После прибытия в Киль, они были отправлены в учебный райнон Фаллинбостел. Здесь первого августа 1941 г. был официально создан добровольческий легион лНорвегия╗. 3 октября г. в присутствии Квислинга первый батальон легиона принял присягу. В знак преемственности этот батальон получил название лВикен╗ - то же что имел 1-й полк лХирта╗. 16 марта 1942 г. легион прибыл на Ленинградский участок фронта. В нескольких километрах от Ленинграда норвежцы были введены в состав 2-й пехотной бригады СС. В сентябре 1942 г. на фронт прибыла полицейская рота норвежского легиона, созданная из норвежских полицейских. Ее командиром был СС-штурмбаннфюрер и руководитель норвежской полиции Ионас Ли. Легион понес большие потери в оборонительных боях у Красного Села, Константиновки, Уретска и Красного Бора. В феврале 1943 г. 800 оставшихся легионенров были соединены с запасными ротами, а в конце марта легион был выведен с фронта и отправлен в Норвегию.

Шестого апреля 1943 г., в Осло состоялся парад легионенров. После недолгого отпуска легион вернулся в Германию в мае этого же года, норвежцы были собраны на полигоне Графенвер, где 20 мая 1943 г. легион был расформирован. Однако большая часть норвежцев откликнулась на призыв В. Квислинга и продолжила службу в рядах добровольческой дивизии войск СС лНордланд╗. Норвежцы служили и в друнгих частях германских вооруженных сил.

В феврале 1942 г. Квислинг вновь возглавил Совет мининстров (при этом, немцы не отозвали своего рейхскомиссара). К этому времени репрессивно-карательный аппарат ренжима начал приобретать оформленные формы. Еще в сеннтябре 1941 г. Норвегию посетили руководители СС и полинции Германии (Гиммлер, Гейдрих, Вольф и др.). Они провенли совещание совместно с норвежскими коллегами, в частнности с главой квислинговской полиции И.Ли, и составили план борьбы с движением Сопротивления.

В марте 1942 г. норвежская полиция провела в стране маснсовые аресты учителей школ. Проводились неоднократные акции возмездия за саботаж и диверсии (в местечке Телавог в апреле 1942 г. за убийство двух гестаповцев была сожжено 300 домов; в сентябре того же года за диверсионную деятельность были расстреляны 50 человек в Серланде). В стране было открыто несколько концентрационных лагерей. Наинболее крупные находились в Сундланде, Гевлемуене, около Кристиансанда, в Ойстаде, около Осло (три лагеря).

Тяжелые испытания выпали на долю евреев (к моменту оккупации здесь проживало 1500 норвежских евреев и оконло 200 евреев из других стран). Немцы и квислинговцы пенриодически устраивали погромы и облавы, особенно после начала войны Германии с СССР. 23 июня 1941 г. в концлагенре Грини гитлеровцы уничтожили 60 евреев - выходцев из России. В октябре 1942 г. погромы распространились по всей стране. 734 еврея были арестованы и направлены в лагеря Германии и Генерал-губернаторства. Из них в живых к коннцу войны осталось лишь 12 человек.

16 августа 1943 г. Норвегия официально объявила войну СССР. Была объявлена трудовая мобилизация, развернута новая мощная кампания с призывом к норвежцам лвнести вклад в борьбу с большевизмом╗. В сентябре 1943 г. было опубнликовано обращение Гитлера к норвежскому народу. Фюрер заявлял, что он рассматривает Норвегию как своего союзника и требует, чтобы норвежский народ принял участие в войнне против СССР. Взамен этого Гитлер обещал предоставить стране лпочетное место в рамках нового порядка в Европе╗.

Поражение Германии означало конец карьеры Квислиннга. В самом конце войны он обосновался вместе с членами своего правительства в местечке Гимле около столицы и окружил себя наиболее преданными отрядами лХирта╗. 9 мая 1945 г. все они добровольно сдались новым властям. Немецкие войска в Норвегии и подавляющее большинство квислинговских отрядов сопротивления не оказали и разоружились. Затем последовали жестокие репрессии. Из трех миллионов жителей Норвегии не менее 90 тыс. (около 4% взрослого населения страны) были обвинены в коллаборационизме. Были созданы 15 концлагерей и восстановлена смертная казнь. 30 человек было расстреляно, 80 - приговорено к пожизненному заключению. Самым скандальным был случай с лауреатом Нобелевской премии по литературе Кнутом Гамсуном, который призывал добровольцев вступать в СС и произнес по радио хвалебную речь о Гитлере, узнав о его смерти. Несмотря на его возраст и престиж он был посажен в сумасшедший дом.

 

Венгрияаааааааааааааааааааааааааааааааааааааааааааааааааааааааааааааааа

 

Вплоть до 1944 года Венгрия, вопреки заявлениям левых исследователей, не была лфашистской╗ страной, а всего лишь антикоммунистической диктатурой регента Миклоша Хорти. Здесь был весьма распространен антисемитизм и шовинизм, обусловленные тем, что немцы и евреи, которые в условиях преимущественно аграрной Венгрии в ходе медленной индустриализации и модернизации этой страны превратились в некий суррогат буржуазии. Но хотя и немцы, и в особенности евреи в значительной мере ассимилировались, они с самого начала оказались в неполноправном положении. Уже первое послевоенное венгерское правительство полностью изгнало евреев из органов государственного управления и ввело для еврейских студентов процентную норнму, по которой доля евреев среди студентов не должна была превышать их долю в общем населении (6%). В дальнейшем антисемитское законодательство еще более ужесточилось. Этим способом венгерские правительства реагировали на требования еще очень слабой венгерской буржуазии, стренмившейся ограничить экономическое преобладание евреев: евреями были 80% адвокатов, 50% врачей и 37% промышнленников, между тем как в офицерском корпусе они составнляли лишь 1,6%, а среди промышленных рабочих - 0,4%. Антисемитизм, проявившийся в венгерском обществе еще до 1914 года, тем более усилился и ожесточился оттого, что многие лидеры венгерской советской республики были евнрейского происхождения.

Фашистских организаций в Венгрии было множество, но наиболее успешной стало в конечном итоге движение, конторое возглавлял Ференц Салаши. Профессиональный воненный, участник мировой войны, он был твердым противнником коммунизма и боролся с ним в первый период режима Хорти. Потом он отошел от политики, чтобы сосредотончиться на военных и научных исследованиях. Став офиценром Генерального штаба, он получил известность благодаря своим работам по социальным проблемам, при подготовке которых он узнал, в каком ужасном положении находятся венгерские рабочие и крестьяне. Он опубликовал ряд книг, имевших успех. В 1930 году он написал книгу лГенеральный штаб╗ и еще одну, лРационализация╗, посвященную пробленмам администрации. Затем в 1931 году последовали лПриннципиальные основы разоружения╗ и позже - лПсихологинческие основы мобилизации╗, книги на военную тему, имевшие отклик и в зарубежных генеральных штабах. В 1935 году он выпустил лПлан перестройки Венгерского государства╗. Высказанные в ней идеи вызвали много нареканий.

К тому времени Салаши понял, что его призвание - понлитика и он должен себя ей посвятить. Он ушел из армии, чтобы создать лПартию народной воли╗, конкретную пронграмму для которой он разработал в своей новой книге лЦели и пределы╗. Новая партия, несмотря на неудачу на выборах, быстро набирала силу. Она охватила не только беднейшие слои крестьянства, но и городской пролетариат. Салаши отнкрыто критиковал парламентскую систему и консерватизм режима и требовал эффективной аграрной реформы. Партия говорила о лхунгаризме╗, объединяя в этом понятии национнальные чаяния венгров и социальные чаяния народа. В апреле 1937 г. Салаши в первый раз попал в тюрьму, а его партия была распущена, но вскоре снова возникла как Национал-социалистическая партия и усилила свою пропаганду. Летом 1937 г. она уже насчитывала 20000 членов. Осенью все нацинонал-социалистические группы несколько недель действонвали совместно, провели массовые митинги, и правительство ясно увидело опасность, которую надо пресечь.

Более 50% активных участников движения Салаши были рабочими; 8% составляли крестьяне и 12% служащие. Велико было количество профессиональных военных - 17%. Их твердая вера в социальную справедливость не вызывала сомнений.

Успехи салашистов бросали в дрожь венгерские правящие круги, поэтому они начали систематические репрессии пронтив них, сочетая полицейские меры с присваиванием себе ряда фашистских требований, чтобы лзабежать вперед╗.аааааааааааааааааааааааа

До немецкой оккупации в марте 1944 года сторонники Салаши подвергались практически непрерывным преследованиям: их газеты и митинги запрещали, руководителей сажали в тюрьмы, а сотни рядовых членов - в концлагеря. Был арестован и приговорен к трем годам каторжных работ и сам Салаши, обвиненный в подрывной деятельности. Фигура заключенного фашистского лидера превратилась в миф и в мощное пропагандистское оружие.

После успехов на выборах 1938 года, когда мандаты полунчили два депутата от партии Салаши и к ним в парламенте еще добавились диссиденты из Партии национального единнства и Партии мелких собственников, правительство попынталось сделать так, чтобы на выборах 1939 года, первых после 1922 года, проводившихся при тайном голосовании, фашизм не смог укрепить свои позиции. Было распущено Хунгаристское движение, которое объединяло тогда сторонников Санлаши. Его глава, Калман Хубаи, быстро сориентировался и воссоздал движение как лПартию окрещенных стрел╗.

Давление правительства на тех, кто хотел голосовать за лСкрещенные стрелы╗, было чрезвычайно сильным. Жандарнмерия, всевластная организация в Венгрии Хорти, арестовала накануне выборов тысячи салашистов - лзеленорубашечников╗, чтобы помешать им голосовать. Крестьянам угрожали, что их прогонят с арендуемых ими земель, если они будут голонсовать за лСкрещенные стрелы╗. Несмотря на это, успех был большим. От лстрел╗ было выбрано 29 депутатов; к ним присонединились позже единственный депутат от партии лНародная воля╗, правого крыла, отколовшегося от лстрел╗, и два депутата от группы лЗащитники расы╗. Эту парламентскую группу из 32 депутатов дополняли представители лправых╗ национал-социалистических сил. лНациональный фронт╗ Палфи и Фештетича получил всего 9 мандатов, хотя в него входили многие организации: Христианский фронт, Национальная группировнка, Национал-социалистическое христианское движение, Национал-социалистическое народное движение, Национал-социалистическая расовая группировка, Организация защиты христиан нашей расы и Объединенная национал-социалистинческая партия, возглавляемая двумя графами, единственная во всем лфронте╗, имевшая хоть какое-то значение. Группа Мешко лНационал-социалистический христианский фронт╗ полунчила 3 мандата, а группа, образованная венгерским меньшиннством в Чехословакии на территории, присоединенной к Венгрии по Мюнхенскому соглашению, Национал-социалистинческий единый фронт Яроша - 5 мандатов. 32 депутата от лстрел╗ и 27 от лправых╗ национал-социалистов составляли сильную национал-социалистическую оппозицию. Несмотря на репрессии и на махинации на выборах успех лСкрещенных стрел╗ был очевидным. Левая оппозиция и партии центра смотнрелись на этом фронте бледно.

Партия Скрещенных стрел в своей первой избирательной кампании, которая велась в трудных условиях, достигла громнкого успеха. Ее поддерживали более 25% населения Венгрии. Что предлагала венграм эта партия? Впечатление производинла, прежде всего, личная честность ее вождя. Второе место занимала защита обездоленных классов, поскольку левые оканзались бессильными и заключили союз с самыми реакционнными элементами венгерского общества. Отличительной чернтой венгерских национал-социалистических движений было не только то, что они предлагали программу социальных ренформ вплоть до революции левой ориентации в порядке коннкуренции с сильными левыми партиями, но и то, что за отнсутствием чего-либо подобного на левом фланге, они преврантились фактически в главных защитников такой программы.

Однако речь шла не просто о радикальной программе. Салаши хотел создать военно-мистический Орден, а не классинческую политическую партию. Двумя ключевыми элементанми идеологии лСкрещенных стрел╗ были социализм и нацинонализм. Салаши писал на эти темы большие теоретические работы и дал движению оригинальную идеологию. Что касается социализма, то особенно примечателен следующий отнрывок: лВ то время как крестьянский социализм эгоцентринчен и наибольшее удовлетворение ему может дать социализанция земли, рабочий социализм охватывает все, интересы всенго народа, благо всей нации. Рабочий социализм это национнал-социализм... В борьбе хунгаристского движения во имя Родины и Нации рабочий занимает свое истинное место в обществе... главная сила национал-социалистического хунгаристского движения заключается в том, что оно считает равнными всех, кто работает ради нации руками или мозгами... Мы отвергаем узкий "классовый" социализм и распространняем его на все слои населения, на всю Нацию╗. Что же касанется национализма, то Салаши не ограничивался типично фашистским требованием создания лВеликой Венгрии╗, а выступал за солидарность национал-социалистических стран, которые должны образовать федерацию. В то время как реакнционные элементы вели кампанию за лвосстановление тернриториальной целостности╗ Венгрии с помощью военных авантюр, Салаши предлагал создать большую Карпато-Дунайнскую федерацию как единственный способ положить конец затянувшемуся спору о границах. В стране, где царила ненанвисть к румынским соседям, которых обвиняли в захвате Трансильвании, антишовинизм лСкрещенных стрел╗ доходил до такой степени, что газеты Салаши печатали благожелательнные статьи о Кодряну и румынской лЖелезной гвардии╗, к ярости фанатиков из числа венгерских правых.

Фундаментальное сходство с лЖелезной гвардией╗ выранжалось в религиозной деятельности партии. Салаши был верующим католиком, и католическая мистика оказывала на него большое влияние. С другой стороны, Салаши выступал за полное отделение церкви от государства, против клеринкальной монополии в области образования и против вмешательства церковных иерархов в политику. Убедительная позиция партии по этим вопросам позволяла ей рассчитынвать на поддержку католиков.

Партия лСкрещенных стрел╗ имела пирамидальную органнизационную структуру. Салаши сохранял за собой верховнное, так сказать лдуховное╗ руководство, тогда как Калман Хубаи занимался организационными и политическими вопнросами. Было несколько центральных отделов: Совет реконнструкции страны, орготдел партии, отдел приема, отдел принема рабочих, отдел пропаганды, отдел социальных проблем и идеологии. Разные социальные группы были представленны Большими советами: Большим рабочим советом и Больншим крестьянским советом. Через эти организации партия расширяла сферу своей деятельности. Например, с Советом реконструкции страны, кроме членов партии были связаны 2000 офицеров, инженеров и адвокатов, готовых сотруднинчать с партией, если она придет к власти. Поскольку государственным чиновникам и военным было запрещено вхондить в партию, существовали тайные организации, т.н. лкланны╗, в которых представители дипломатического корпуса, администрации и армии числились не под своими именанми, а под кодовыми номерами. По данным Деака, в этих тайнных ответвлениях в 1944 году, когда Салаши пришел к власнти, насчитывалось 50 000 членов.

Организованной милиции не было, так как правительнство запретило лчастные армии╗. Зато стали бурно развиватьнся национал-социалистические профсоюзы.

После шумного успеха лстрел╗ на выборах национал-сонциалистические силы образовали парламентскую фракцию лФронт скрещенных стрел╗, и Хубаи, вождь правого крыла, взял курс на слияние всех венгерских национал-социалиснтических элементов, чему противились левое крыло и профнсоюзы. Салаши не мог их поддержать, так как находился в тюрьме. Хотя партия достигла высшей точки своего влиянния, ее раздирали внутренние противоречия, которые гронзили вылиться наружу.

Правительство, с другой стороны, снова стало обретать стабильность, преодолев экономический кризис. Его ориеннтация на германскую внешнюю политику принесла ему больншие успехи. После расчленения Чехословакии Венгрия верннула себе большие территории. Благодаря немецкому арбитнражу румыны возвратили Венгрии большую часть Трансильвании. Когда позже немцы в результате лблицкрига╗ в 1940 году разбили западные демократии, почти все балканские страны присоединились к Тройственному пакту. Венгрия тоже, и в итоге югославской кампании аннексировала новые территории. Сторонниками этой прогерманской политики были не лсалашисты╗, которые видели в гегемонистских принтязаниях Германии противоречие венгерским интересам, а элементы правого крыла правительственной партии и прогерманские элементы в армии, а также группы лправых фаншистов╗. Союз с державами Оси не означал, однако, что Веннгрия стала фашистской страной. Несмотря на сохранение или усиление ряда лфашистских╗ черт внешнего порядка и более строгие антисемитские меры, Венгрия твердо пресекала разнвитие фашизма. Когда вскоре после выборов 1939 года был раскрыт заговор с целью свергнуть Хорти и освободить Саланши, 23 его участника были быстро осуждены.

1940 год стал решающим в истории венгерского фашизма. Правительство во главе с либералами Телеки и Каллаи, стренмясь любой ценой воспрепятствовать возвышению национал-социализма, создавало даже внешне фашистские, но чисто антинемецкие и антисалашистские организации, такие как лОрнден смельчаков╗ и лАссоциация туранских стрелков╗. Правинтельство непосредственно контролировало, вооружало и финнансировало эти организации. Однако все они никогда не были эффективными и держались только благодаря финансовой помощи правительства, которое надеялось, что эти подражательно лфашистские╗ группы отнимут силы у Салаши.

Осенью 1940 года родилось лХунгаристское национал-социалистическое движение Скрещенных стрел╗, имевшее 40 депутатов и четверть миллиона членов. Но левое крыло лстрел╗ оказалось недовольно лпоправением╗ организации и решило доказать свою верность революционной линии, организовав большую забастовку. Она была вызвана тем, что тысячи активистов лСкрещенных стрел╗ находились в тюрьмах, а сотни рабочих были уволены. Произошли кровавые столкновения. Удар, нанесенный забастовкой, был столь силен - бастовали и почтовые служащие, и профсоюзы трамвайщиков и железнодорожников, созданные лСкрещенными стрелами╗, и сельскохозяйственные рабочие, и рабончие частных предприятий, - что Телеки, убоявшись революции, был вынужден уступить.

Салаши вышел из тюрьмы и порвал с лправыми фашистами╗. Осенью 1941 года лХунгаристское национал-социалистическое движение Скрещенных стрел╗ перестало существовать. Народная масса и 19 депутатов остались с Салаши. Однако более половины членов партии ушли из активной политики.ааааааа

Когда военная удача отвернулась от Германии и ее союзников, немцы оккупировали Венгрию, чтобы предупредить ее возможный выход из Оси. Они заставили Хорти сформинровать кабинет, намеренный продолжать борьбу. Стаяи, бывнший посол в нацистской Германии, получил мандат на форнмирование правительства, в которое вошли представители правого крыла правительственной партии. Ни один портфель не достался партии Скрещенных стрел, к чему Салаши отннесся неодобрительно.

Хорти, когда трудности достигли предела, вознамерился перейти на сторону победителей. Советские войска были уже у границ Венгрии. Но измены удалось избежать. 15 октября 1944 г., когда кризис режима стал очевидным, у ллевых фаншистов╗ появилась, наконец, возможность прийти к власнти. Чтобы задержать приказы о капитуляции, данные Хорти венгерским войскам, немецкие эсэсовцы взяли штурмом резиденцию Регента, а столицу заняли две венгерские дивинзии СС, сформированные при правительстве Стаяи, в котонрых преобладали члены лСкрещенных стрел╗. Стратегичеснкие пункты в Будапеште и провинциях заняла поспешно сформированная милиция лНилаш╗ (лСкрещенные стрелы╗). Правительство вынуждено было публично отменить свои приказы о капитуляции, и армия, многие офицеры конторой были сторонниками Салаши, подчинилась. Левые группы попытались помочь реакционной диктатуре Хорти, но эти попытки были быстро подавлены. Салаши, придя к власти, распустил антифашистские партии, а идеологичеснки близким приказал слиться со своей. Он провозгласил себя лвождем нации╗ и сформировал правительство из членов лСкрещенных стрел╗ и представителей других национальных сил, включая венгерских военных и венгерских офицеров СС. Чтобы усилить армию для защиты страны от наступаюнщей Красной армии, которая уже вступила на венгерскую землю, он объявил о создании новых венгерских частей СС и мобилизовал активистов партии в партийную милицию. Салаши хотел осуществить до конца социальную програмнму партии, несмотря на неблагоприятные условия, что автонматически повлекло за собой начало аграрной реформы. Идеалы союза националистов были воплощены в жизнь в виде договора с хорватским фашистским правительством Анте Павелича и правительством в изгнании румынской Железной гвардии, окопавшимся в Вене. Целью этих договоров было навсегда положить конец территориальным спонрам в Дунайском регионе. До самого конца Хунгаристского государства продолжал собираться парламент.

Реальные возможности что-то сделать в Венгрии были малы, так как непрерывное наступление Красной армии все больше ограничивало территорию, на которую простиралась власть правительства Салаши, и в итоге ему пришлось уехать в Германию. В Будапеште немецко-венгерский гарнизон, усиленный милицией лнилашистов╗, оказывал упорное сонпротивление, хотя город был окружен. Это была одна из санмых жестоких битв Второй мировой войны.

За поражением последовали жесточайшие репрессии. Для салашистов они не были чем-то новым, поскольку их долнгие годы притеснял режим Хорти, только на этот раз суронвые приговоры быстро приводились в исполнение. Нескольнко месяцев длились жестокие репрессии и в апреле 1946 года все фашистские вожди, в том числе Салаши, были повешенны на берегу Дуная.

Из-за своего революционного характера венгерский фаншизм был жертвой постоянных полицейских преследований, организованных правительством, реакционным и в социальнном, и в политическом плане. Правительство преследовало движение Салаши гораздо более жестоко, чем это делали в аналогичных обстоятельствах либеральные правительства в других странах Европы.

 

Словакия

Среди словаков фашизм приобрел значительное влияние еще в период, когда Чехословакия была единым государством. В отличие от чехов, народа промышленного и лсвободомыслящего╗, словаки были народом крестьянским и религиозным, находившимся под влиянием священников.
Чтобы освободить словаков от чехов, бывших, к тому же, в части своей протестантами, католические священники сонздали Словацкую народную партию, которая стала рупором националистических требований.

Словацкий национализм не сводился целиком к клерикализму, и вскоре в нем проявилось влияние фашизма. Один из вождей национализма, Тука, установил в 1923 году коннтакты с немецкими национал-социалистами. Профессор Тука был генеральным секретарем Словацкой народной партии и главным редактором в газете лСловак╗. Во время своего пребывания в Вене, которое продлилось до 1926 года, он издавал газету лСловацкая переписка╗, в которой писал: лИталия указала нам путь. Ее пример зовет нас к действию. Мы, словаки, тоже будем твердыми... Словацкие фашисты горят энтузиазмом, их вдохновляет непримиримость, решинтельность и смелость фашизма╗. У него нашлись толковые сотрудники, продолжатели его политической линии: Сано Мах, Фердинанд Дурчанский и Кароль Мургаш, которые продолжали представлять фашистскую тенденцию после того, как Тука в 1929 году был посажен в тюрьму чешским правительством по обвинению в лгосударственной измене╗. За два года до этого была запрещена и распущена милиция лРодобрана╗, которая носила черные рубашки и дала клятву верности своему вождю, профессору Туке.

В 1938 году Судеты вошли в состав Рейха, а конституция была пересмотрена в федеративном направлении, с признаннием автономии Чехии-Моравии, Словакии и Рутении (укнраинская область). Вскоре словацкие националисты нанеснли по чехословацкому государству еще один удар. Словакия провозгласила свою автономию 6 октября, и Тука был выпунщен на свободу. Под напором экстремистов он взял курс на полную независимость. Он надеялся на поддержку немцев; его прежнее восхищение итальянским фашизмом сменилось таким же чувством по отношению к режиму Гитлера. Тука и его заместитель Мах поехали в Рейх за поддержкой, однонвременно усиливая национал-социалистическую агитацию в Словакии через недавно созданную лГвардию Глинки╗ (Глинка уже умер и его сменил Тисо). Реакцией правительнства в Праге было насилие: автономные правительства Слонвакии и Рутении были распущены, а эти области была ввендена армия, а Гвардия Глинки взялась за оружие и призвала к сопротивлению. К Рейху были обращены отчаянные мольнбы о помощи. Тисо съездил в Берлин и 15 марта 1939 г. пронвозгласил независимость. Чешские руководители Гаха и Хвалковский тоже поехали в Берлин, но правительство Рейнха не было расположено позволить использовать силу пронтив словаков, которым они покровительствовали. Не было другой возможности вернуть стране политическую стабильнность, кроме превращения Чехии и Моравии в протекторат Рейха. Чехословацкое государство перестало существовать. Новой страной, Словакией, стал руководить монсиньор Тисо. Но важные посты заняли словацкие фашисты. Тука стал вице-премьером, а Мах - министром пропаганды. лГвардия Глинки╗ попала под контроль фашистов, и эта офинциальная полувоенная организация воспитывала словацкую молодежь в духе идей Туки. лРодобрана╗ была преобразованна в элитный корпус в составе этой Гвардии. С 1940 года понзиции фашистов усилились. Тука стал премьер-министром, а Мах - министром внутренних дел и командующим Гварндией. Однако Тисо оставался главой государства. Словакия Тисо до конца оставалась верной Рейху, как и Хорватия, конторая тоже получила независимость, тогда как европейские союзники Оси меняли или намеревались поменять фронт. Но социальные реформы, антисемитские меры и участие в войне на стороне Германии было делом Туки, а не Тисо. Если Тисо не был отстранен от власти, то благодаря тому, что он, как и Глинка, пользовался поддержкой церкви и имел высонкий престиж в массах, которые, когда его казнили в 1947 году, возмутились, и произошли серьезные беспорядки.

 

Хорватия

 

Особенностью хорватского национализма в XX веке было то, что он не имел длительных традиций и практичеснки не носил панславистской направленности. Причиной тому является во-первых то, что хорваты, в отличие от сернбов, не испытали на себе турецкой экспансии. Во-вторых, они исповедуют католицизм, а, следовательно, более четко оринентированы на европейскую цивилизацию. Хорваты были весьма лояльными гражданами Австро-Венгрии (в отличие, например, от чехов). Видимо поэтому, вопрос о создании собнственного государства они не поднимали вплоть до пораженния Центральных держав в Первой мировой войне.

Королевство Сербов, Хорватов и Словенцев, создание которого было провозглашено 1 декабря 1918 года, восприннималось хорватами как навязанная иностранными держанвами диктатура, созданная исключительно ради блага сернбов (союзников по лАнтанте╗). В этом была своя доля истины. Сербы действительно подавляли родственные им наронды, диктуя свои условия и не считаясь с национальными чаняниями бывших подданных австрийской короны. Аббревинатуру королевства - СХС - хорваты расшифровывали слендующим образом: лСербы хотят всего╗ (лSrbe Носе Sve╗).

У истоков хорватского национализма стоял преуспевающий юрист доктор Йосип Франк. Еще в годы войны он создал пернвую хорватскую национальную партию - Партию государственного права хорватов. Из рядов этой организации и вышнли многие будущие лусташи╗, в том числе и лидер Независинмого Государства Хорватия поглавник (вождь) Анте Павелич (1889-1959). Последний некоторое время работал у Франка секретарем. Идеи хорватских националистов были в общем схожими с идеями всех других аналогичных югославянских движений. Они тщательно работали над созданием собственнного литературного языка, увлекались этнографией, фольклонром, проводили исторические изыскания. На оформление хорнватского национализма значительно повлиял итальянский опыт. Чрезвычайно большой резонанс получил лмарш на Рим╗ (27-30 октября 1922 года), когда бывшие фронтовики, органинзованные Бенито Муссолини в чернорубашечные сквадры, по сути, сумели проделать ллегальный переворот╗. Этот лсценанрий╗ произвел такое большое впечатление на сторонников Франка, что они также решили идти по этому пути: сначала создать военизированные отряды, а затем устроить массовое выступление и предъявить ненавистному королю ультиматум. Наиболее радикальной группой стала лМолодая Хорватия╗ (здесь видную роль также играл А.Павелич), провозгласившая бескомпромиссную борьбу за независимость Хорватии с принсоединением к ней Боснии и Далмации.

Не надо и говорить, что подобная активность враждебнных католиков была воспринята королевским правительнством в штыки. Последовавшая волна репрессий, обысков и арестов заставила многих сторонников хорватского национнализма либо уйти в подполье, либо эмигрировать (всего с 1918 по 1941 гг. из страны выехало свыше 130 тысяч хорвантов). Часть хорватских политиков продолжили борьбу легальнными способами.

Рождение лУсташи╗ напрямую связано с событиями 1928 года, когда один из сторонников лВеликой Сербии╗ разряндил свой револьвер в депутата и лидера Хорватской крестьнянской партии Степана Радича и еще в трех его соратников. Вслед за этим в Загребе и других хорватских городах начанлись массовые демонстрации протеста, которые были кронваво подавлены властями. Анте Павелич заявил тогда, что король лразвязал нам руки╗, и провозгласил начало воорунженной борьбы против лсербской тирании╗. Вместе с ненсколькими десятками своих соратников он отправился в изнгнание, где и сформировал военизированную группу лХорнватский домобран╗, переименованную 7 января 1929 года в лПовстанческую хорватскую революционную организацию╗, сокращенно названную лУсташа╗ (Ustas'ha).

Надо отметить, что подавляющее большинство радикальнно настроенных хорватов нашли прибежище в Италии. Фаншистское правительство, уже давно предъявлявшее терринториальные претензии Сербскому королевству, решило подндержать Павелича и помогло тому организовать учебные лангеря для будущих повстанцев на севере Италии. Павелич пытался заручиться контактами и с другими политическинми силами. В конце 1920-х годов он курсировал между Венной (где наладил сотрудничество с местными фашистами) и Софией (где обрел союзников из Внутренней македонской революционной организации). Несколько лагерей лусташей╗ было организовано и на территории Венгрии. Власти коронлевства обвинили Павелича в государственной измене и заночно приговорили к смертной казни.

лУсташа╗ строилась по иерархическому принципу. Поглавнику (А.Павеличу) подчинялось Верховное Командование, которое, в свою очередь, руководило лУсташеским станом╗. Рядовой и командный состав лусташей╗ входил в войска лУснташи╗ и был распределен по подразделениям, построенным по образцу штурмовых отрядов. Форма лусташей╗ напоминнала обмундирование итальянской фашистской милиции с национальными и партийными эмблемами: красно-белой лшашечницей╗ и литерой лU╗. В самом королевстве лусташи╗ были рассредоточены по многочисленным строго законнспирированным ячейкам, опиравшимся в основном на стунденчество и католическое духовенство. При вступлении в ряды организации новые соратники возлагали руку на Бибнлию, кинжал и пистолет и клялись в верности усташеской идее до смерти.

Первая попытка вооруженного мятежа была предпринянта Павеличем в августе 1932 года. Несколько хорошо экипинрованных и вооруженных отрядов лусташей╗ пересекли границу королевства и попытались призвать к национальному восстанию жителей ряда небольших хорватских городков и деревень. Однако крестьяне, занятые сбором урожая, оказанлись пассивны и не поддержали революционеров. Власти направили в район сосредоточения повстанцев крупные силы армии и полиции, которые оцепили местность и устроили облаву. Несмотря на ряд успешных боевых эпизодов, акция закончилась не в пользу лусташей╗: часть из них была пленена под городом Госпич, некоторым удалось отступить на территорию Италии.

Следующим шагом стало начало диверсионных действий силами подпольных ячеек. Дерзкие покушения на предстанвителей королевской администрации, взрывы железнодорожнных путей и линий электропередач совмещались с пропагандистскими кампаниями. Но наиболее известным эпизодом террористической деятельности лУсташи╗ стало убийство югославского короля Александра Карагеоргиевича в Марселе 9 октября 1934 года (план покушения разработал лично Павелич). Поскольку это событие приобрело широкий резонанс во всем мире, Италия была вынуждена арестовать лпоглавника╗, а лагеря лусташей╗ распустить. Покровительство фашистов полностью окончилось, когда в марте 1937 года Италия подписала с Королевством Сербов, Хорватов и Слонвенцев договор о ненападении. Радикальные хорватские нанционалисты были высланы по приказу Муссолини.

В надежде обрести могущественного союзника Павелич попытался договориться с руководством Германии. Поглавник направил видному идеологу геополитики Карлу Хаусхоферу меморандум, чтобы тот передал документ своему ученнику и второму человеку в нацистской партии Рудольфу Гессу. Павелич настойчиво подчеркивал лтрадиционную дружбу╗ между Хорватией и Германией, отмечал, что лхорваты были первыми, маршировавшими вместе с немцами против несправедливых мирных договоров╗, утверждал что лхорванты вообще не славянского, а готского происхождения╗.

Однако в тот момент предпосылки для подобного союза отсутствовали. Гитлера вполне устраивало нейтрально нанстроенное новое руководство Югославии в лице принца-ренгента Павла (25 марта 1941 года королевство и вовсе присоендинилось к Антикоминтерновскому пакту, став союзником стран Оси). лУсташи╗ практически потеряли и поддержку собственного народа: 26 августа 1939 года правительство конролевства подписало указ о предоставлении Хорватии шинрокой автономии.

Несколько лет лусташи╗ прозябали в бездействии, фактинчески потеряв надежду на коренное изменение ситуации (в партийной пропаганде эти годы были позднее названы лвренменем великого молчания╗). Луч надежды блеснул в 1940 году, когда Муссолини решил вновь воспользоваться услугами лусташей╗. В свои грандиозные планы по возрождению Римской Империи дуче включил оккупацию Греции и расчленение Югонславии. Интересно, что Германия вовсе не стремилась поддернжать фашистов в этой авантюре. Но тут приключилось событие, заставившее фюрера пересмотреть свое отношение к люгонславской проблеме╗. 27 марта 1941 года в Белграде произошел государственный переворот во главе с генералом Д.Симовичем, поддержанный Советским Союзом. Чтобы не допустить вовнлечение крупнейшей балканской страны в орбиту Москвы, немцы были вынуждены начать оккупацию Югославии. На радость Муссолини и, разумеется, Павелича.

Уже 28 марта дуче известил Гитлера, что поддерживает идею о разделе Югославии и о создании независимой Хорнватии. После этого итальянский диктатор пригласил Павенлича для лконсультаций╗. Спустя несколько дней проживанющие в Италии лусташи╗ были вооружены, чтобы в случае необходимости их можно было направить в Югославию. По распоряжению Муссолини лусташам╗ была предоставлена флорентийская радиостанция, которая с вечера 28 марта нанчала вещание от имени главного штаба лУсташи╗. 10 апреля Павелич устроил смотр лусташей╗ в Пистойе.

Одновременно с этим, в Загребе с усташеским подпольнем связались представители германского консульства: резиндент службы безопасности (СД) Р.Коб, военный атташе Г.Пребст, полицейский атташе Р.Блум, а также особоуполнномоченный германского МИДа штандартенфюрер СС д-р Э.Веезенмайер. Они заверили руководителя лУсташи╗ в Хорнватии полковника Славко Кватерника в своей полной подндержке и лвыдали карт-бланш╗ на провозглашение незавинсимости. Согласно полученным инструкциям, Кватерник должен был лпригласить╗ германский вермахт для лзащиты хорватского населения╗.

6 апреля 1941 года войска 12-й армии генерал-фельдмарншала В.Листа вступили в южные районы Югославии с тернритории Болгарии. 10 апреля с севера в страну вторглись итанльянские и венгерские войска. 17 апреля представители югонславского командования в Белграде подписали акт о безогонворочной капитуляции.

В самый разгар боевых действий, 10 апреля, С.Кватерник зачитал по радио текст декларации о провозглашении Независимого Государства Хорватия. На следующий день он направил Гитлеру телеграмму с благодарностью лза защиту╗ и завенрениями, что Хорватия будет на стороне Германии. Действительно, лусташи╗ оказали наступающим германским частям всестороннюю поддержку, парализовав попытки югославского командования организовать сопротивление на территории Хорватии. Загребская газета лХрватски лист╗ писала: лПровидение Господне в согласии с решительными действиями наших союзников способствовали тому, что сегодня, накануне светлого Воскресения Христова, воскресло и наше Независимое Государство Хорватия... Все, что верно и справедливо в христианстве, стоит на стороне немцев╗. А в передовице газеты лНеделя╗ отмечалось: лГосподь, который вершит судьбы нарондов и держит в своих руках сердца королей, подарил нам Анте Павелича и призвал Адольфа Гитлера, вождя дружественного и союзного нам народа, дабы использовать свою победоносную армию для разгрома наших угнетателей и помощи нам в созданнии Независимого Государства Хорватия. Да приумножится слава Господня, вечная благодарность Адольфу Гитлеру и беснпредельная верность нашему поглавнику Анте Павеличу!╗

15 апреля в страну из Флоренции прибыл Анте Павелич, который был объявлен поглавником нового государства и, одновременно, председателем совета министров и мининстром иностранных дел. Формально Хорватия становилась королевством, однако монарх - итальянский граф Сполето (гордо поименованный королем Томиславом II) так ни разу и не появился на территории лсвоего╗ государства.

В 1941 году здесь проживало более 6 миллионов жителей: 3,2 миллиона хорватов, 1,8 миллиона сербов, 700 тысяч мусульман-боснийцев (названных лкара-хорватами╗), 100 тынсяч немцев и 300 тысяч чехов, словаков, евреев и цыган. Специфической особенностью нового государства стало то, что католики и мусульмане объявлялись этнически родственнными и получали равные права. лДоглавник╗ (лзаместитель вождя╗) Хорватии Миле Будак подчеркивал: лМы, хорваты, должны быть счастливы, что у нас есть наша вера, и в то же время нам необходимо помнить, что наши братья-мусульмане - те же самые чистокровные хорваты, как уже заявил наш почитаемый вождь Анте Павелич╗. В отношении же других групп населения исповедовалась такая политика: лДля цыган и евреев у нас найдется три миллиона пуль╗.

Ожидания Гитлера вполне оправдались. лУсташи╗ начанли ориентироваться уже не на Италию, а на нацистов. Об этом свидетельствует то, что практически все законы Хорнватии были почти скопированы с соответствующих актов Германии. Законы о гражданстве, о расовой принадлежноснти и о защите арийской крови, принятые 30 апреля 1941 года, объявляли всех лнеарийцев╗ вне закона и запрещали межэтннические браки. Закон о защите национальной арийской культуры хорватской нации (4 июня 1941 года) запрещал лнеарийцам какое-либо участие в работе общественных, молондежных, спортивных и культурных организаций и учреждений хорватской нации, а также в литературной и журналистнской деятельности, в сфере живописи, музыки, архитектунры, театра и кино╗. 15 июня Хорватия присоединилась к антикоминтерновскому пакту, а 14 декабря - объявила войну Великобритании и США.

Тем не менее, Хорватию нельзя назвать лпослушной манрионеткой╗ Германии. В отличие от фашистской Италии, усташеский режим был гораздо более независимым, амбицинозным и жестким. Идеология хорватского национализма, в отличие от его лстарших братьев╗ - фашизма и национал-социализма - была довольно туманной. У лусташей╗ отсутнствовал антикапиталистический элемент, а антикоммуниснтический компонент программы был выражен слабо. Это вполне объяснимо, ведь возникновение, социальный состав и функционирование лУсташи╗ определялись исключительнно борьбой национальностей. Попытки скопировать корпоративную систему у итальянцев в условиях войны оказались довольно неудачными.

Напротив, значительных успехов соратникам Павелича удалось добиться на поприще создания вооруженных сил.

Хорваты воевали не только у себя на родине (главным обранзом против коммунистических партизан Тито), но и на Воснточном Фронте в составе собственных легионов германских и итальянских войск, в частности под Сталинградом. Немнцы считали хорватов наиболее стойкими своими союзниканми. Известна и попытка создания из хорватских мусульман-боснийцев двух дивизий Войск СС (лКама╗ и лХандшар╗). Однако этот опыт оказался менее продуктивным.

Конец Независимого Государства Хорватия и, следовантельно, усташеского режима был предопределен пораженинем держав Оси. К началу мая 1945 года остатки армейских и усташеских частей сосредоточились в районе Загреба. 5 мая Павелич отдал приказ начать эвакуацию в зону ответственнности англо-американских войск. Более 200 тысяч хорватов (в основном лусташи╗ и члены их семей) совершили марш через Словению в Австрию. 7 мая поглавник подписал акт о безоговорочной капитуляции перед представителями бринтанского командования. Вскоре подавляющее большинство сдавшихся в плен хорватов было выдано на расправу лтитовцам╗. За несколько дней самым жестоким образом было убито более 100 тысяч хорватов. Самому Павеличу и больншинству членов его правительства повезло: за них заступилнся Папский престол, и они избежали печальной участи мнонгих своих соратников.

Значительное число лусташей╗ осталось в Хорватии, чтонбы продолжать борьбу. Однако к зиме 1945-1946 гг. все партинзанские отряды были уничтожены. Подпольная деятельность и террористические акты продолжались вплоть до начала 1960-х годов. Так же как и в предвоенные годы, лУсташа╗ смогла выжить в изгнании. Вплоть до восстановления незанвисимости Хорватии, в эмиграции продолжал действовать усташеский стан и партийные ячейки. Организация продолнжает легально существовать на своей родине и сегодня.